Чистая кровь химеры

Маленький, двухэтажный, каменный домик с накрененной крышей расположился на окраине небольшого городка и совмещал в себе небольшую булочную, а так же жилище, в виде маленькой комнатки на втором этаже. Днем и утром дом скрывали тени от грушевого сада, разросшегося у соседей, и только вечером хозяева могли понежиться в слабых, но все же теплых лучах уходящего за горизонт солнца. - Нана, а почему все шепчутся обо мне? - тихо спросил мальчик лет семи, болтая ногами в воздухе и играя с солнечным лучиком маленькой серебряной ложечкой - пожалуй, единственной дорогой вещью в их домике. Высокий деревянный, сколоченный грубой мужской рукой и неровно выкрашенный темно-зеленым стул, на котором сидел малыш, от слишком интенсивных движений со скрипом проезжался по выложенному крупным, разноцветным булыжником полу. Шатен посмотрел вниз, на маленький цветочек с крупными, но аккуратными лепестками, росший прямо из внешней стороны бледной от природы и недостатка солнечного света, маленькой ладошки. Улыбнувшись чему-то, что известно только ему одному, мальчик отложил в сторону столовый прибор и схватил цветок за самый корешок стебля и слегка морщась от не самых приятных ощущений сорвал растение с кожи. На месте, где необычное растение прирастало к бледному телу ребенка, остался круглый след с каплей голубой крови. - Тсунаеши, дорогой, я же просила тебя не делать этого, - запричитала женщина, отходя от стола и поправляя короткие, уложенные под косынкой волосы. Взяв со стола тряпичное полотенце, она аккуратно прикрыла маленькую ладошку. - Милый, помнишь о чем мы с тобой говорили? Люди этого совсем не поймут. Ты же у меня и так не такой как все. А это и вовсе ужаснет горожан. - Но они же такие красивые, - улыбаясь сказал Тсуна, аккуратно вплетая алый с синим стеблем цветок свободной рукой в волосы женщины. - Как они могут быть плохими? Они всегда такие добрые... - Да, конечно, - согласилась женщина, пусть и не до конца понимая о чем говорит малыш. - Они и правда очень и очень красивые, - решила поддержать мальчика хозяйка дома. - Но не стоит показывать их всем. Показывай свои цветы только тем, кто тебе дорог. Только избранным. Хорошо, милый? - Угу, - Тсунаеши кивнул и улыбнулся, обнажив неровные частично молочные зубы. - Тогда я буду выращивать их только для тебя, дорогая Нана. - Спасибо, Тсу, - нежно улыбнулась родительница, поглаживая почти мурчащего ребенка по спине промеж аккуратных, еще совсем маленьких и не развитых для полета, серо-белых соколиных крыльев, останавливаясь у недлинного белого хвоста, отливающего бежевым. На глаза женщины навернулись слезы. - Мой милый Тсу. - Нана, не плачь, - пропищал Тсунаеши, доверчиво расправляя крылышки и слегка приобнимая ими худенькую шатенку. - Почему ты плачешь? Я тебя чем-то обидел? - Нет-нет, малыш. Что ты? - шмыгнув носом, покачала головой шатенка. - Ты меня совсем не обидел... Просто... Просто я расстроена тем, что мы снова не сможем отпраздновать день солнцестояния. Вот и все. - Ничего, мы же сможем его отметить и в следующем году. Да? Поэтому не грусти. Пожалуйста, - Тсунаеши сильнее прильнул к родительнице, положив голову на ее грудь. Нана вздрогнула, но все-таки тоже обняла ребенка в ответ, скрещивая тонкие руки на тонкой шейке. Ее было так просто переломить... Раз, и все ужасы бы закончилось. Больше не нужно было бы скрывать и удерживаться от выхода на улицы города и не бояться косых взглядов и насмешливых шепотков за спиной. "Стойте! Нет. Как можно об этом думать..." - Да, конечно, - шепнула она, наблюдая как на бледной голени мальчика распускается еще один белоснежный цветок. - Обязательно. В их городок совсем скоро должен был прибыть цирк. Довольно большой и популярный в последние пару лет цирк уродов. Возможно, это станет выходом из их столь непростого положения?