И мы будем гореть...

Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.

Sawmill — одно из самых дерьмовых мест: здесь постоянно льёт дождь, и всё, что может утонуть или превратиться в месиво из грязи, тонет и превращается в это месиво. Куча мест для гребаной засады и столько же — для стрельбы; они взаимно просматриваются, что сводит все усилия по ведению боя на нет. Только старая визгливая сука в фиолетовом костюме всё равно посылает обе команды сюда, потому что сраные деньги и сраные бои, которые хер знает, кому сдались, учитывая, что оба старика, владеющие враждующими компаниями, преставились лет так пять-шесть назад. Посылает и посылает, снова и снова, подыхать и сражаться, сражаться и подыхать. Подыхать больше, потому что Sawmill — последнее из мест, куда Манн.Ко может отправить наёмников; если они здесь, значит, дело швах, значит, обеим командам нужно хорошенько подумать, за какое совершенное в своей жизни дерьмо они провинились перед начальством. Просто отсюда ещё никто не возвращался. Кукри погружается в чужую шею с чавканьем, смешивающимся со звуками дождя; резкий поворот оружия высвобождает кусок позвоночника и трахеи, а из сонной артерии хлещет кровь. Слишком быстрая смерть, а жаль. Быстро бегающая мразь уже порядком ему надоела и понаблюдать за ее мучениями было бы хорошей забавой. Хотя намного забавнее размышлять, что этот паршивец вообще делал на улице. На первый день он дал командам фору: просто наблюдал за боем, изредка огромными скачками передвигаясь с места на место, чтобы его не заметили. Респ здесь постоянно барахлил из-за дождя, поэтому трупаки оставались надолго и бои были скучными и затяжными. Что неимоверно бесило, потому что сука в белом костюме, сидящая и наблюдающая рядом, не затыкалась ни на минуту, продолжая подвывать что-то на латыни. Бесила неимоверно. На второй день он оставил им подарок: «кровавого орла» из одного из Снайперов; подвесил прямо над точкой, чтобы всем было видно. Нихера не по-христиански, конечно, но было слишком скучно. Респ, как обычно, очень долго думал, прежде чем вернуть тело обратно в команду, поэтому пара-тройка зрителей у представления успела найтись. Он первый раз, кстати, слышал, как от страха орёт немецкая шавка Медик. Манн.Ко с каждым разом набирало всё более и более трусливые команды. Дело дрянь. Вчера он развлекался тем, что обновлял свои предупреждения на стене базы RED; предыдущие отметины, видимо, успели сточиться достаточно сильно, чтобы кто-то из этих идиотов решил сунуться в самые тёмные уголки карты. Тогда даже на бой никто не вышел, и ему показалось, что эти наёмники всё же поумнее предыдущих: прошлые команды решили, что вполне способны справиться с чокнутым убийцей с осиновыми стрелами и кукри из грёбаного серебра. Гнили долго, особенно под дождём. А сегодня он подумал, что, видимо, и не настолько умны эти RED и BLU, раз отправляют своих наружу выяснить, в чём дело, словно пушечное мясо. Один закончился, выскочил второй, в футболке другого цвета. Начал истошно орать, увидев труп; шея, вывернутая под нечеловеческим углом с куском торчащей из нее кости и пара выпирающих рёбер — всё же было скучно — мало кого обрадовали бы. Скаут бросился бежать, да вот только не внутрь, а наружу. Идиот. Он позволил себе развлечься: бросил кукри так, чтобы тот попал пацанёнку в икру, и тот, продолжая истошно кричать, грохнулся на землю, по инерции проехав вперёд. Десять секунд — прыжок в сторону жертвы, резким движением вытаскивая и вонзая кукри, на этот раз в чужой позвоночник; ещё один поворот оружия — а дальше, предварительно вернувшись на своё любимое место засады и отступив в тень, присесть и наблюдать, что будет дальше. — Убегай, чтоб спастись, — хрипло протянул он по слогам заевшую в мозгах песню. — Дверь закрой и за ней трясись. Живи, если будет толк… На вопли выскочил один из Солдат — куда более интересная мишень. Не готовая к тому, что всего лишь один грёбаный удар из ниоткуда разобьёт его рёбра в кровавую кашу. Минус три. Респаун всё ещё отказывается понять, что только что произошло. — ...потому что твой Бог жесток. Он таки решил тоже появиться. Белая тень, которая думает, что его нихрена не видно, если все наёмнички сидят по своим базам и трясутся от страха. Впрочем, он может себе это позволить: исчезнет и появится только за спиной у своего дьявола и будет вновь ныть что-то на своем языке. Ходит и закрывает глаза трупам, грёбаный псих; видно, что его губы, как обычно, шевелятся. Молитвы, молитвы, молитвы — может и помогает; хер поймёт, латынь ли, или Респаун всё же соизволил стереть три трупа и скоро вернёт их в их обычное — трусливо бегающее по полю — состояние. Можно убить и его тоже, пока остальных агнцев нет, да вот только какой смысл? Грёбаный святоша всё равно воскреснет непонятно откуда — плавали, знаем — и вновь будет портить настроение своими нравоучениями о том, что любая жизнь бесценна. Ну, до тех пор, пока не будет готов сделать всё, что угодно, лишь бы не сдохнуть от голода. Чьё ещё мясо им жрать, если вся живность здесь исчезла ещё десяток лет назад? Да и плюс к этому, эта сука в белом костюме — единственное на всю округу, что можно трахать, пусть даже силком, и оно не будет истошно орать и вырываться от того, что насильник выкручивает ему руки и загоняет холодный металл под рёбра. Он может сколько угодно называть себя святым и чистым, но над его умением трахаться явно постарались не только ангелы. От мёртвого куска тела столько удовольствия не получишь. — Надо мной только неба кровь, — он вытащил кукри из-за пояса, любовно оглаживая лезвие, — И пока я злюсь, сделай вид, что ты мёртв… Всё же не выдержал, поднялся, появился тоже, слишком резко оказался рядом и слишком резко же взмахнул кукри, оставив на белой маске тонкий порез, а на белой коже под ней — едва заметную царапину. Всегда забавно наблюдать, как его «неудавшаяся» жертва вздрагивает и отшатывается. Неужели не привык за столько лет? — Внутри мы все куда злей… Не успели исчезнуть: ещё один из наёмников, на этот раз, пьяный циклоп, решил, что он справится, и выскочил наружу. Тупые шотландцы со своими тупыми легендами-пугалками явно ничему его не научили. Надо же — своим появлением напугал бедного священника! Правда, мозгами и кровавыми ошмётками, оставшимися на белом костюме после ещё одного взмаха кукри, напугал его куда больше. — …не буди монстра в душе моей. Сраная ревность. Они всё ещё выбегают по одному или по двое, иногда посылая Шпионов; уходят с баз, крадучись, выжидают по часу, проверяют, нет ли опасности. Взмах. Руки в крови, а кишечник тянется за ещё живым своим хозяином метра два Удар. Ещё минус парочка рёбер. Идиоты. Закрывать им глаза святоше больше не хочется: бродит рядом, предпочитая наблюдать за бойней из-за спины. Ничего нового. — Requiem aeternam dona… — Заткнись, — вновь спрятаться в тенях у самого входа. — …eis Domine… — переходит на шёпот, но не затыкается. Прекрасно зная, что его не убьют, по крайней мере, сегодня; потому что раз Манн.Ко решило послать ещё одну партию наёмников на верную смерть, значит, его дьявол в чёрном одеянии с никак не отстирывающимися пятнами крови сегодня наиграется достаточно, чтобы быть в хорошем расположении духа. Ещё минус один. Слабаки, а не команда. Предыдущие были куда способнее. Самые первые команды — тем более. Ходят слухи, что двух из первых Красных, отправленных сюда, так и не нашли. Зато Синих считали по частям. — …et lux perpetua luceat eis… — Requiestcant in pace, — добавляет он сам, вслушиваясь. Громкий треск, тишина. Запах дыма. Респаун окончательно перестал справляться с перегрузкой. Значит, никто из наёмников больше не выйдет наружу, предпочтя запереться в глубине базы — где-нибудь внизу, например, в мастерской — и выставив перед собой всё оружие, которое у них есть. Что же, надо будет выгрести их оттуда и отправить догнивать куда подальше. — Amen. — Amen, — процедил он, пинком открывая дверь, глухо хлопнувшую о стену. Давно разбитое зеркало, валявшееся на полу в коридоре, на долю мгновения отразило Снайпера в чёрном плаще с маниакальным блеском глаз и Шпиона в белой балаклаве, тенью следующего за ним вглубь базы.