Вера

Самое нелепое, что может случится со священником – это сомнения. Фанатикам проще, у них всегда есть способ выплеснуть это мерзкое чувство. Сознательным же приходится туго, особенно когда вокруг происходит нравственный упадок и научный прогресс. Можно бы было забиться в какую-нибудь колонию, где 90% населения даже не способны сосчитать пальцы на руке неудачливого фрезеровщика – но это скот, они даже близко не походят на людей. Потому я тут. Сижу в своей богом забытой коморке, выкуриваю уже третью сигарету и жду скучающий персонал станции. Конечно же я дал объявление, даже пробил пару бутылок вина и пиццу. Классика. Иронично, как легко можно заманить человека на еду и алкоголь. Прямо как в колониях… Уже пятая сигарета. Кто-то из людей в церкви заметил мою переполненную пепельницу. Да и плевать, сегодня я не буду рассказывать им сказки. Покидаю свой офис, каждый шаг дается на удивление легко. Пожалуй, мне не стоило всасывать бутылку в одного, но уже поздно. Какое ухоженное помещение. Прекрасное место, чтобы подталкивать неокрепшие умы к излишнему насилию. Ой, я сказал это вслух? Вроде как нет, либо же им настолько плевать. Оба варианта меня устраивают. Я давно готовился к этому дню. Вся наша община готовилась. Не знаю, как до этого дошло. Либо же наш путь ненасилия исчерпал себя вместе с Ганди, либо мы просто устали бездействовать. В одном я уверен наверняка: Слова не могут решить проблемы, но могут заставить других решать их за тебя. Вот потому я тут. В холле собралось пять человек. Три из них из службы охраны. Славно. Должно быть разведка положила на меня глаз задолго до этого момента. Это даже забавно: Доносить до слушателей идею переворота, попутно стараясь не вызвать подозрение стражей правопорядка. Хотя слово «право» тут излишне… Варден кинул окурок прямо на пол. Будем считать это знаком, что все готовы. И я начал говорить. Очень люблю молоть языком, вы не представляете. Рассказывать о том, как наши души служат призмами для распространения и рассеивания нематериальных энергий, суть который сводится к Черному и Белому. Рассказывать о том, как нужно подставлять другую щеку и возвращать обидчику лишь добродетель. Минуте на второй (все станционные священники меня поймут) в храме осталось уже три человека, среди них два офицера. Они все слушали и слушали, пока я плавно переходил к обвинениям в адрес руководства. Это была славная проповедь, хоть никто и не задавал правильных вопросов. Офицеры долго перешептывались, а вот ботаник сразу направился ко мне с благодарностями. Мы пожали руки. В его глазах что-то вспыхнуло. Да, эту искру я не спутаю. Идея. Теперь нас уже двое. А ведь столько времени потребовалось. - Пройдемте с нами, Святой отец. - Нужно перетереть кое-что в бриге. Мда. Довыделывался, как говорится. А ведь хотелось все сделать аккуратно. Я уже было протянул руки, как вдруг ОЧЕНЬ хорошее предчувствие ударило мне в голову. А еще офицеру в голову. Топорик. Раз! Два! Пять! Все четверо бегаем по храму, разбрызгивая кровь. У меня в руке уже дубинка одного из офицеров, у ботаника – его голова. За всем этим с полным, возведенным в Абсолют, похуизмом наблюдает уборщик, который старательно вылизывает каждое пятнышко. - Стоп-стоп! Спокойно, мы же можем договориться! – теперь офицер был не в лучшем расположение духа. Откровенно говоря, я не хотел, чтобы до такого дошло. Этот парень мне нравился, в нем с первой встречи не проявлялось привычной офицерской грубоватости. Я решил дать ему шанс. Мы втроем смотрели, как тело первого офицера заезжает в крематорий. Рик, будем так называть выжившего, побледнел. Дзинь! Прямо как микроволновка, у меня аж в животе заурчало. Еще минут десять мы беседовали с Риком, поясняли ему всю абсурдность ситуации. В конце-концов он осознал, что корень случившегося куда глубже. На секунду он смог даже поверить, что переворот может изменить ход дел. Забавно, ведь я сам в это совсем не верю. Зато я верю в имплант лояльности. И зря. Мы жмем руки. Опять эта вспышка на дне зрачка. Хочется пафосно сказать, что никакие импланты не могут затмить пламя души. Но на деле мы знаем, что эти ипланты просто дерьмо собачье. Теперь нас трое. Офицер рассказывает, что в родной системе его ждет больная мать. Если он не сможет заработать ей на очередную дозу препарата – пиши пропало. Тем не менее – он с нами. Следующая проповедь. На часах 12:45. В храме собрался весь офицерский состав, исключая ХоСа и кремированного Первого. Имена уже давно стерлись из моей памяти, остались лишь поступки. И пустые взгляды. Они словно роботы, которые не хотят и не могут иметь собственную точку зрения. Но раз они все тут – значит я обязан попытаться, все равно к концу проповеди уже буду в карцере. Единственное, что я могу – говорить. И я говорил. Долго. Много. Без остановки. Я игнорировал все вопросы, проигнорировал даже ассистента с канистрой топлива (СБ оперативно спровадили его в открытый космос, в чем я им любезно помог). На часах 13:20. Пожалуй это была самая долгая проповедь за все время. Гордость буквально переполняет меня, ведь все слушают. Игнорируют даже вызовы, даже слова капитана. Каждый из них подходит ко мне, мы поочередно жмем руки и хлопаем друг-друга по плечу. Это что угодно, но только не революция. Вербовка – вот подходящее слово. Я всего один раз покинул храм – а уже 70% СБ на моей стороне. Оставшихся (кроме вардена) они казнили прямо в бриге, даже не сообщив мне. Теперь нет никаких преград. Я гордо вышагиваю по станции, захожу в каждый из отделов и без капли страха завожу запрещенные разговоры. Приняв нашу сторону, медперсонал любезно избавили СБ от имплантов лояльности. Как раз вовремя: Прибывает ХоС. Интуиция ему изменила, но самую малость. Заподозрив неладное, он первым делом направил свой гнев на вардена. Как иронично, ведь это единственный выживший лояльный сотрудник службы безопасности. Хорошо, что я был рядом. Уже минут пять ездил ему по ушам, когда в помещение ворвался его непосредственный начальник. Без лишних слов он открыл огонь. Три луча мне в голову, остальной заряд принял смотритель. Всем известно, что сперва нужно стрелять шоковым зарядом – а уже потом казнить летальным. Всем, кроме ХоСа. За секунду до падения варден успел попасть в обезумевшего. Я снял с Джерома Люкса (имя начальника охраны, если не ошибаюсь) шляпу, достал дубинку и превратил его голову в месиво. Как удачно все сложилось. До этого момента варден был в шаге от решения казнить меня за измену. Еще бы, ведь я даже не скрывал своих политических взглядов. А теперь бедняга жалобно хрипит, «наслаждаясь» своими последними минутами жизни. Если бы тут не было меня… Смотритель открыл глаза (да-да, я знаю как это звучит) уже на операционном столе. Рядом стоял хирург, узкоглазая медсестра и я. Должно быть последнее, чего ожидает лоялист НТ – это спасение собственной шкуры революционерами. Это сломало его. Взрослый мужчина даже начал реветь, такого поворота я от него не ждал. Мы пожали руки. Теперь станция наша, разве что… ХоП. Плевать, что уже три четверти экипажа были на моей стороне. Плевать, что половина из них даже не знала моего имени. Плевать, что тела убитых РД, СМО и ХоСа покоятся в гробах прямо посреди храма. За своим рабочим местом невозмутимо восседал ХоП, жевал сигару и смотрел на меня с нескрываемым скептицизмом. - Сэр, мы же можем поговорить. Только вы и я. Мне не нужно еще больше насилия, эта война закончилась даже не начавшись. - А почем мне знать, что вы меня не прикончите? Справедливый вопрос. Я кладу у окошка свой е-ган. Потом второй, третий, четвертый… Все же он пускает меня к себе. Следом за мной проходят еще пара офицеров, но глава персонала не сильно об этом волнуется. Наверняка он понимает, что мы заодно. Просто в любом случае, выбора у него нет. И вот мы беседует за небольшим столиком, попивая чай и оглядываясь на собравшуюся снаружи толпу. Почти все они были в крови: Доктора, Ученые, Инженеры. Только уборщик был кристально чистый. Он не был одним из нас, ему все эти революции были до пизды. Мне как-то сказали, что о него доклепались трое наших – он всех прикончил. После этого никто с ним не спорил, я даже попросил офицеров охранять его. Но, я отошел от темы. Мы беседовали с ХоПом, он все активнее соглашался с поражением корпорации. Конечно же он не считал нас правыми, но мне это и не нужно. Мы достаточно людей убили, почему бы не сохранить жизнь хоть одному? Так, для разнообразия. Мы пожимаем руки. Финальным пунктом нашего соглашения было то, что он покинет станцию на шатле. Захватит с собой монаха (а именно так мы прозвали уборщика), тела мертвых глав и всех апатичных. В замен Хоп передает мне карту с полным доступом. Капитан тихо-мирно спит в своей кроватки, укрывшись нелепым одеялком. В моих руках здоровый красный топор. Под звуки сирены экстренного шатла я подхожу к нему вплотную, костяшки до бела сжимают оружие. - Милосердие – выбор сильных. – угрюмо шепчу я себе под нос и двумя взмахами лишаю представителя верхушки НТ головы...