Кукловод

Душу вложив и покой сделав былью, Граф сладкий сон для отца подарил. Утро пришло, словно выросли крылья: Новую жизнь он с рассветом открыл

Сон. Мастер проснулся в холодном поту и тут же почувствовал у себя на лбу маленькие ладошки Графа. На столе чадила огарком свечка, на улице уже давно стояла глубокая ночь, и сквозь щели в стенах пробивался узкими полосками свет луны. Мастер не помнил ничего из приснившегося, но отлично ощущал чувство собственной беспомощности, появившееся во сне и не отпускающее его до сих пор. Его кукла сидела рядом с ним, на подушке, почти сливаясь чёрным камзолом с окружающей его темнотой, и в то же время казалась совсем призраком, сотканным из косых лучей. Граф не спускал с него настороженного взгляда, в котором чётко читалась тревога. Бернду хотелось закричать, но горло опутало судорогой. — Что ты видел во сне, отец? — Шелестящий голос затих в пугающей тишине, окружавшей Мастера. Бернд лишь прикрыл глаза — под закрытые веки просачивалась тьма, точно такая же, какая и была в его сне. Он до сих пор чувствовал чьи-то холодные руки, сдавившие его шею там, в только что сброшенном кошмаре. — Почему ты молчишь, отец? Тебе плохо? Ты ещё чувствуешь тот сон? Он смог лишь коротко кивнуть. — Сейчас я сделаю кое-что. Только не пугайся, — предупредил Граф. Мастер распахнул глаза, собираясь скептически фыркнуть. Что умеет его кукла, прожившая только несколько часов? И замер, завороженный внезапно открывшейся тайной. Граф словно светился изнутри неярким красноватым светом. Будто горело его сердце. Он прижал ладошки к груди, к рубину, а когда отнял их, то Мастер увидел крошечный сгусток на его ладони. — Это моя душа, — тихо произнес Граф. — Я буду вкладывать её во все, что делаю. Металлические пальчики коснулись внезапно вспотевшего лба Бернда. Тот замер, боясь спугнуть наваждение. А Граф тем временем глубоко вздохнул, подвинулся к щеке Мастера и вдруг… запел. Голос. Чистый, сильный, чуть хрипловатый, низкий — он проник в самое нутро Мастера, завибрировал там подобно камертону, настраивая его разум на определённый лад. Расползся под кожей убаюкивающим теплом, вынудил Бернда закрыть глаза. И едва смежились веки, навалилась слабость и растеклась по его конечностям свинцовым покрывалом. Мастер не смог больше двинуться. Он был скован этим голосом. Слов он не знал, но это было и не нужно — мелодия смешивалась с его подсознанием, словно нечто единое с ним, его часть. Его Граф пел ему колыбельную — и сон тонкой чистой струей затекал в него, даря долгожданный покой, укрывая его ласковой нежностью. Пришло умиротворение. Сознание уплывало в далёкий, неведомый край тишины и покоя. Распахнула яркие крылья бабочка, за которой он и последовал в мир грез. Зеркало. Утром, едва встав с постели, он потрясённо рассматривал своё отражение. Мастер отлично выспался, теней под глазами больше не было, кожа светилась здоровьем, а глаза горели так, словно ему было двадцать лет и он был полон свежих мыслей и идей. И самое странное было в этом то, что он опять хотел творить. Хотел создать куклу, украсить её. Так, чтоб ей любовались все. Он словно помолодел, и будто не было той самой жизни, от которой он так хотел сбежать, словно у него выросли крылья. Такого подъёма Мастер очень давно не испытывал. Его Граф сидел на столе и болтал ногами, то и дело зевая, словно он не выспался. Хотя Бернд сказал бы, что куклы не нуждаются в сне. Или его Граф всё же был не куклой? Мастер не знал этого, но хотел бы узнать. Он расправил плечи, распахнул окно. И в этот момент солнце выхватило толстенный слой пыли на стекле. Ну, такое точно никуда не годится! «Накопился со времен моего уныния!» — И Бернд набрал сточную воду в протекающее ведро, ловко взмахнул тряпкой, коих дома валялось великое множество, и взялся за уборку. Уборка. Он жутко не любил её, но сейчас, глядя на себя, он понимал, что горы готов свернуть, лишь бы больше не жить в этой грязи. По каморке летали клубы пыли, тщательно намотанная на палку тряпка смахивала паутину в углах, разгоняя прикорнувших на ней пауков. Воздух наполнялся мельчайшими соринками, от которых расчихался Граф, но Мастер был сейчас просто счастлив. Счастлив выплыть из болота унылого существования. «Пора начинать новую жизнь!» — И с этими мыслями он продолжил наводить чистоту в своём жилище.