Душа в твоих ладонях

2:30 нового дня, рождающегося из ночной холодной тьмы. Зима. Сияет и переливается миллиардами бриллиантов снег. Город спит спокойно, тихо. Кажется даже, что он будто бы замер, затаил дыхание, лишь бы не спугнуть момент, один единственный момент, такой важный для двоих его жителей. Для них он дольше вечности и мимолетнее секунды, призрачнее сна и реальнее жизни. В одной из многочисленных маленьких и насквозь промерзших однокомнатных квартирок лежат под одним одеялом, укутавшись, двое: юноша лет 20 с небольшим и мальчик-подросток. Такие непохожие и такие одинаковые, родные и чужие одновременно, сейчас они были почти одним целым. Ночь уравняла черное и белое, стерла границы и оставила их в сказочно уютном одиночестве балансировать на грани реальности и сна. Как мало этот город, эта страна, этот мир знают о них, Бойце и Жертве с разными Именами, нелюбимых никем, кроме друг друга. Агатсума Соби и Аояги Рицка, обрученные одинаково сильной болью, сейчас грелись в объятиях друг друга. И пока милый, но уже так много прошедший в своей жизни ушастик мирно сопел на груди обнимавшего его Взрослого, сам Соби спать и не думал. Его взгляд блуждал, едва ли где-то задерживаясь. Иней извивается по оконному стеклу причудливым узором, разбивая лунный свет на разноцветные искры. Старый мольберт, прислоненный к стене. На столе — кисти и краски по соседству с учебниками за 6 класс и потрепанными книгами по психологии из местной библиотеки — сочетание странное, но так много значащее. Черные, подрагивающие ушки Рицки. Судя по легкой мечтательной улыбке, ему снится что-то очень хорошее. Улыбнувшись в ответ, Соби потеплее закутал мальчишку в одеяло. «Котенок мой, котенок…», — думалось блондину. — «Спросишь, почему я не сплю? Как же я могу! Ты так рядом, так доверился мне… Знаешь ли ты, что мне никогда так не доверяли, не доверялись? Мой милый Рицка, думаешь, тебе одному больно от любви… Мне тоже больно. Но ты касаешься этих только начавших заживать ран с такой трепетностью, что я готов простить любую боль. Я тебе нужен? Правда нужен? Такой? Покалеченный? Ты… Ты точно святой, Рицка. Я ведь не принадлежу тебе. Не могу принадлежать, как бы ни хотелось!» Сердце предательски заметалось в груди Соби. Что он может дать Рицке? Ничего. У Агатсумы Соби, идеального Бойца, ничего своего нет. Хотя… Есть. Мысль вонзилась в разум острым шипом, обернулась семенем и мгновенно проросла в сердце. «Аояги Рицка, я дарю тебе свою душу. Я знаю, ты сумеешь вылечить ее, побитую, изувеченную. Я дарю тебе последнее, что еще принадлежит мне. Я верю, хочу верить, что ты ее сохранишь, защитишь… Если не ты, то никто. Никто…» Если бы у него еще были слезы, он бы их пролил. Слезы мольбы о спасении утопающего в собственной крови. Соби легонько погладил бархатистые ушки и разлохмаченные волосы своей любимой Жертвы. Мальчишка тут же заворочался, перелег поудобнее, длинные ресницы задрожали, грозясь подняться. Блондин мгновенно затих. — С.Соби?.. — заспанно подал голос разбуженный Рицка. — Ты чего не спишь? — глаза раскрылись, мгновенно залившись тревогой, взгляд встретился со взглядом. Самообладание не подвело Бойца. Он мягко улыбнулся. — Не знаю. Спи-спи, еще ночь, — прошептал и, чуть приподнявшись, поцеловал ушастика в лоб. И только когда Рицка снова задышал глубоко и ровно, Соби позволил себе договорить, едва слышно: — Я люблю тебя, котенок. И ночь снова накрыла одеялом тишины юношу, так и не сомкнувшего глаз до самого рассвета. Он не мог, ведь стерег сон того, кто аккуратно держал в ладонях, словно бабочку, его душу.