***
Роковое голосообщение, которое Лея отослала Бену сразу же после случившегося в сенате скандала — отослала, как известно, опасаясь того, что если юноша узнает главную тайну своей семьи из новостей или вовсе благодаря сплетням в голонете, это обернется настоящей катастрофой, — достигло адресата в день их с мастером возвращения в храм; и по правде говоря, нельзя было придумать худшего момента. В тот же вечер юноша отказался спуститься к ужину и вообще покидать свою комнату. Забравшись с ногами на постель и ссутулив спину, он алчно сверлил глазами датапад, листая страницы новостных блогов. Правда о происхождении его матери обсуждалась пользователями голонета с невероятной горячностью, которая казалась ему отвратительной. Да, Бейл Органа оставил достаточно обстоятельное объяснение. Он в самом деле хорошо подстраховался, учтя почти все вопросы, какие могли возникнуть у его приемной дочери относительно истинной ее родни. Видимо, для него было важно, чтобы Лея узнала правду. Именно правду, без слухов и домыслов. И лучше всего, прямо от него — даже если ему не доведется лично поведать обо всем. Он рассказал о тайном браке сенатора от сектора Чоммел Падме Амидалы Наббери с Энакином Скайуокером, прославленным героем Войн Клонов. Подтверждение этому можно отыскать и в обители Братства Знаний на Набу, где хранилась копия брачного свидетельства, подписанная священником по имени Максирон Аголерга. Там же упоминалось и новое имя сенатора, которое та не использовала во избежание скандала: Падме Амидала Скайуокер. Собственно, сам факт их женитьбы представлял не бог весть какой интерес. Единственная пикантность этого открытия состояла в том, что рыцарям-джедаям вообще-то не разрешалось ни заводить семьи, ни даже просто обладать женщиной. Но право же, случаи, когда этот запрет нарушался, были не столь уж и редки, иной раз даже с разрешения совета. А если учесть к тому же, что в то время шла война — Энакин и Падме поженились, судя по всему, незадолго до начала развернутых боевых действий; вскоре после знаменитой битвы на Джеонозисе, в которой они оба принимали участие, — а во время войны у окружающих были заботы поважнее чужой личной жизни, выходит, в том, что этим двоим удавалось так долго удерживать свое супружество в тайне, и вовсе нет ничего удивительного. Если бы не трагические последствия этого брака, о нем сейчас никто и не вспомнил бы. А последствия оказались таковы: согласно тому же рассказу Бейла Органы, Энакин Скайуокер из страха за свою супругу, которая в то время находилась на последних сроках беременности, предал и погубил орден джедаев, подчиняясь шантажу Шива Палпатина. Об этом свидетельствами и старые голозаписи, сохранившиеся в храме джедаев на Корусанте. На них молодой человек, преклонив колено, клялся в верности новому императору, умоляя лишь сохранить жизнь Падме. Где-то в это же время Энакин взял себе новое имя, которое тоже нет-нет да и проскальзывало в записях; то имя, которое в недалеком будущем стало повергать в ужас всю галактику. Немногие знали, что темный лорд Дарт Вейдер некогда был женат. А те, кто знали, были уверены, что он убил собственную жену при помощи Удушения Силы, которое впоследствии применил еще ко многим. Эта же мысль преследовала самого Вейдера вместе с бесконечным чувством вины. Настоящая причина гибели Падме Амидалы так и осталась скрытой за множеством догадок и слухов; однако, такая версия произошедших на Мустафаре событий была ближе всего к истине. Но тот факт, что перед смертью несчастная супруга Вейдера родила близнецов — Люка Скайуокера и Лею Амидалу Скайуокер — и вовсе оберегался оставшимися джедаями, как одна из главных тайн, от которой зависело спасение ордена. Органа ясно давал понять это, как бы извиняясь перед Леей за то, что скрыл от нее, прежде всего, существование родного ее брата. Конечно, глупо предполагать, что Люк и Лея, которые давно открыли обществу свое близкое родство, не придумали никакой оправдательной версии на этот счет. А лучшая ложь — это та, что ближе всего к правде. Бен знал, что его дед был джедаем. Что тот участвовал в Войнах Клонов и был тайно женат. Что после Великого истребления, унесшего жизни их истинных родителей, друзья Энакина — в частности, Бен Кеноби, чьим именем мать назвала его самого, — укрыли чувствительных к Силе детей в приемных семьях. Одна только деталь выпадала из общей картины, но как раз эта деталь и имела самое важное значение. Энакин Скайуокер не погиб, он переродился в Дарта Вейдера. Воспрянул из пепла своей прежней личности, как символ неумолимой, непоколебимой воли и поражающей мощи. Величайший из когда-либо живущих поборников Силы. Бывший раб. Ужас Империи. Убийца. Мученик. Святой. Избранный (факт его избранности, его особой роли в устройстве высшего замысла, не отрицал даже магистр Скайуокер). Эта новость заставила юношу зайтись невообразимым волнением. Выходит, что его семья лгала ему многие годы, укрывая важнейшую истину, которая имела прямое отношение к его, Бена, судьбе. Сколько лет он терялся в сомнениях, не зная, как относиться к себе — такому странному, не похожему на других. Считая себя едва ли не ошибкой природы; одним из тех неполноценных уродцев, к которым питают страх и отвращение даже собственные родители. Но теперь выходит, что дело вовсе не в нем. Что его странность — это черта, идущая от Вейдера и, вероятно, свойственная в какой-то мере каждому из потомков темного лорда. Включая и Лею Органу — мать, отвергнувшую свое дитя. А его многочисленные кошмары — не признак умопомешательства, а память прошлого, снизошедшая на внука великого воина и великого страдальца по воле Силы (хотя и по непонятным пока причинам). Наконец, теперь ясно, почему магистр все эти годы отказывает ему в исполнении единственной мечты — сделать его рыцарем-джедаем. Потому что боится, что, получив свободу, племянник пойдет по стопам деда. Сколько раз Бен откровенно спрашивал у дяди, в чем тут дело, но не получал откровенности в ответ. Наконец-то он узнал все, как есть! Мать, отец, дядя — они сделали выбор за него. Они грудью, встали между ним и истинным наследием их семьи, осознанно не позволяя Бену познать все свои возможности. В какой-то момент ему на ум пришло еще одно обстоятельство. Ведь всей галактике известно, что Люк Скайуокер победил верховного главнокомандующего Империи, могучего лорда Вейдера, и убил его! Выходит, учитель когда-то совершил осознанное отцеубийство? Бен крепко сжал зубы и приглушенно застонал. Все это не укладывалось у него в голове — тогда еще не укладывалось. Он отчаянно хотел поверить, что отыскал ответ. Заведенная в тупик той самой непонятной доселе двойственностью, с которой давно и безуспешно боролся Люк Скайуокер, душа юноши внезапно решила, что сумела отыскать волшебную дверь, ведущую к избавлению от безумия. Дверь, за которой скрыт единственно верный путь. Бен готов был прикоснуться к прошлому, которое должно определить его будущее. И кажется, в его голове вновь звучал тот самый голос, наполненный теперь особым искушением. Вероятно, он ожидал только этого часа на протяжении всех минувших лет. «Кому, как не тебе, Бен, быть Избранным, достойным памяти деда? Кто еще может возродить его чаяния из погребального пепла? Ты — новая точка сосредоточения великой Силы во всех ее проявлениях. Ты — его родная кровь Вейдера, и все, чем он был наделен, перешло к тебе. Приди ко мне — и я возведу тебя на пьедестал. Приди — и я дам тебе все, что пожелаешь. Приди — и я помогу тебе стать величайшим воином современности. Приди — и тебе никогда больше не придется страдать. Твоя семья обманывала тебя — я обещаю быть с тобой честным. Твой прежний учитель сдерживал тебя — я обещаю, что помогу тебе обрести власть и свободу». Избранный… от одного этого слова у парнишки голова шла кругом. Тот, кто завершит начинание великого предка, подарив новую жизнь если не самому темному лорду, то его планам и свершениям. Это было, без сомнения, то, чего он желал. Научиться такой технике, которая позволит не подавлять в себе страсть и гнев, а использовать эти чувства, чтобы добиться истинного могущества. Хотя бы для этого и пришлось ступить на запретную дорогу. Призрачный искуситель знал, за какие струны следует дернуть, чтобы инструмент его души заиграл требуемую мелодию. Что-то рождалось в глубине его сердца — что-то устрашающее и вместе с тем очевидно правильное.***
Магистр Скайуокер уже знал о случившемся — сразу по прибытии в храм он говорил с сестрой по голосвязи. Разговор их был долгим и обстоятельным, несколько раз сенатор Органа даже повышала голос, на что Люк, впрочем, никогда не обижался. Лея и по сей день отлично помнила эту беседу, ведь она была одной из тех, который остаются в памяти до конца дней. Речь между ними, конечно, шла не только о Бене, но главным образом все же о нем. Лея, предчувствуя угрозу, заклинала брата приглядывать за ее сыном повнимательнее. Убедиться, что юноша правильно поймет и воспримет невероятное известие, свалившееся ему на голову. Когда вечером Бен отказался ужинать, Люк решил не трогать его, дать парню время остыть. Но наутро, когда племянник не явился и к завтраку, магистр отправился за ним — на второй этаж, где располагалась спальня лучшего ученика рядом с залом для медитации. Сразу же за его собственными покоями. В голове у Скайуокера пульсировала единственная тревожная мысль — та самая, которая не давала покоя и Лее тоже, хотя та в отличие от брата не способна была облечь свою тревогу в слова: «Неужели это оно? Неужели, наконец, случилось? Неужели теперь я потерял его окончательно?..» Дверь в комнату Бена была заперта. Магистр стал стучать, требуя, чтобы падаван впустил его. Тот поначалу не отзывался, словно вовсе не слышал. — Бен, открой. Иначе мне придется сломать механизм и войти без твоего согласия. Люк вполне мог исполнить угрозу при помощи той же Силы. И всерьез собирался прибегнуть к этому последнему средству, если юноша продолжит упрямиться. Он чувствовал смятение и озлобленность Бена. И знал, что в таком состоянии мальчишке опасно оставаться одному. Бен отреагировал на слова дяди неожиданно. В считанные секунды дверь отошла в сторону, и гранд-мастер едва успел предупредить волну телекинеза, которая могла бы сбить его с ног и отбросить назад на добрый десяток метров. Он вскинул руку, подавляя своей мощью мощь разбушевавшегося племянника, пока тот не издал бессильный полурык. К этому времени у лестничного проема успело собраться довольно любопытных — в основном, юнлинги, вечные проказники, которым до всего есть дело. При виде короткого противостояния Бена и магистра Скайуокера, дети в страхе замерли, прижав пальцы к губам и растерянно моргая. Скайуокер скачками влетел в комнату и заставил дверь поскорее закрыться вновь, оставив тем самым маленьких «зрителей» без дальнейшего представления. Вокруг властвовал поражающий беспорядок. Вещи Бена были разбросаны по полу и по кровати. Регулятор освещения и температуры, тот и вовсе был вырван из стены практически с корнем — и теперь тоскливо висел на единственном уцелевшем проводке (по счастью, в комнате имелся аварийный). Сам Бен стоял подле окна, точно напротив Люка, и дыхание его было гневным. Но за гневом — только теперь, вновь увидев учителя, юноша осознал это, — скрывался страх. Вся его жизнь прошла рядом с магистром, который был для подрастающего племянника и отцом, и матерью, и учителем. Люк Скайуокер, именно он, стал для Бена воплощением особого мира — мира уюта и безопасности, каковым являются родители для ребенка. Бен вовсе не лгал, утверждая, что доверяет Люку, словно себе самому. Сейчас, утратив эту безоговорочную сыновнюю веру, Бен как будто очутился на краю пропасти, что заставляло его нервничать еще сильнее. — Почему вы лгали мне? — воскликнул он, растерянный и взбешенный, с болезненно красными глазами. — Всю жизнь вы меня обманывали... — Прекрати истерику, — Скайуокер прервал поток его возмущения твердо, даже жестко. Но сам между тем оглядывал парня с головы до ног, чтобы убедиться, что тот не нанес себе новых ран. — Право, тебе скоро двадцать три года, Бен, а ведешь ты себя, словно изнеженный капризный подросток. Сядь, — приказал он. Бен нехотя подчинился, опустившись на край кровати. Люк присел рядом — прямо на пол, скрестив ноги. — Жаль, что ты узнал обо всем вот так — от посторонних. Но твоя мать... Юноша перебил его: — Моей матери наплевать на меня. — Если бы ей было наплевать, она не говорила бы со мной весь вчерашний вечер, прося проследить, чтобы ты не наделал глупостей. Бен промолчал, надув губы. — Это правда, что Дарт Вейдер — ваш отец? — Он, не моргая, посмотрел в лицо Скайуокеру, давая понять, что готов поверить любому ответу, лишь бы сохранить былое доверие, которое существовало между ними. Но вместе с тем понимая, что распознает неправду — быть может, даже вопреки своей воле. Тот побледнел — и одна эта бледность обличала его лучше любых слов. — Просто скажите мне правду, магистр. Дядя… — в голосе Бена, сошедшем на шепот, звучала мольба. «Не лгите, пожалуйста. Только не лгите мне снова…» О Сила… как же он устал! Устал существовать в плену тайн и недомолвок — словно в плену непреодолимого сна, питаясь одними догадками. Устал держать самого себя на привязи, стараясь казаться тем, кем ему никогда не быть. — Да, — ответил, наконец, Люк. — Выходит, что я — его внук? — Да, и это тоже правда. Хотя твоя мать до сих пор мыслит своим истинным отцом Бейла Органу. Человека, погибшего по вине Вейдера, как и тысячи других альдераанцев. — Отчего вы лгали прежде? — вскричал Бен, вскинув кулаки. — Всю мою жизнь… как вы посмели? — Я старался делать то, что лучше для тебя, — бесстрастно пояснил учитель, уповая на свойство льда гасить пламень. — Я не могу больше жить во лжи, в неведении. Я хочу знать правду, — Бен сделал небольшую паузу. — Вы… вы убили родного отца? Морщины — печать страдания души — вдруг ярче проступили на лице Скайуокера, отчего магистр разом стал казаться старше, чем на самом деле. Отцеубийца… так говорили о нем последние верные павшей Империи. Те немногие приближенные Палпатина, что знали тайну происхождения Люка Скайуокера. И отчасти правда была на их стороне. Много лет назад он и вправду нанес своему врагу Дарту Вейдеру, их знамени, смертельную рану — нанес еще до того, как разрушительные молнии императора коснулись защитной металлической брони. Он, родной сын погубил Вейдера. Но тем самым освободил другого. Того, кто был истинным его отцом. — Я выполнил задачу, возложенную на меня великой Силой. Я принес отцу покой и свободу. Пожалуй, пока это все, что он мог сказать, уверенный, что племянник воспримет его слова правильно. Придет время, и Бен сам поймет остальное. Юноша ничего не ответил. На его глазах вспыхнули слезы, кажущиеся золотыми искрами в утренних лучах солнца. Это были слезы разочарования — чувства жестокого и необратимого. Скайуокер помолчал немного. В конце концов, думал он, известно, что бытие циклично — оно циклично когда растягивается до масштабов вселенной, и когда сжимается до размеров человеческой жизни — и потому человек в своем странствии неизменно возвращается к началу. В этом заключается, пожалуй, основное свойство Силы и главная ее мудрость. Это истинное лицо бесконечности — круг, называемый «кругом жизни». Единственное ее лицо, которое доступно человеческому рассудку. Как раз с цикличностью такого рода Люку и пришлось столкнуться — когда внук, оглядываясь назад во времени, как бы становился своим дедом, перенимая его черты и его судьбу. Потому что вперед ли, назад ли — это собственно, одно и то же. Люк спросил ученика, не поднимая на него глаз: — Считаешь себя Избранным? Мечтаешь достигнуть славы деда? Он хорошо видел, что мысли Бена погрязли в болоте гордыни, что тщеславие не в малой степени питает его обиду — и находил это даже полезным для того дела, смысл которого он намеревался донести до племянника. Не дождавшись ответа — ибо ответ был не нужен — Люк спросил вновь: — А если придется повторить и его путь? Бен вспомнил человека из своего кошмара. Вспомнил муки сгорающего заживо — и содрогнулся всем телом. О таком пугающем исходе ему не хотелось даже думать. Но потом его посетила другая мысль — что Сила донесла до него через время страдания деда отнюдь не случайно; что в этом, как и во всем остальном, присутствует идея избавления. И он ответил: — Значит, я повторю его. На сей раз Люк окончательно сдался. Все светлые, человеческие мотивы, ограждающие его душу от соблазна, потеряли смысл от одной этой фразы. Нет, он не собирался унимать честолюбие племянника, тем более, что оно отвечало его собственному честолюбию. И к тому же, было вовсе не беспочвенным. — Тогда тебе следует знать, что путь Избранного — это путь жертвенности. Бен призадумался. Он мало что понял со слов учителя, но хотя бы тот единственный логический вывод, который вытекал из них — что Скайуокер всерьез рассматривает факт его избранности — уже стоил того, чтобы прислушаться. — Голос, который говорит с тобой, вчера ты тоже слышал его? Бен кивнул, низко опустив голову. Они не затрагивали тему тайного голоса со времен прибытия на Дагобу, и юноша в тайне надеялся, что время этого разговора никогда не придет. — Искушал тебя, верно? Снова лишь уклончивый кивок. — Давно вы знаете? — осторожно спросил Бен. — С тех самых пор, как ты появился в храме, малыш. Тот едва заметно вздрогнул. — Кому принадлежит этот голос? — А ты спрашивал у него самого? — Скайуокер многозначительно прищурился. — Да. Он говорил, что его следует называть Верховным лидером. Люк печально процедил: — Так я и думал. — И добавил чуть громче: — Хочешь узнать его истинное имя? — Хочу, — не стал отрицать Бен. — Его зовут Галлиус Рэкс. «Галлиус Рэкс», — парень задумчиво повторил про себя это имя. Нет, оно ничего ему не говорило. — Рэкс был советником, доверенным лицом Палпатина, гранд-адмиралом флота Империи. А еще — чувствительным к Силе и тайным учеником Императора, — все это Люк пояснил на одном дыхании, понизив голос, хотя в комнате не было никого, кроме них. — Тогда он должен быть довольно известной личностью, — заключил Бен, про себя удивившись еще больше, отчего никогда прежде не слышал о таком важном субъекте. — Есть люди, которым отводится особая роль — роль кукловодов. Тех, кто скрывается за кулисами. Их имена не слышатся каждый день с голоэкранов, не звучат в новостях, и даже в документах упоминаются редко. Но именно эти люди представляют основную опасность для своих врагов. Они являются эпицентром любого формирования. Они руководят войной. Это страшные люди, Бен, — Люк перевел дух и продолжил: — Галлиус Рэкс служил Палпатину с малых лет, выполняя секретные задания. Император называл его своим личным другом. После Эндора этот человек удалился в бега. Большая часть имперских офицеров считала его погибшим. Он жил под вымышленным именем, тайно набирая сторонников — так называемый Теневой совет. Ждал, пока Новая Республика выкорчует основной состав руководителей флота, и даже тайно помогал войскам Альянса. После чего рассчитывал провозгласить собственную империю. Его планам помешала битва при Джакку. Галлиус находился на борту последнего дредноута типа «Палач», флагманского судна остатков имперских сил. — «Разорителя»? — отчего-то припомнил Бен, мимоходом воскресив в памяти и вечер на Джакку в компании маленькой незнакомки — один из самых приятных и спокойных в его жизни. Воспоминания заставили его некстати улыбнуться. — Да, «Разорителя», — Люк был удивлен, что племяннику знакомо это название. — Ты знаешь, что с ним произошло? — Кажется... корабль рухнул на планету. Скайуокер кивнул. — Да, именно так. Считалось, что после такой чудовищной катастрофы в живых не осталось никого, да и не могло остаться. Прошли годы прежде, чем я смог распознать этого человека в твоем таинственном добродетеле. Он сумел выжить — через злое, пугающее перерождение, смысл которого до сих пор не понятен мне до конца. Отныне Рэкс — нечто большее, чем просто слуга Тьмы; он — ее воплощение. То воплощение, что всегда появляется там, где смерть, разрушение, несправедливость, маскируясь под кого или под что угодно. Ему нужны чувствительные к Силе, одаренные юные существа. Чем больше их вокруг — тем он сильнее. — Он говорит с тобой при помощи телепатии. А что ему нужно от тебя — это, я думаю, ты и сам понимаешь. — Но... зачем? — парень растерянно тряхнул головой. — Он по-прежнему лелеет мечту создать собственную империю — на руинах Империи Палпатина. Но учитель — ничто, если у него нет учеников. После смерти Вейдера появилось немало темных орденов и сект, которые превозносили имя Избранного, украшая его изображениями и статуями алтари в своих тайных убежищах. По меньшей мере, некоторыми из них руководит Рэкс. Он использовал имя своего умершего врага, чтобы манипулировать другими. Но для укрепления веры людям нужна не просто каменная статуя, не безликая вечность — им нужна живая кровь, здесь и сейчас. Потомок Вейдера, чувствительный к Силе — чем не кандидат в главари и вдохновители для какой-нибудь подобной шайки? — И что же мне делать? — спросил Бен, нервно и испуганно кусая губы. Он вдруг почувствовал себя, словно продажная девица. Враг подкупил его и овладел им — его мыслями и его душой. Люк вздохнул. — Ты уже порядком увяз в этой истории, сам того не зная. Сейчас у тебя два пути: или попытаться противостоять Рэксу, совершенствуя техники ментальной защиты, или… — внезапно учитель умолк. — Или — что? — Бен нетерпеливо заерзал. — Или попытаться обмануть Рэкса. Победить врага его же оружием — это как раз тот путь, который проделал твой дед. Ибо этот путь был бы гораздо длиннее, если бы Избранный шел только светлой тропой. Тогда магистр приступил к рассказу. Он поведал о замысле Силы — вернее о том главном, что, по его мнению, составляло самую суть этого замысла; его, так сказать, скелет. Ибо полноценно постичь его невозможно. Суть же состоит в том, чтобы Избранный — тот, кто отмечен в Силе особой печатью — вошел в царство Тьмы, умерев для Света — но позже превозмог зло и смерть через страдания и искупление, и воскрес в истине. Не следует углубляться в подробности его рассказа. Не только потому что размышления Люка на этот счет уже прозвучали в былом его разговоре с Лор Сан Теккой, но еще и потому что известно, с каким трепетным любопытством отнесся Бен к идее своей избранности. С какой отчаянной готовностью желал поверить, что его особый дар, который прежде приносил одни только сомнения и терзания — этот дар был дан ему не просто так, а для определенной цели. Самой высокой и праведной цели, исполнив которую он возвысится в веках. И потому слова Скайуокера, как и сладкие увещевания Верховного лидера, падали на самую благостную почву. Тем более что одно, в общем-то, не противоречило другому. В то утро Скайуокер оставил племянника, не получив от него какого-либо четкого ответа, что тот собирается предпринять, и собирается ли вовсе предпринять хоть что-то? Люк понимал: Бену необходимо время, чтобы в тишине, без лишней суеты обдумать услышанное. Хотя сам магистр уже не сомневался в том, чем все окончится. И чувствовал себя предателем. «Пусть Рэкс подавится своей жертвой, — с горечью думал он. — И пусть Сила, если в этом и правда есть ее воля, восторжествует». К вечеру Бен сам отыскал учителя и признался ему, что готов. Готов пройти дорогой Избранного и присягнуть Тьме, если это требуется для осуществления некоего высшего замысла. Он говорил искренне, однако Скайуокер понимал, что парень едва ли разумеет истинный смысл предстоящей жертвы, и идет на эту авантюру лишь в угоду своей — и его, Люка, — гордыне. Да еще потому, что не может больше сидеть под хрустальным куполом, которым окружила его забота учителя. Впрочем, так ли важны человеческие мотивы, когда речь идет о том самом высоком замысле, картина которого зачастую и складывается из крохотных крупиц эгоистичных, недалеких поступков? По крайней мере, Люку оставалась радоваться тому, что Бен идет на жертву в той или иной мере сознательно — куда более сознательно, нежели Энакин. — Не бери с собой вещей, — напутствовал он племянника. — Ни датапада, ни комлинка, ни одежды. Пусть твой новый учитель будет уверен, что ты сбежал тайком. Что в отчаянной спешке у тебя не было времени толком собраться. В конечном счете юноша взял только световой меч и старую черную куртку — короткую, приталенную, с кожаными вставками на груди, надев которую, он вдруг показался Люку удивительно похожим на него самого — в тот день, когда тот добровольно сдался имперским солдатам на Эндоре в надежде на новую встречу с отцом. Подметив это сходство, Люк на мгновение задохнулся. Одежда светлой души, идущей на заклание. Одинокий лес на пригорке вблизи Великого храма, бывшего когда-то одним из оплотов веры джедаев, а много позднее — главной базой Альянса повстанцев. Это место, на которое указал Верховный лидер своей добровольной жертве, и куда Люк уже затемно помог добраться Бену на спидербайке. Сойдя на землю чуть в стороне от назначенного пункта, юноша сказал смущенно: — Не рассказывайте ничего матери с отцом. Родителям все равно не понять всей подоплеки случившегося. Пусть лучше думают, что их сын просто сбежал из-за своей обиды. По крайней мере, полагал Бен, их обоих — прежде не особо интересовавшихся его жизнью, — не должно опечалить и его исчезновение. Люк обещал ему сохранить тайну. Во всяком случае, он тоже был уверен, что Лее лучше пока находиться в неведении. Их утренний разговор не имел свидетелей. Он был покрыт тенью тайны и назначен забвению. А то, что скрыто в тени, пожалуй, и должно там оставаться. За спиной у Бена показались мерцающие, подобно звездам, желтые посадочные огни «Лямбды», которые Скайуокер знал слишком хорошо. — Сохрани тебя Сила, — молвил Люк, сцепив зубы. «Раз уж такова твоя судьба…» Бен ничего не ответил. Он двинулся к пригорку. Люк не видел того, как вышедшие из шаттла люди в черных одеждах окружили его племянника. Как легкое, едва уловимое взгляду мановение руки пронеслось в сантиметре от лица, оглушая Бена при помощи Силы и погружая его в беспамятство. И как похитители грубо подхватили его обмякшее тело, увлекая на корабль. Только много позднее благодаря мыслям Рей Скайуокеру стало известно о том, как же произошло, что обман превратился в истину, а Бен сделался Кайло Реном — уже не в шутку, а на полном серьезе. Сноук взял штурмом крепость его сознания, стены которой — на поверку оказавшиеся довольно хрупкими, — не выдержали тяжелых ментальных ударов Темной стороны. Тогда, в окутанном ночью явинском лесу Люк видел Бена в последний раз. Когда год спустя рыцари Рен уничтожили храм, Скайуокера в нем не было. … — Теперь ты все знаешь, — молвил Люк, глядя в бархатные глаза сестры. На какие-то мгновения Лея погрузилась в абсолютную тишину, раздавленная тем, что ей пришлось узнать. Она словно в самом деле перестала видеть и слышать — потому что не желала ни видеть, ни слышать ничего больше. — Ты отдал врагу моего сына… — подытожила она с бледным, каменным лицом. — Другого мне не оставалось, — сказал Люк, сам не замечая, что начал оправдываться, хотя прежде обещал себе не делать этого. — Иначе все было бы еще хуже. Нельзя спасти того, кто не желает быть спасенным. — Ты сам отдал Бена Сноуку, — повторила Лея, словно не слыша его судорожных речей. Люк заключил ее лицо между своих широких, грубоватых ладоней и заставил посмотреть на себя. Ненависть, злоба, отвращение — все что угодно, лишь бы ее взгляд пробудился. Лишь бы в нем не зияла пропасть безысходности. — Я не прошу тебя простить меня, потому что не надеюсь на это. Я не заслужил твоего прощения, сестра. Ты доверила мне главное сокровище своей жизни — единственного сына; я не уберег его. Мне пришлось сделать то, что Бен однажды сделал бы и сам. Лея, наконец, подглядела на него с выражением упрямой отрешенности, поджав тонкие свои губы. — Ты мог остановить его. Она не верила и не желала верить разглагольствованиям о цикличности жизни, или о тайном замысле Силы; о пути Избранного — о его смерти и воскрешении. Для нее важным было только одно: Люк не остановил Бена в роковой момент, а напротив, помог ему сбежать. Не подал руку, чтобы вытащить на свет, а подло подтолкнул его к бездне. — Мой сын верил тебе. Во всяком случае, хотел верить. Но ты ему не помог. Лишь на секунду, на пике неверия и гнева, ей подумалось, что лучше бы Люку не возвращаться вовсе. Не терзать ее этим жестоким признанием. Скайуокер почувствовал это. — Может и так, — сказал он, тяжело вздохнув. — Теперь ты понимаешь, почему я ушел ото всех, и от тебя тоже. Я боялся смотреть тебе в глаза, Лея. Да, действительно боялся. То, что произошло с Беном, стало самой ужасной ошибкой в моей жизни. Ошибкой, за которую я дорого заплатил, но должен заплатить еще большую цену. Если я встречусь с Беном, один из нас погибнет… Он не договорил. Его речь прервала обрушившаяся справа тяжелая пощечина. Лее никогда прежде не доводилось бить брата. Хотя не сосчитать, сколько оплеух она в свое время отвесила Хану во время их ссор; однажды ей довелось ударить и Бена. Но в отношении Люка ее вспыльчивость обычно робела и замирала, не доходя до высшей точки. Когда Люк осознал, что случилось, он вдруг дико рассмеялся, потирая пострадавшую щеку. — Ты украл у меня сына, — заключила генерал Органа. Оказывается, изначально это был он, Люк — а вовсе не Сноук, как она полагала прежде. — Так теперь не смей говорить, что ты боишься. Верни его домой.