Дух воина

      Говорят, любую ошибку можно исправить. Говорят, что просто не существует вещи, которая может показаться непреодолимой преградой, ведь решение проблемы есть всегда – нужно только его найти. Ким Мэн Хо с уверенностью мог сказать, что это не так. Он был убеждён в этом. Он смотрел на свои руки, перепачканные по локоть в крови, и на зажатый в них нож. Он смотрел – и не верил, что это можно исправить. Ким Мэн Хо знал, что не существует ошибки страшнее ошибки лекаря. Он был уверен, что их точно невозможно простить, потому что мёртвые не возвращаются такими, какими они уже были когда-то. Можно было оживить тело и поработить дух, заставить его жить в покинутом мире… но едва только дух освободится, он сразу же поспешит прочь. Мэн Хо никому бы не пожелал однажды увидеть таких вот «вернувшихся», не пожелал бы он так же однажды узнать, что значит быть тем, кто понимает, что помочь раненому уже ничем нельзя – разве что облегчить боль. Или добить.       Когда он был ещё совсем юным учеником и только помогал алхимику, на его руках часто умирали больные и раненые. Признаться, он и сейчас всё ещё был учеником. Но такой крови на его руках ещё не было никогда – теперь Мэн Хо знал, что чувствуешь, когда тебе приходиться добивать, потому что ты не в состоянии даже облегчить боль, ведь раненый или захлёбывается собственной кровью или потерял её столько, что для жизни уже совсем не осталось – лишь пара минут, на которые ещё было способно тело… и ты не можешь на это смотреть… ты можешь помочь только тем, что вонзишь нож в его сердце, чтобы он перестал мучиться.       Мэн Хо наконец осознал, что это – и теперь давился слезами, в бессилии сжимая нож и похолодевшую руку своей младшей сестры. Он видел много крови, но эту кровь он предпочёл бы не видеть никогда. И всем сердцем желал найти того, кто был этому виной, понимая, что это был он – он не уследил и не помог им сбежать из деревни, когда на неё напали пираты. Соседский мальчишка, который был с ней, умер быстро. Он был уже мёртв, когда Мэн Хо нашёл их, а жизнь Джин-Хо всё ещё медленно утекала. Он мог спасти их, если бы отправился искать их раньше. Он мог выменять себя и своё искусство алхимика на их свободу – он мог хотя бы попытаться это сделать, если бы был рядом. Но в этот момент он был в лечебнице. И сейчас он должен был туда вернуться. Он был алхимиком и не имел права ставить свои чувства выше долга, он не мог их даже похоронить, потому что где-то там, в деревне, сейчас умирали те, кого он мог бы спасти, если бы он был там. В такое время каждое его решение медлить влекло за собой ещё больше смертей. Он мог лишь выбрать, кого будет спасать, а кого приговорит к смерти. Мэн Хо ненавидел выбирать. Но ещё больше он ненавидел, когда у него не было выбора. Он предпочёл бы, чтобы первым человеком, которого он добил, была не его сестра, а кто-нибудь незнакомый. Кто-нибудь, кто вызвал бы в нём лишь сожаление – и не более того.       Он резко поднялся на ноги.       – Я вернусь за тобой, за вами, – это всё, что он мог пообещать мёртвой сестре, глотая слёзы и не замечая, что говорит шёпотом. Она всё равное его больше никогда не услышит. – И похороню.       Джин-Хо всегда его понимала. Он был уверен, она одобрила бы его поступок и решение спасать тех, кого ещё можно спасти вместо того чтобы сидеть с погибшим, кем бы он ни был. Но от этого ему становилось ещё хуже, потому что он понимал, что просто пытается сбежать. Уйти прочь, прочь, и никогда больше не видеть её обескровленного лица с застывшей на губах улыбкой. Не видеть тех страшных ран на её теле. Сбежать, отчаянно желая, что всё это лишь дурной сон и скоро он очнётся и кинется к ней в комнату, проверить, жива ли она. А она лишь рассмеётся и улыбнётся так, как умела только она – как маленькое солнышко.       Мэн Хо казалось, что его чувства будто бы заморозили. Он медленно спустился вниз по верёвке с дерева, на котором располагался тот злополучный домик, в котором они решили спрятаться. Ей было всего десять лет – трудно было ожидать, что маленький ребёнок будет осознавать, что прятаться там не стоит. Он шёл прочь, с трудом осознавая, зачем это делает. У него больше никого не осталось – отец утонул во время шторма, а мать умерла в родах. Ему незачем больше было жить, ему хотелось просто лечь и перестать дышать, перестать двигаться, просто исчезнуть – исчезнуть навсегда, будто бы он никогда не существовал. Но он шёл, не представляя, сможет ли взять себя в руки и спасти хоть кого-то. Сейчас ему никак нельзя было умирать.       В деревне царил хаос. Стоны раненых и отчаянные крики немного отрезвили его. Окружающие звуки, которые он слышал, но не осознавал, будто бы резко вернулись и он почувствовал себя ещё более ошарашенным и оглушённым, чем раньше. Пираты часто нападали на Бамбуковую деревню и в ней не всегда хватало стражи, для того чтобы от них отбиться, а последователи Пути Хона, хоть и заглядывали в деревню, редко задерживались в ней и помогали только тогда, когда нападение случалось во время их пребывания в деревне. Лечебница здесь пустовала редко и у Мэн Хо всегда было много работы – он ухаживал за ранеными, собирал травы, готовил лекарства, и из-за этого часто приходил домой очень поздно. Из-за этого он не мог уделять своей сестре достаточно времени, но он по-настоящему любил её и всем сердцем желал ей лучшей жизни, всеми силами старался работать столько, сколько мог, чтобы она ни в чём не нуждалась. После смерти отца несколько лет назад жизнь стала тяжёлой, но, тем не менее, они были счастливы. А теперь этого не было.       Он шёл в лечебницу, переступая через трупы и оглядываясь в поисках раненых жителей или стражей, но все казались относительно невредимыми, но очень уставшими. Звуки битвы ещё доносились с побережья, ветер разносил дым с пепелища, оставшегося от каких-то домов на краю деревни – похоже, их некогда было тушить. В лечебнице не было свободных коек, а некоторых раненых и вовсе уложили на пол, потому что для них не оставалось места. Алхимик Гва Чун в спешке бегал от одного к другому и раздавал указания нескольким женщинам, которые часто помогали в таких ситуациях.       – Я думал, ты сгинул где-нибудь по дороге, Мэн Хо! – встретил он его гневным восклицанием. – Немедленно принимайся за работу, у нас мало времени!       Мэн Хо смог разве что отрешённо кивнуть и принять из его рук дополнительную сумку с зельями. Гва Чун тут же унёсся в противоположную часть комнаты. День завершился будто в тумане – он мало помнил из того, что делал. Вынырнул он из этого состояния уже глубокой ночью, сидя на пороге лечебницы и бездумно скользя взглядом по окрестностям. Алхимик Гва Чун через некоторое время сел рядом с ним. Этой ночью они не могли спать – так бывало всегда. Раненым требовалось постоянное наблюдение, а они обычно были настолько измученными и истощёнными морально, что совсем не могли уснуть. Боялись.       – Где ты был те пару часов, Мэн Хо? Отлучился проверить сестру, когда пиратов выгнали из деревни, и так долго не возвращался… Я уже решил, что тебя кто-нибудь убил.       – Я долго искал её, – проглотив ком в горле, отозвался Мэн Хо. – Слишком долго.       Алхимик устало облокотился о дверь лечебницы и провёл рукой по лбу.       – Иди домой, она наверняка ждёт тебя. Я сам покараулю до утра и…       – Нет. Она больше никогда не будет ждать меня дома, – он резко прервал его, ощущая, как задрожал голос.       – Мэн Хо…– Гва Чун выглядел растерянным первые несколько мгновений, но понимание к нему пришло быстро.       – Их больше нет, – не в силах больше говорить громко, шёпотом подтвердил Мэн Хо. – Я отпустил её с ребятами накануне погулять по лесу, просил не уходить далеко... Она и соседский мальчик спрятались в домике на дереве… С ними должны были быть те близнецы, мои ровесники, и ещё кто-то, но я не знаю, где они. Я не стал их искать. Я не должен был отпускать её в лес, – он зарылся пальцами в волосы и с силой сжал их. – Их смерть – моя ошибка.       – Ты ошибаешься. Ты же знаешь, что…       – Не надо, – снова прервал его Мэн Хо, покачав головой. – Если бы я нашёл их раньше, я бы мог их спасти. Как рассветёт, я пойду к матери того мальчика… а потом мы их похороним. Это всё, что я теперь могу сделать. Простите. Я больше не хочу разговаривать, – он резко поднялся на ноги и направился в сторону своего дома. Алхимик проводил его взглядом, полным печали, но не стал останавливать.       Ему было всего пятнадцать и в его душе царил холод. Ему казалось, будто мир кончился, и он никак не мог выбраться из той трясины, которая всё затягивала его, затягивала и затягивала… Он жил словно в тумане, всё больше погружаясь в болото под название «Отчаяние» и никак не мог заставить себя выбраться оттуда. Ему не помогало ни выполнение привычных обязанностей помощника алхимика, ни просто помощь соседям. Мир будто застыл и размылся. В конце концов Гва Чун не выдержал – ему надоело смотреть на состояние, в котором Мэн Хо пребывал целый месяц.       – Это мой ученик, Мэн Хо, вы же помните его? – то туманное утро началось со знакомства с каким-то высоким мужчиной. Кажется, он был новым командиром стражи. – Пожалуйста, До Чонпун, отвезите его в свою школу. Может быть, там его приведут в чувство. Ему больше нельзя тут оставаться.       До Чонпун смерил его оценивающим взглядом. Мэн Хо раскладывал травы и связывал их в пучки, когда алхимик неожиданно вернулся вместе с ним, поэтому сейчас он продолжал отстранённо перебирать зажатый в руках пучок. Ему было всё равно – всё, на что его хватило, это приветственный поклон.       – Да, с этим определённо нужно что-то делать. Что с ним?       – Его сестра во время прошлого нападения…       – Хорошо, – оборвал Гва Чуна До Чонпун, заметив, как Мэн Хо вздрогнул при этих словах. Даже взгляд на несколько секунд прояснился. – Из него может получится замечательный мастер тени, он маленький, лёгкий, значит, скорее всего будет быстрым. Он ведь разбирается в ядах, верно? Нам нужны такие люди. Я думаю, что учитель согласится ему помочь. И, если он захочет учиться и докажет, что достоин этого… Что ж, Мэн Хо, собирайся, мы отплывём через час, – после этих слов До Чонпун покинул лечебницу.       – Но я не хочу никуда ехать, – Мэн Хо нахмурился, а его пальцы крошили травы и те осыпались к его ногам. – Я хочу остаться рядом с сестрой.       – Мэн Хо, тебе нужно уехать отсюда. Хотя бы на время, – Гва Чун приблизился к нему и положил ладонь на плечо. – Тебе нужно сменить обстановку. Не думаю, что твоя сестра хотела бы, чтобы ты хоронил себя заживо – день за днём. Всё становится только хуже, ты ведь сам это понимаешь.       Мэн Хо неохотно кивнул. Он не хотел ничего менять.       – Не оскорбляй её память, – эти слова Гва Чуна заставили Мэн Хо вздрогнуть. Ему показалось, будто бы его ударили по голове чем-то очень-очень тяжёлым. А алхимик тем временем продолжал. – Уезжай. Тебе нужно. Посети эту школу, а когда вернёшься, докажи ей, что достоин жить. Будь добр, выполни мою просьбу. Ты же знаешь, что я желаю тебе только лучшего.       – Да, учитель, – сейчас он чувствовал себя таким жалким. И в глазах Гва Чуна слишком сильным было сомнение. – Я поеду. Спасибо.       Он стоял на обрыве над морем. Плещущаяся внизу вода завораживала – она была настолько восхитительна, что Мэн Хо не мог оторвать от неё взгляд. На Пике Рассвета было красиво, но это место у обрыва, определённо, нравилось ему больше всего. Месяц назад Пик Рассвета его не капли не впечатлил – они прибыли туда туманным утром, да и у Мэн Хо не было совершенно никакого желания наслаждаться природой.       Другие ученики поначалу боялись, что он с этого обрыва попросту сбросится, и от этого Мэн Хо становилось не по себе. Он не мог выглядеть настолько плохо, чтобы другие могли подумать, будто бы он собирается окончить жизнь самоубийством. Это было бы слишком глупо и расточительно – он мог ещё столько всего сделать. Например, ему нужно было найти тех, кто поступил так бесчеловечно и лишил жизни детей.       Алхимик Гва Чун оказался прав – ему нужно было уехать из деревни и заняться чем-то другим. Здесь боль потери не казалась такой уж невыносимой, и её вполне можно было терпеть, не выпадая из реальности.       Командир стражи Бамбуковой деревни тогда сказал, что из него мог бы получиться неплохой мастер тени… что ж, он может хотя бы попытаться чему-нибудь научиться. И тогда у него появится шанс сделать хоть что-нибудь. Может быть, он даже сможет отомстить. Но если он будет учиться убийству ради мести, то он будет ничем не лучше тех пиратов. Мэн Хо было противно от своих мыслей – он привык выхаживать раненых и помогать людям, а не убивать их. Но если став убийцей, он сможет положить конец бессмысленным смертям невинных, он это сделает.       Хон Соккын всегда хмурился, когда смотрел на него в последнее время. Мэн Хо не нравились эти взгляды, ведь за прошедшие два года учитель о многом говорил с ним и где-то через полгода после приезда Мэн Хо на Пик Рассвета он перестал награждать его хмурыми взглядами. Только улыбался и старался научить его принимать боль, а не постепенно сгорать от неё. Он пытался научить его жить с ней и Мэн Хо даже верил, что получилось, но последнее время он ощущал себя почти таким же пустым, как и раньше. Пик Рассвета начинал тяготить его. Наверное, именно это и было причиной того, что учитель снова начинал хмуриться. Это удручало. Ему казалось, будто бы он на самом деле всего лишь слабый мальчишка, и именно из-за этого чувство пустоты возвращается. Он предпочёл бы просто скорбеть о сестре, а не ощущать себя бесконечно потерянным и беспомощным при каждой мысли о ней.       Мэн Хо не нравилось считать себя слабым, он привык справляться со своими чувствами и умел задвигать их глубоко внутрь, когда это было нужно для дела. Когда он помогал Гва Чуну выхаживать смертельно больных, или когда их пациенты умирали, ему приходилось наступать себе на горло и вести себя так, как должен был вести себя человек его ремесла. Он не мог оплакивать их всех – только помнить и приносить скорбные вести родным. Потеря сестры же, казалось, была сильнее него. Но он всегда делал всё возможное, чтобы помочь… Всегда, кроме того дня, когда погибла сестра, ведь если бы он только оставил Гва Чуна одного чуть раньше, он бы смог их спасти… тогда, конечно, погиб бы кто-то другой. Для алхимика правильного выбора в той ситуации не существовало. Но для брата выбор был очевиден. Мэн Хо иногда ощущал себя больше алхимиком, чем братом, и долг часто ставился выше желаний. Его сестра иногда грустила из-за этого, но она многое понимала. К тому же он жалел, что не уделял ей достаточно времени, хоть и всегда старался закончить работу раньше, но всё же всё могло сложиться иначе, если бы он только раз пренебрёг своим долгом… Эти мысли лежали камнем на его сердце.        Он снова сидел у обрыва, когда Хон Соккын подошёл к нему и осторожно сел рядом.       – Тех, кто рождён с духом воина, всегда трудно удержать на месте, когда они начинают это осознавать. Когда я создавал эту школу, я надеялся, что смогу передать знания людям с благородными сердцами.       – Мне не кажется, что во мне есть дух воина, – отозвался Мэн Хо, передёрнув плечами. Хон Соккын печально улыбнулся.       – Тебе кажется, будто твоя душа навсегда заперта в прошлом, пусть ты и пытаешься что-то изменить, но ты не ощущаешь, что у тебя получается, – вздохнул учитель. – Для чего нам, по-твоему, дана сила?       – Чтобы изменить мир к лучшему, – предположил Мэн Хо. Он часто думал об этом, представляя, что способен сделать для своей родной деревни. Так как у него не было ответов, эта абстрактная формулировка была единственным, до чего он смог додуматься.       – Верно. Но ты всё ещё чаще думаешь о том, как изменить прошлое.       – Хотя стоит думать о будущем, – ему часто говорили об этом. И он действительно старался смотреть вперёд, пусть у него и не совсем хорошо получалось. – Но невозможно думать о будущем, пренебрегая ошибками прошлого. Тогда мир не изменится.       – Воспоминания стоит чтить, а не жить в них, Мэн Хо. Ты был здесь достаточно. Я больше ничего не могу дать тебе. Оставшись здесь, ты не сможешь понять, как ты хочешь жить дальше. Ты запутался. Чтобы найти себя, тебе нужно покинуть это место.       – Тогда я уйду завтра на рассвете, – согласился Мэн Хо, чувствуя, как дрожит голос. Он не собирался сопротивляться и пренебрегать советом учителя, когда сам не имел ни малейшего представления о том, что он хочет делать дальше. Идея путешествий не была ему чуждой. Жаль было только прощаться с людьми, которые помогали ему всё это время.       – Посмотри на мир. Протягивай руку помощи слабым, как делал это раньше. Не полагайся только на свой клинок. И возвращайся, когда осознаешь, к чему стремится твоё сердце. Мне будет приятно увидеть тебя снова.       – Мне жаль расставаться с вами, – Мэн Хо чувствовал ком в горле, обнимая учителя, но глаза его оставались сухими.       – Быть может, ты вернёшься скорее, чем думаешь, – Хон Соккын похлопал его по плечу.       Перед дальней дорогой Мэн Хо решил заглянуть в родную деревню. Он возжигал благовония в память о родителях и сестре, когда снова услышал их. Эти звуки. Звон стали, треск огня и крики людей. Мэн Хо не заметил, как рука сжалась на рукояти клинка. Он знал, кто мог снова напасть на деревню и не собирался оставаться в стороне. Вряд ли стража откажется от его помощи. За всё время, проведённое на Пике Рассвета, ему не приходилось убивать – он только участвовал в тренировочных боях и ничего более. Такой крови на его руках ещё не было. Мэн Хо чувствовал это лихорадочно возраставшее возбуждение и не мог понять, откуда оно берётся. Ему не приходилось отнимать жизни у людей, не приходилось желать этого. Но сейчас пираты были так близко и среди них могли быть те, кто напал тогда два с лишним года назад. Он не мог сбежать прочь, словно трус, поджав хвост. Настало проверить остроту своих клинков. Мэн Хо казалось, будто он готов к этому.       …Убийство не принесло ему облегчения. На душе стало так холодно, будто бы всё это время он только и делал, что плутал во тьме, и вот, наконец, в неё провалился. Его руки снова были перепачканы в крови – он не смог убить пирата с одного удара. Он колебался, когда от мыслей перешёл к действиям. Горло сдавило. Мэн Хо чувствовал всё нарастающее отвращение к себе. Он спокойно относился к крови, но ему никогда не нравилось смотреть на неё. В его сознании она всегда ассоциировалась со смертями. Убивать собственными руками даже ради чьего-то спасения было сложнее, чем ему казалось. Так же сложно, как добивать тех, кто умирает в мучениях.       Сжавшаяся за бочкой с водой девчушка, на помощь которой он поспешил, едва заметив, выглядела насмерть испуганной. Это заставило Мэн Хо крепче сжать в руках кинжал и стереть с него кровь о свою одежду. Он огляделся.       – Спрячься вон там, – Мэн Хо указал в пространство за соседним домом. – Если закрыть небольшую дырку бамбуком, тебя не заметят, если ты не будешь двигаться и кричать. В случае чего оттуда удобно будет сбежать. Я помогу тебе спрятаться. Не бойся, я постараюсь сделать так, чтобы они сюда больше не пришли. Веришь мне? – он потрепал девочку по растрёпанным волосам. Та, судорожно всхлипнув, кивнула. – Быстрее.       Спрятав девчушку, он снова огляделся. Звуки битвы слышались у входа в деревню, люди старались убежать прочь или спрятаться, и больше пиратов внутрь пока не проникло, но всё равно стоило быть внимательным. Мэн Хо поудобнее перехватил оружие. Он постарается убивать их так, чтобы как можно меньше пачкаться в их крови. Будет бить в самое сердце, стараясь лишить жизни одним ударом. Он мог бы заставить их мучиться, мог бы травить их ядом, или наносить повреждения, несовместимые с жизнью, бить так, чтобы они мучились так же долго, как когда-то его сестра. Он знал, как… но не мог заставить себя, не мог даже представить, как делает это. Он всё ещё был слишком добрым, чтобы заставить так же мучиться всех. Вот если он когда-нибудь найдёт тех, кто тогда убил сестру, то вряд ли сможет и захочет держать себя в руках… А сейчас он должен сохранить здравый рассудок. Иначе он станет чем-то, что вряд ли можно будет назвать человеком. Он не получал от убийства наслаждения и не собирался скатываться до того, кому просто нравится убивать.       Некоторым приходилось перерезать горло, некоторым он действительно смог пронзить сердце, некоторые смогли зацепить его своими клинками по рукам... К тому моменту, как нападение пиратов было окончательно отбито, одежда Мэн Хо настолько сильно пропиталась кровью, что сменила свой цвет со светло-серого на бардовый. В таком виде он и отправился в лечебницу, в которой и застал того, кого искал. Алхимик Гва Чун, увидев его, побледнел.       – Это не моя кровь, не вся, – поспешил успокоить его Мэн Хо. – Вам нужна помощь, учитель Гва Чун? Я всё ещё помню, как лечить людей.       – Скольких ты убил, Мэн Хо? – ошеломлённо прошептал он. Казалось, будто все его надежды на помощь школы Пути Хона рухнули в одно мгновение.       – Столько, сколько необходимо было для спасения деревни… – начал было тот, но заметив помрачневший взгляд своего первого учителя, глубоко вздохнул и продолжил. – Тридцать. Я убил тридцать человек, – он передёрнул плечами и поспешил заговорить о чём-то ещё. – Сегодня у тебя намного меньше раненых благодаря мне. Это хорошо. Если ты не против, я помогу тебе, как перевяжу свои руки.       – Ты изменился, – заметил Гва Чун.       – Меньше, чем хотелось бы. Я не чувствую себя ни сильным, ни воином. Просто делаю, что могу. Как и всегда, – Мэн Хо окинул помещение лечебницы взглядом и добавил совсем тихо: – Мне не понравилось убивать.       – С возвращением, – облегчение на лице алхимика, пожалуй, было чересчур сильным.       – Я ненадолго, уйду через пару дней.       Гва Чун улыбнулся и вернулся к работе. Мэн Хо поспешил обработать раны на своих руках. Несмотря на то, что он попал в место, в котором проводил большую часть своего времени, когда жил в деревне, он не чувствовал радости. Сердце совсем не желало здесь находиться – слишком много боли было в воспоминаниях.       – Ты действительно выглядишь несколько лучше, чем тогда, когда уходил, – заметил Гва Чун, когда они по старой традиции снова сидели на пороге у лечебницы. Мэн Хо устало привалился к стене, он всё ещё был в одежде, насквозь пропитавшейся кровью. Правда, она успела подсохнуть, но ощущения от этого не стали более приятными.       – Учитель Хон Соккын сказал мне, что тех, кто убит горем, воскрешает время. Так что, когда-нибудь, я стану почти таким же, каким был когда-то.       Гва Чун улыбнулся и улыбка его была полна печали. Он как никто понимал, что «как раньше» всего лишь несбыточная мечта. Ничего уже не будет как раньше.       Он так и не отомстил за сестру. Просто однажды понял, что пора назад, да и тревожные слухи не давали покоя.       Вернувшись через шесть лет на Пик Рассвета, Мэн Хо не нашёл ничего, кроме развалин. В месте, где многие обретали дом, ничего больше не было. Только жалкие останки, разрушенные, сгоревшие здания, пожухлая трава. Даже водопады теперь пели иначе.       Убитых горем воскрешает время… и оно же убивает навсегда. Никому не под силу воскресить тех, кого никто не помнит. Таким был конец той фразы, что однажды сказал Хон Соккын. Мэн Хо не нравился такой конец.       Ему захотелось убежать отсюда, далеко-далеко, чтобы въедающиеся в кожу отчаяние и неизбежность никогда его больше не нашли. Но он решил остаться. Он не позволит времени стереть память об этом месте окончательно. Ни за что.