Новый свет

- Эй, волчонок... - Не зови меня так. - Что, только Савамуре позволено? Я сейчас ревновать начну. - Это другое, просто... Зови меня как обычно, когда мы... - Кошу, - шепчет Миюки, едва касаясь губами гладкой щеки. - Кошу. Окумура закрывает глаза и оглаживает голые плечи Миюки. Мышцы напряжённые и твёрдые под мягкой кожей - Миюки нависает сверху, упираясь руками в постель, наклоняется так низко, что Окумура чувствует исходящее от его тела тепло, чувствует дыхание на своём лице, но не прикосновения. И хочется то ли приподняться ему навстречу, то ли позволить и дальше дразнить себя. Это произойдёт сегодня, так Окумура решил. Сегодня он переступит через свои давние страхи, уберёт последнюю преграду и позволит Миюки абсолютно всё. Не важно, излечит ли его Миюки, или лишь разбередит старые раны, но жить дальше в неведении просто невозможно. Невозможно мучиться самому и мучить Миюки этой неопределённостью. Окумура просто хочет верить, что тот свет, который подарил ему Миюки, согреет, а не обожжёт только восстановившиеся крылья. Всё или ничего. Сейчас. - Хочу тебя, - едва слышно выдыхает Окумура, когда Миюки невесомо касается его губ своими. - Я знаю. - Нет, не так, - возражает Окумура, с ужасом чувствуя, как вся накопленная уверенность утекает словно вода сквозь пальцы. - Д-до конца. Миюки не замирает, не останавливается, чтобы заглянуть Окумуре в лицо, ничего не спрашивает, продолжая двигаться сверху будто колышущаяся водная гладь, и Окумура бесконечно благодарен ему за это. Потому что спроси у него Миюки хоть словом, хоть взглядом, уверен ли он, Окумура тут же рванул бы обратно под свои стены, убегая на очередной виток проклятого лабиринта воспоминаний и страха. А ещё Окумура благодарен за то, что Миюки никогда не делает резких движений, не хватает внезапно за руку или за плечо, не обнимает со спины, если Окумура этого не ожидает, и никогда не целует прямо в губы. Сначала он проводит губами по подбородку, трётся щекой о его щёку - от едва заметной щетины по коже бегут мурашки. Когда кончики их носов соприкасаются, Миюки мотает головой, а Окумура морщится и фыркает. Порой Миюки делает такие вот глупые вещи, и если раньше Окумуру они смущали, то теперь он понимает: чтобы так дурачиться при ком-то постороннем, нужно доверять. У него это пока не получается, но он постарается. Миюки всё ещё не спешит - прихватывает его губы своими, лижет кончиком языка, тут же отстраняясь, доводит Окумуру, и в конце концов тот сам хватает его за шею, тянет вниз, целует по-настоящему... И его накрывает - накрывает тяжестью и жаром твёрдого тела, запахом пота и любимого одеколона, ощущением чужой силы и собственной беспомощности - и это совсем не страшно. Окумура знает, стоит ему хоть слово сказать, попытаться оттолкнуть, да даже просто поморщиться, если Миюки вдруг случайно сделает ему больно - тот сразу отступит, постепенно ослабит напор, но не уйдёт. Останется рядом, не оставит в одиночестве мучиться совестью за очередной отказ после согласия. Только сегодня Окумура ни за что не сбежит. Сегодня он... Чёрт возьми, он слишком много думает, отвлекаясь от приятного ощущения скользящего у него во рту языка. Хочется большего, но Окумуре даже думать об этом стыдно, не то что вслух попросить. Как можно просить потрогать вот здесь, вот так, руками, пальцами, пожалуйста, семпай... Так хочется, что голова кругом идёт, и Окумура отчаянно хватает Миюки за ладонь, тянет её вниз, кладёт себе на живот и прижимает крепко, приподнимаясь над кроватью. У Миюки дыхание сбивается, он мягко прикусывает и отпускает нижнюю губу Окумуры, и ныряет вниз, тут же задирая мягкую ткань футболки и вжимаясь лицом в напрягшийся живот. То ли целует, то ли облизывает - Окумура не может разобрать, он запрокидывает голову, зажмуривает глаза и тонет в ощущениях влажных мягкий прикосновений, от которых по телу бежит дрожь, а внутри всё сжимается и трепещет. Хорошо-то как, господи... - Хочешь сверху? Вопрос застаёт врасплох, Окумура даже не думал об этом. Потому говорит: - Нет. Не в этот раз, - и Миюки кивает. Он раздевает Окумуру медленно, так медленно, что тот чувствует каждый сантиметр скользящей по коже ткани, и её кажется слишком много. Но спешить нельзя, особенно когда так легко оступиться и сорваться в пропасть из этого шаткого ощущения комфортной открытости. Окумура очень хочет доверять Миюки, он ведь правда, правда заслужил это доверие. Окумура готов раскрыться ему. Его взгляду, скользящему по обнажённому телу, его жадным мокрым губам и горячим грубым ладоням, ласкающим чувствительную кожу. Раскрыться стыдным, волнующим прикосновениям скользких пальцев. «Не больно», - повторяет про себя Окумура, - «Это вообще не боль, настоящая боль - другая». И выкидывает эти мысли из головы, концентрируясь на ощущении движения внутри. Миюки аккуратный и нежный, и улыбка на его лице тоже нежная. В нём не чувствуется нетерпения или зашкаливающего напряжения, и Окумура расслабляется под ним, чувствуя себя в полной безопасности. И ему совсем не страшно, когда Миюки вжимается между его ног, скользит головкой напряжённого члена между ягодиц, ложится сверху всем тяжёлым, горячим, чуть влажным от испарины телом, кладёт ладонь Окумуре на щёку и говорит, заглядывая в глаза: - Первый раз - особенный. Запомни его. Окумура даже теряется, Миюки ведь всё знает... - Это не первый... - Первый. И для тебя, и для меня, - уверенно перебивает Миюки. - Эту ночь мы запомним, а всё остальное забудем... «Как страшный сон», - мысленно проговаривает Окумура то, что Миюки так и не смог сказать вслух. - Хорошо, - соглашается он и целует Миюки. Первый за эту ночь громкий стон теряется между их губ.