Девять из десяти

— Это почти глупо, — говорит Гарри, обращая своё внимание к Луи. — Насколько глупо по шкале от ноля до десяти? — усмехается Луи, оборачиваясь к кудрявому парню. — На девять из десяти, — уверенно говорит зеленоглазый, переводя недоверчивый взгляд на тёмное здание школы. — Всего на девять? — хмыкает Луи и ухмыляется. Гарри абсолютно не нравится эта идея, и он соврёт, если скажет, что испытывает прилив адреналина в крови. Его тело покрывают сотни и тысячи мурашек, и он лишь радуется, что Луи неспособен увидеть их сквозь плотную ткань шерстяного свитера. Гарри заправляет выпавшие из-под банданы волосы и сглатывает, когда Луи приоткрывает одно из окон. Он так долго планировал это, что даже специально завалил контрольную, чтобы остаться после уроков и пожертвовать один день на то, чтобы подложить под окно деревяшку и то не смогло закрыться до конца. Луи переводит на парня взгляд и, замечая, как он мнётся на месте, хватает его за руку, притягивая ближе к оконной раме, на которую он сам уже успел забраться. Стайлс поддаётся вперёд и угождает прямо в объятья Томлинсона. Оба неловко краснеют и молча опускают взгляд вниз, на разделяющую их тела оконную раму, освещённую лунным светом. Носки чёрных вэнсов Луи указывают прямо на Гарри, и парень изо всех сил старается выкинуть из головы дурацкий жест, который придумал непонятно кто, чтобы находить тайные знаки там, где их сроду не было, и пытается не акцентировать на этом внимание. Луи запрыгивает в кабинет и, достав из кармана телефон, включает фонарик. Гарри по прежнему не нравится эта идея, но он, слегка оттягивая шлейки рюкзака, которые больно впиваются в плечи, пролазит в окно вслед за Луи. — Ах, Гарри, если бы ты знал, насколько я ненавижу предателей, — тонкий голос Луи неожиданно пронзает мёртвую тишину, и Гарри на долю секунды кажется, что произнесено это было не его лучшим другом, а кем-то невидимым, находящимся сейчас с ними в кабинете химии. Зеленоглазый переводит взгляд на парня, который лежал на учительском столе и беззаботно мотал ногами, словно они только что проникли не на территорию школы, а просто зашли к кому-то в гости. Гарри кажется, что для Луи это сродно одному и тому же, но продолжает молчать, пытаясь не закричать о том, насколько ему не нравится эта идея. — Знаешь, что делают с предателями? — Томлинсон приподнимается на локте и устремляет свой взгляд прямо в глаза Гарри. Зелёные глаза с примесью страха и благородства — Луи не раз представлял их перед собой, смотря в бескрайнее небо. Гарри качает головой и закусывает нижнюю губы. Он только перешёл в старшую школу и дружба с выпускником за несколько месяцев уже успела принести свои плоды: девушки со старших курсов не упускали возможности потрепать его по волосам или, взяв под руки, увести в подсобку. Гарри не нравилось их общество, но он был слишком стеснительным, чтобы отказать им — он боялся обидеть их. Когда ты новичок в старшей школе, то внимание выпускников, а особенно таких, как девушки из группы поддержки, считается едва ли не самым престижным грантом. — Предателей надо наказывать, глупенький, — смеётся Луи, тормоша Стайлса по волосам. Гарри поправляет бандану, которая съехала на бок, и закатывает глаза. — Ты не Робин Гуд, — выдыхает Гарри, устало плетясь за другом по длинному коридору с множеством поворотов. — Как знать, мой милый друг, — произносит Луи, делая особый акцент на слове «милый», и Гарри старается не брать это в голову, потому что прекрасно знает манеру разговора Томлинсона. — Как знать. Томлинсон останавливается возле одного из множества шкафчиков и весело улыбается, словно вот-вот совершит что-то плохое (или даже незаконное). Гарри прекрасно знает об этом, иначе они не оказались бы вдвоём в школе посреди ночи. Конечно, Гарри несколько иначе представлял себе тусовку, на которую звал его Луи, но он бы сильно соврал, если бы сказал, что ему не нравится общество голубоглазого шатена. — Снимай рюкзак, Гарри, — властным тоном говорит Луи, и Гарри, сам не замечая того, повинуется. — Сегодня мы будем вершить правосудие. — Где-то я уже это слышал, — бездумно бормочет Гарри, снимая тяжёлый рюкзак и кидая его на пол. — Это «Айвенго», мой милый друг, — белоснежные зубы Луи поблескивают в свете луны, струящимся сквозь окна над потолком, и Гарри кажется, что если он сейчас дотронется до парня, то тот исчезнет, словно туман или сон, в котором ты отчаянно хочешь побыть подольше. — А с рюкзаком поаккуратнее, его содержимое нам здорово сгодится, — чуть строже добавляет Луи, и зеленоглазый послушно кивает. Нет, он совсем не против, чтобы Луи отдавал приказы. Старшеклассник с гордым видом открывает рюкзак и достаёт его содержимое, которое кажется Гарри едва ли совместимым между собой. — Знаешь, чей это шкафчик? — Спрашивает Томлинсон, и Гарри отрицательно качает головой. — Тогда тебе повезло, — усмехается Луи, но уже через секунду чуть серьёзнее добавляет «наверное». — Чей бы шкафчик это ни был, мне кажется, он не заслуживает этого, — мямлит Гарри, стоя чуть в стороне от Луи. Старшеклассник незамедлительно переводит на него недоумённый взгляд, будто не веря, что его лучший друг был способен такое произнести. — Что ж, — Луи выравнивается, и хотя он был на несколько лет старше Гарри, это не мешало кудрявому возвышаться над ним почти на целую голову, — это шкафчик Зейна Малика. Того самого Зейна, который бросил нас перед матчем против Ястребов и почти лишил нас вратаря. — И что в этом такого? — Непонимающе спрашивает Гарри, покачивая головой, будто это самая банальная вещь в мире. Возможно, для кого-то, но не для Луи Томлинсона — капитана лучшей школьной сборной по футболу во всём городе. Луи замер, держа в руках надутый шарик, заполненный гелем для бритья. Гарри хочется смеяться над тем, как забавно выглядит его друг, но суровый взгляд Луи не позволяет сделать этого. — Итак, у нас есть пятнадцать минут до того, как в этот коридор зайдёт охранник, — важно говорит Луи, привязывая нитку к затвору на небольшой камере. — За это время мы должны успеть вскрыть его шкафчик, разместить там ловушку и успеть смыться до того, как нас заметят. — И как же ты собрался вскрывать его шкафчик? — скептически спрашивает Гарри, скрещивая руки на груди и едва склоняя голову на бок. Он не соврёт, если скажет, что считает эту идею полным абсурдом. Рот Луи раскрывается в широкой улыбке, и складывается впечатление, что весь вечер Томлинсон только и ждал этого вопроса. Казалось, он знал на него ответ лучше, чем имена всех своих сестёр в порядке рождения. — О, это довольно интересный вопрос, — Томлинсон откладывает фотоаппарат на пол и поворачивается к шкафчику. — Дело в том, что Зейн невероятный нарцисс. И либо у него здесь стоит дата его рождения, либо день, когда он впервые снялся для «Тин Вог». Я склоняюсь ко второму, — Луи драматично обхватывает подбородок тонкими пальцами, и Гарри сглатывает, облизывая губы. Он невероятно много раз представлял, какой потрясающий массаж способны сделать эти ловкие пальцы. Гарри чувствует, как твердеет бугорок, оттопыривая ткань узких джинсов. Он судорожно хватает ртом воздух и быстро опускается на колени перед рюкзаком. Ему страшно даже от одной мысли о том, что Луи мог заметить его секундную слабость, его уязвимое место. Луи улыбается уголком губ и закрывает глаза, ощущая как в области паха разливается тепло. — Так значит, он снимался для «Тин Вог»? — спрашивает Гарри, чтобы хоть как-то разрядить накаляющуюся атмосферу. — А ты думаешь, почему он ушёл из команды? — Луи заливается смехом, а затем раздаётся негромкий щелчок, и перед друзьями открывается содержимое новоиспеченной модели. Гарри, всё так же сидя на коленях, нахмурившись, разглядывает лаки для волос и крема, которые занимают верхнюю полку шкафчика. — То, что мы делаем, вообще законно? — вдруг спрашивает Гарри, и с опаской поднимается на ноги. Луи пытается не опускать взгляд ниже, но любопытство почти убивает его; он буквально ненавидит Стайлса за эту невинность, которой пропитана каждая клеточка его тела. — Девять из десяти. Почти нет, — Луи заговорщически улыбается. — Но шкафчик — не его собственность, так что… — парень пожимает плечами и подвешивает шарик с гелем для бритья максимально близко к дверце. Гарри дотрагивается пальцами до губы и слегка оттягивает её, наблюдая, как ловко пальцы Луи справляются с тонкой ниточкой. Он устанавливает камеру на верхней полке и также подвязывает ниточку таким образом, чтобы когда дверь открылась, шарик с гелем лопнул от иглы, которая пронзит его, и одновременно с этим камера сделает ряд снимков, которые тут же попадут Луи на телефон. Томлинсон ещё долго копошится, проверяя, чтобы всё сработало в точности так, как он продумал. У него была лишь одна единственная попытка, и он не мог позволить себе облажаться. Он ещё раз провёл пальцем вдоль нитки, проверяя, прочно ли она натянута, когда Гарри резко схватил его за руку и побежал в сторону кабинета химии, через окно которого они пробрались внутрь. Кончиками пальцев Луи успевает схватиться за дверцу шкафчика и захлопнуть его, когда яркий свет фонаря освещает весь коридор, падая на обувь парней. Они бегут быстрее, держась за руки и не сбавляя темп, пока не забегают в тот самый кабинет. Томлинсон захлопывает дверь и опирается на неё, зная, что совсем скоро в неё настойчиво будет ломиться охранник, и он не сможет в одиночку справиться с таким напором. — Помоги, — говорит он, подбегая к парте и начиная тащить её в сторону двери. Гарри подбегает с другой стороны и, хватаясь за край, помогает толкать. Луи заливается громким смехом, облокачиваясь на парту и привлекая внимание Стайлса. Кудрявый смотрит на него с непониманием и прищуривает глаза, слегка качая головой. Но Луи, кажется, даже не собирается останавливаться. — Ты собрался стоять здесь и ждать, пока нас поймают? — почти кричит Стайлс, стоя у окна. — Мы чёртовы бандиты, Гарри, — продолжает смеяться Луи, и Гарри изгибает бровь. — Да-да, это очень смешно, — врёт парень, — но давай потом повосхищаемся нашим подвигом. Гарри почти умоляюще просит Луи сдвинуться с мёртвой точки и, наконец, покинуть здание школы до того, как их поймает охранник и их отстранят от уроков на всю неделю. Гарри не мог вообразить себе того ужаса, если их застукают здесь вдвоём, сбегающих от охранника. Но когда парень понимает, что сладостная эйфория, в которой прибывает Луи, не пройдёт там быстро, Гарри бегом хватает его за руку и тащит за собой. Рука Томлинсона сильная и мокрая, и она постоянно грозит выскользнуть из непрочной хватки Гарри, пока парни бегут по стоянке, всё также держась за руки. Луи продолжает заливаться смехом, не веря в то, что они только что учудили, а Гарри уже готовится ловить своё сердце, которое вот-вот вылетит из груди: то ли от переизбытка адреналина, то ли от переизбытка Луи. Они запрыгивают в старенький автомобиль Гарри, который достался ему от его старшей сестры, и парень изо всех сил давит на педаль, пытаясь удержать руль влажными руками. На пассажирском сидении расслабленно сидит Луи; его грудь быстро вздымается и опускается, а на лице парня играет довольная улыбка, и он делает вид, что совершенно не видит косых взглядов кудрявого. Они оказываются на безопасном расстоянии от школы, и Гарри откидывается на спинку, только сейчас ощущая, каким напряжённым было его тело в течение всего часа. Он поворачивает голову в сторону Луи, и замечает как парень, близко склонившись, изучает его лицо. Они находятся в нескольких сантиметрах друг от друга, и Гарри чувствует, как тёплое дыхание Луи обжигает его разгорячённую кожу на шеи. — Это было… — начинает Гарри, но его тут же перебивает Луи. — Умопомрачительно? — продолжает за него голубоглазый, быстро дыша и восторженно улыбаясь. — Безрассудно, — поправляет его Гарри. Он соврёт, сказав, что будет спорить с Луи, если тот примется доказывать, будто 'безрассудно' и 'умопомрачительно' — это одно и то же.

***

— Это точно противозаконно, — настаивает Гарри, когда они останавливаются в тёмном переулке. — Ровно на девять из десяти, — усмехается Луи, и для пущего драматизма натягивает на себя балаклаву. Гарри закатывает глаза, но не решается возразить, что эта идея — самая худшая из всех идей, которая приходила когда-либо в голову Луи Томлинсона. Как ни странно, но все шалости выпускника всегда сходили ему с рук, стоило ему улыбнуться или рассказать какой-то забавный анекдот, или сделать меткий комплимент, или просто начать рассказывать, какой стресс он испытывает, будучи представителем лучшего футбольного клуба в городе. Стоит Луи открыть рот и начать рассказывать о чём-то, будь то завтрашний прогноз погоды или пересказ утренних новостей, и все обиды на него сразу развеиваются как дым. В Луи Томлинсоне было столько шарма, харизмы и обаяния, что он буквально излучал их, как радиоактивная бомба. И Гарри было сложно справиться с этим. Гарри Стайлс, в отличие от своего старшего друга, не был приверженцем лишнего внимания, и старался держаться подальше от мест, которые были набиты толпами людей. Особенно ему не хотелось подвергаться такому вниманию в школе, поскольку он был абсолютно убеждён, что ничем не заслужил такой заинтересованности к своей персоне. Он был убеждённым интровертом, и когда в его маленький мир без предупреждения врывается взбалмошный экстраверт, вечно смеющийся и умудряющийся попасть в какие-то неприятности, Гарри становится страшно, что он больше никогда не сможет держать всё под своим контролем. Его мир теперь покрыт разноцветными красками, символизирующие вездесущего Луи Томлинсона, и Гарри страшно, что когда Луи исчезнет, он не сможет вернуть в свою жизнь былую монохромию. — Что мы вообще здесь делаем? — бубнит Гарри, натягивая капюшон чёрного батника на волосы, которые были туго связаны тёмной банданой. — Только не говори, что мы опять вершим правосудие. — Нет, — усмехается Луи. — На этот раз личные обиды. Гарри качает головой и следует за Луи, не в силах объяснить даже самому себе, что он делает на другом конце города в начале первого ночи. Они подходят к небольшому коттеджу, и Луи лукаво улыбается, устремляя взгляд на одно из окон второго этажа. Гарри не соврёт, если скажет, что ему хочется всё бросить и уехать обратно домой. Единственная его ложь на сегодняшнюю ночь может заключаться в том, что ему неприятно общество энтузиастичного и оживлённого Луи Томлинсона, по венам которого, кажется, протекает не кровь, а кофеин. Иначе Стайлс никак не может объяснить, откуда в этом парне постоянно берётся энергия, которая просто фонтаном плещет из него. — И зачем мы здесь? — цокает Гарри, скрестив руки на груди и пытаясь не подавать виду, что ему не по себе. Ему больше, чем просто не по себе. — Некоторые люди просто не имеют права выходить сухими из воды, — ровно говорит Луи, не переводя взгляда на парня. Гарри никогда не поймёт этого задорного парня с сапфировыми глазами, даже если на его изучение потребуется вся жизнь кудрявого. Он никогда не поймёт откуда в Луи берётся столько… жизни (?), и почему он так отчаянно хочет, чтобы все отвечали за свои поступки должным образом. Порой Гарри кажется, что Луи сумасшедший. Настоящий сумасшедший с выпиской из больницы и ежедневными лекарствами. Тогда ему было бы легче объяснить вечно приподнятое настроение Луи, для которого каждый день был словно поездкой в Диснейленд. Но парень решает, что не вся правда должна быть разоблачена, и о некоторых вещах лучше вообще никогда не знать. Луи хватает Гарри за руку и ведёт за собой на задний двор, и никто из них абсолютно не догадывается, что в этот момент весь мир перевернулся вверх дном. — Ты здесь уже бывал? — спрашивает Гарри, осматривая задний двор и всё ещё считая, что сейчас он бы предпочёл лежать в кровати и читать «Айвенго», чем во второй раз в своей жизни нарушать уголовный кодекс. — О, я был здесь чаще, чем мне хотелось бы, — с улыбкой говорит Луи, вероятно, вспоминая всё пережитое в стенах этого дома. — Здесь довольно мило, — подмечает Гарри, замечая ухоженную клумбу китайских роз. — К сожалению, не могу сказать того же о хозяевах, — Луи пожимает плечами, когда Гарри переводит на него недоумённый взгляд. Луи подставляет деревянную лестницу к самого первому окну на втором этаже, и та предательски пошатывается и трещит, когда парень начинает подниматься по ней. У Гарри складывается впечатление, что Луи отнюдь не боится свалиться с трехметровой высоты и сломать себе позвоночник. — Она всё так же не закрывает окна, — шепчет Луи, которого уже по обеим щекам с силой бьют нахлынувшие воспоминания. Он качает головой, приоткрыв ставни, и поднимает окно, оставляя совсем малюсенькую щель. — Поднимайся, — обращается к Гарри парень, и теряется в темноте комнаты. Гарри сглатывает, держась за деревянную лестницу и не решаясь подняться наверх. Его тело напряжено до предела и ему даже кажется, что руки с такой силой вцепились в грубое дерево, что оно вот-вот треснет и сломается под его длинными пальцами. Гарри сглатывает все свои страхи и ставит одну ногу сразу на третью ступеньку — несомненно, всё дело в его необычайно высоком росте, — гонимый страхом остаться одному во дворе чужого дома. Он поднимается выше и выше, и когда его голова, наконец, выглядывает в оконном проёме, он замечает Луи, чьё лицо было освещено ярким светом монитора. — Ты что делаешь? — возмущается Гарри, но Луи лишь молча отмахивается. Гарри это всё чертовски не нравится, и он не соврёт, что будь на месте Луи кто-то другой, он бы развернулся и ушёл, а, возможно, и вовсе не стал бы вмешиваться в это. Но Гарри также соврёт, если примется отрицать, что Луи был ведущим, а Гарри — ведомым, и так было заведомо предначертано. Он громко вздыхает, облокачиваясь на окно и изучая тёмную комнату, которая освещалась лишь экраном монитора. Вся в белых тонах, она не вызывала у Гарри абсолютно никакого ощущения тепла и уюта, и он почти не ошибся бы, если бы сказал, что особе, которая проживает в этой комнате, весьма необходимо всеобщее внимание. — Кто тут живёт? — спрашивает Гарри, когда их молчание затягивается на слишком долго, а тишину нарушает лишь прерывистый стук по клавишам. Гарри почти не удивляется, что Луи знал пароль от ноутбука. — Некая Элли Пер, — отвечает Луи, не сводя глаз с экрана, но, поднимая взгляд, встречается с непонимающим лицом Гарри. — Возможно, имя Элеанор Колдер что-то говорит тебе. Гарри мысленно перебирает имена всех старшеклассников, с которыми он успел познакомиться и о которых уже был немало наслышан, но образ Элеанор отказывается всплывать в его голове, и ему даже начинает казаться, что Луи выдумал её. Порой Гарри кажется, что не только Луи что-то постоянно выдумает, а что Гарри сам выдумал Луи, и он — его грёбаный Тайлер Дёрден, который живёт в закоулках его подсознания. Он жесток и кровожаден, но втирается в доверие быстрее, чем Мать Тереза. Именно с такими ваши мамы запрещали вам дружить в детстве. Луи, наконец, убирает пальцы с клавиатуры и в последний раз перечитывает написанное, прежде чем нажать «Отправить». Он невероятно горд собой за то, что рассказал настоящую историю Элеанор Колдер, которая состоит не только из ежедневного обновления блога и посещения светских мероприятий. Луи принимается читать вслух, но Гарри даже не хочется слушать о том, как долго она боролась с наркозависимостью и что именно её гиперсексуальность разрушила их отношения. — Ты не имеешь права так поступать, — укоризненно говорит Гарри, прикусывая нижнюю губу. — Правда должна восторжествовать, — говорит Луи, едва ли осознавая, что в эту самую секунду жизнь девушки разбиваться, как Титаник, а она даже не узнает об этом, пока стрелки часов не станут на 2:18, и судно не разломиться надвое. — И где она сейчас? — спрашивает Гарри, с трудом веря, что его друг способен на такую жестокость. — В Испании, или Италии… — задумчиво говорит Луи, качая головой в разные стороны и широко улыбаясь. — А может, в Исландии. Да кому какое дело? Луи встаёт как раз в тот момент, когда за окном слышатся настойчивые сирены, и глаза Гарри в панике округляются. Он соврёт, если скажет, что даже океан ему по плечо. Он соврёт, если скажет, что его колени не подкашиваются, а на лбу не появилась испарина. Он, чёрт возьми, соврёт, даже если скажет, что ненавидит сейчас Луи больше всех на свете. Потому что больше всех на свете он ненавидит сейчас себя. Луи пропускает Гарри вперёд, когда они стремительно спускаются вниз по лестнице, и снова хватает его за руку, когда они выбегают с заднего двора. Они слышат крики полицейских и приказы остановиться, они слышат, как за ними бегут, но Луи не останавливается даже тогда, когда Гарри замедляет бег. Гарри страшно, и его сердце снова готово выпрыгнуть из груди, но он доверяется Луи. — Это было… — начинает Гарри, когда он останавливает машину на парковке какого-то супермаркета, но Луи и в этот раз перебивает его. — Захватывающе, — продолжает за него голубоглазый, быстро дыша и восторженно улыбаясь. Как и раньше. И сердце Гарри ёкает. — Опасно, — укоризненно говорит Гарри, потому что он не в праве признаться, что ему нравятся их ночные шалости с Луи. Лишь сейчас Гарри замечает, что рука Луи всё это время лежала на его бедре. И он сглатывает, ощущая себя самым последним дураком, потому что грустно краснеет и опускает взгляд вниз, мечтая зарыться от стыда под землю.

***

— Пожалуйста, не говори, что мы будем это делать, — просит Гарри, умоляюще смотря в глаза Луи. — На девять из десяти, мы сделаем это, — ухмыляется Луи, поднимая воротник своего кремового пальто. Гарри тяжело вздыхает, разбивая носком ботинок мягкий сугроб и наблюдая, как таят снежинки на чёрном замше. Он знает, что если Луи решил что-то сделать, то никогда не отступит, и даже глупо было спорить с ним на сей раз. Но ещё глупее было соглашаться на это, и Гарри снова винит себя за то, что не способен устоять перед его щенячьими глазами цвета васильков. Они заходят в большой молл, украшенный ёлками и рождественскими игрушками, и Луи снова берёт Гарри за руку. Он не сопротивляется, потому что это стал их жест, и Гарри становилось спокойнее, когда он делает так. Наверное, Гарри уже миллион раз стоило послать Луи к чёрту с его вечным правосудием, но тогда он бы больше не мог держать Луи за руку, а ему хотелось этого больше всего. Потому что Луи был Робин Гудом, а Гарри — его Маленьким Джоном. — Чёрт, Луи, мне так неудобно, — говорит Гарри, когда Луи вытаскивает из пакета сидящей на лавочки женщины плюшевого медведя с ценником на ухе. — Гарри, это же во благо бездомных детей, — Луи хмурится, сводя брови к переносице. Гарри кажется, что Луи сомневается в нём, и в груди что-то больно покалывает. Он соврёт, если скажет, что полностью примирился с идеями Луи, и соврёт, если скажет, что одобряет их. И он не соврёт только в том случае, если скажет, что каждый раз, когда они убегали, Луи смеялся во всё горло, пока его волосы подпрыгивали вверх. В его руках уже едва помещаются ворованные игрушки, и ему приходиться отпустить руку Луи, чтобы удерживать это всё, но шатену этого явно мало. Его карманы уже забиты конфетами и печеньем, и Гарри вообще не понимает, как их ещё никто не заметил. Потому что трудно не заметить двух парней, которые несут в руках столько детских игрушек и чьи карманы грозят разорваться от такого количества сладостей. — Вон они, — доносится до Гарри писклявый голос какой-то женщины, и он замечает, как рьяно она жестикулирует в их сторону. Гарри выкрикивает имя Луи и они вместе выбегают из молла. На сей раз не за руки, но громко смеясь и перепрыгивая через пакеты. Они даже не извиняются, когда сбивают кого-то — они просто громко смеются, и, кажется, Гарри наконец понимает Луи. По крайне мере, ему хочется верить в это. Несколько игрушек выпадают из их рук, но они продолжают бежать, не обращая на это внимания, пока не оказываются в машине. Гарри заводит мотор как раз в тот момент, когда охранник выбегает на улицу, и трогается с места, когда он кричит что-то нечленораздельное им вслед. Голова Луи мягко опускается на его плечо, когда они проезжают мост и останавливаются. Гарри смотрит ему в глаза сквозь зеркало заднего вида и чувствует, как Луи переплетает их пальцы. Гарри видит, как он улыбается, и не может сдержать своей улыбки. На заднем сиденье — куча ворованных игрушек, но сейчас его волнует лишь Луи, чья голова мирно покоится на его плече. — Надо развести игрушки, — лениво говорит Луи и поднимается, и Гарри сразу же становится так холодно, что он вздрагивает. Луи пытается сделать вид, что не замечает, но уголки его рта едва заметно приподнимаются, и теперь он пытается скрыть это от Гарри. Гарри лишь краем глаза замечает, как Луи отворачивает голову к окну, но на сердце становится теплее, потому что в запотевшем окне всё равно видно улыбку Луи. И Гарри невольно улыбается, когда Луи раздаёт игрушки бездомным детям, а на их глазах выступают слёзы. Вероятнее всего, Гарри соврёт, если скажет, что его желудок не делает тройное сальто назад, когда маленькие ручки обвивают его талию, а тоненький голосок едва слышно шепчет «спасибо». Они выходят на Таймс-сквер, держась за руки, поедая яблоки в карамели и вспоминая лицо той старушки. Гарри звонко смеётся, когда Луи с предельной точностью повторяет её тон и жесты. Ему тяжело сдерживать свои эмоции, и поэтому он переплетает их пальцы, поглаживая подушечкой большого пальца руку Луи. Гарри точно соврёт, если скажет, что за полгода, которые он знает Луи, шатен не перевернул его мир вверх дном. В его маленьком мире теперь творился колоссальный хаос, и он бы сильно злился, если бы причиной этого был кто-то другой, а не Луи. — С Новым Годом, Гарри, — шепчет Луи, опуская голову на его предплечье. Гарри по-прежнему слишком высок для него. — До него ещё пять минут, — хрипло смеётся Гарри, обнимая Луи за плечи. Таймс-сквер взрывается яркими огнями и восторженными криками миллионов, когда Новогодний шар начинает спускаться вниз. Когда шар почти достигает заветной точки, Луи поднимается на цыпочках, оказываясь на одном уровнем с Гарри. Их лица светятся, и не только потому, что их освещают сотни прожекторов. — Насколько это будет взаимно, если я тебя сейчас поцелую? — робко спрашивает Луи, и Гарри замирает. Замирает не потому, что его ослепляет свет софитов, и не потому, что на улице минус десять, и не потому, что ему просто холодно, а потому что он не привык к такому тихому, почти дрожащему голосу Луи. Он обхватывает руками его талию, притягивая настолько близко, насколько это вообще позволяет верхняя одежда, и опускает голову, касаясь своими губами его губ. — На десять из десяти.