Маскарад

Столетия спустя огонь стих, ушла синева, оставив обласканное болью тело тяжело вздыхать на безжизненном пепелище. Ки распахнул глаза. Пепелище вовсе не было безжизненным. Вокруг все еще сновали люди, пытающиеся пробить невидимый барьер. Барьер шел рябью при каждой попытке. Лопнувшие кончики пальцев оказались совершенно целы, хотя и изрядно пожеваны. Сердобольная Вертушка приложилась зубами к четырем пальцам, прежде чем Ки, наконец, очнулся от наведенного сна. И в настоящий момент страдал пятый его палец. Предпочтя не ломать голову над тем, каким образом неугомонная зверушка пробралась туда, куда даже даровитые чародеи пробраться не могли, он пошевелил пальцами. Черный нос тут же задвигался и уставился на него наряду с укоряющими черными бусинками-глазами. Вертушка странно крякнула, лихо слетела с алтаря на пол и пустилась наутек через барьер так, словно того и не существовало. Не теряя времени даром, Ки подавил в себе мысли о пережитом ужасе и сосредоточился на происходящем. Кое-как оценив обстановку он обнаружил, что фактически вновь лежит на камне, спиной опирается о человека позади себя. Человек в свою очередь шепчет что-то рядом с его ухом и собирает в ладонь вытекающую из раны в его животе субстанцию. Синего цвета с золотистыми прожилками. Ки повернул голову, хотя удивительная слабость в теле делала это движение едва возможным. Чжонхён сидел, крепко обхватив его одной рукой и прижав к себе, склонив голову и закрыв глаза. Тарабарский шепот лился с его губ убаюкивающей шелестящей песней. Сложив ладонь другой руки лодочкой и подставив ее к ране, чародейскими словами на незнакомом юноше языке он притягивал в нее золотисто-синюю жидкость. Ки все еще чувствовал покалывание, но боль ушла, добротно покрутив его мышцы. Движения давались с трудом, а все же упрямство было в разы сильнее. Юноша пошевелил левой рукой, правой, а затем заворочался, высвобождаясь. Однако Чжонхён вцепился в него рукой, не на шутку перепугав. Казалось, когти острее ножей приставили к его сердцу. Замерев, юноша позволил себе на пару секунд призадуматься. Не переживи он адскую боль, возникшую благодаря той синей жидкости, покоившейся внутри него, он бы поостерегся идти против демонов и их когтистых лап. Но боль во стократ сильнее порезов вынудила его пересмотреть свое мнение. Сделав неимоверное усилие над собой, мысленно он воспрепятствовал бессовестной краже из своего тела чего бы то ни было. И к своему удивлению обнаружил, что родничок на его разнесчастном животе перестает бить, а рана неуклюже затягивается. Чжонхён чертыхнулся и открыл глаза. — Сам себе расставил силки, — хмыкнул он, поняв, что его обставили. — Бомми, хитрец, отдай мне мое, воришка этакий! — Черта с два, — Ки дернулся и, обнаружив долгожданную силу в ногах, тут же поднялся, правда, едва не споткнувшись. Чжонхён, не ожидавший от него никаких действий, не успел перехватить его уверенное движение. С веселым изумлением он глядел на то, как Ки успешно прорывается сквозь возведенный барьер и бросается к младшему брату, одиноким ребенком стоящему посреди толпы борющихся людей. Впрочем, молодой человек мог предусмотреть и такой вариант, а все же предпочел закрыть на него глаза. Будто надеясь, что Ки останется на его стороне, несмотря ни на что: ни на ранение, нанесенное с умыслом, ни на отчуждение, которое Чжонхён выказывал чуть ранее. Сила, не до конца влившаяся в тело, тем не менее, вернула ему часть былых способностей. Решив в первую очередь разобраться с более важными делами, на время он выпустил юношу на свободу, хотя и не выпускал до конца из виду. Под чудодействием его мысли языки огня, стерегшие каменные стены, снова взметнулись вверх яростным сине-оранжевым пламенем. Привлеченный невыносимым жаром, в комнату заглянул еще больший хаос. Один за другим загорались черные плащи, заплавились чудные маски. Потрескалась статуя, за годы налопавшаяся демонических сил, пропитавшаяся ими насквозь. Финик или Господин Тамаринье, как он любил себя величать, стоял посреди комнаты, закрыв глаза и сосредоточившись на такой же замершей фигуре напротив. Два противостоящих существа были невероятно похожи в своей неподвижности и позах за той лишь разницей, что Чжонхён горел так же, как горели метающиеся по комнате члены тайного общества. Но демон, в отличие от людей, не испытывал дискомфорта, ибо огонь, охвативший его, имел оттенок еще холоднее. Абсолютный синий. Оттенок его жизни. Пока сильные мира сего разбирались друг с другом Ки, врезавший попавшемуся под руки чародею одной левой, схватил брата и поволок его в сторону выхода, понятия не имея, как они будут выбираться из здания дальше. Его планы не заходили так далеко. Дорога была относительно свободна, поскольку преграждавшие им путь горящие колдуны с легкостью отлетали в сторону, стоило лишь юноше этого захотеть. Ки уже привык к тому, что жизнь расставляет ловушки там, где их совсем не ждешь, и вовсе не удивился, когда кто-то схватил его за ногу, вынуждая обратить на себя внимание. Удивился он скорее тому, кто оказался лежащим у его ног. — Балда? — его голос звучал недоверчиво. Билл что-то прохрипел слабым голосом. — Что? — Ки присел рядом и склонился к нему, лихорадочно перебирая в уме варианты спасения друга отрочества. Тэмин испуганно ухватился за его плечо, пытаясь оттянуть брата назад, но Ки и сам понял, что допустил ошибку. Обгоревшая рука вцепилась в его шею и потянула к содрогающемуся телу. — Нет! — заорал Ки в панике и то, что было человеком, думающим, разговаривающим, двигающимся, но покалеченным огнем, вдруг разлетелось на куски. Братья, под действием несильной волны отлетевшие на несколько метров от места, шокировано взирали на темное пятно, пеплом украсившее старые камни, напитанные невообразимой силой. Тэмин сдавленно пискнул, закашлялся и поторопил замершего брата, который все никак не мог принять предательство, которым обернулась несуществующая дружба. Он соврал, сообщив когда-то Чжонхёну о том, что сам себе по-пьяни сделал прокол, и, безусловно, этот нечеловек тут же учуял его ложь, но промолчал. Однако даже в самых невообразимых мыслях Ки не мог посметь представить Билла шпионом. А значит, все, что этот человек делал с ним в подростковом возрасте или к чему толкал, имело свою точную цель, нашептанную начальством. Включая этот пресловутый прокол, сделанный Биллом насильно и со временем ставший отвечать новому пристрастию юноши ко всему необычному. Что это было? Маячок? Способ за ним следить? До чего еще эти чародеи додумались? И куда это чертово колечко делось? Впрочем, времени думать не было, как и времени переварить произошедшее. Оба брата поднялись на ноги, схватились за руки, намереваясь продолжить путь. Но перед этим Ки против воли обернулся и взглянул через плечо на Чжонхёна. Он был готов побиться об заклад, что всего момент назад черные глаза внимательно следили за ним и активно участвовали в сцене уничтожения… его старых друзей. Вернее, устроили это уничтожение. Но нет, демон стоял в собственном незримо очерченном круге и, прикрыв веки, фанатично шептал что-то, ввергая окружающее в хаос. А над всем хаосом пиршествовали огромные прозрачные шары самых разных расцветок. Они, казалось, радостно трещали и наслаждались происходящим. Стены затряслись, послышался вой, сочащийся вместе с темной кровью из самих стен, и юноша опомнился. Цель находилась совсем рядом, еще немного и они достигли бы выхода, но Тэмин вдруг заартачился. По первой Ки проигнорировал его, но Тэмин заупрямился пуще прежнего, явно привлекая внимание своего брата. Изображать неведение дальше оказалось невозможным, и Ки, без того кипевший внутри, как чайник на огне, взорвался: — Что?! — заорал он, повернувшись к брату. Тэмин не ответил, но необходимость в ответе уже отпала. За другую руку Тэмина в сторону, совершенно противоположную, братьев тянул никто иной как всклокоченный Чжинки. В его волосах застряло нечто, похожее на перья, одежда вся покрылась пылью, точно мукой. Обрадовавшись находке, Ки тут же ослабил напор, и троица устремилась в убежище, предложенное старшим братом. Чжинки потянул обоих к какой-то выемке в стене — незаметной нише, тяжело дышавшей в ожидании их. Отчего-то юноше было известно, что выемка появилась совсем недавно и как раз для того, чтобы заботливый старший брат сумел увести своих младших непосед подальше от опасности. Отчего-то он знал это, но не беспокоился. Само присутствие брата, на которого со спокойной совестью можно было сбросить все заботы, придавало ему беспечности. Если Чжинки их куда-то тянет, значит, там безопасно. Чжинки вообще всегда знает, как лучше. Ки хотелось поймать взгляд брата, улыбнуться, получить ободряющую улыбку в ответ, но Чжинки не оборачивался. Путь их лежал недалеко от колдовавшей пары, по милости которой стали осыпаться украшения со стен. По углам образовались электрические сгустки, потрескивающие и неохотно тянувшиеся в середину залы — к Чжонхёну, стоявшему прямо, опустив голову и закрыв глаза. Он уже ничего не шептал, все происходило на невербальном уровне и потому впечатляло намного сильнее. Финик повторял его позу в точности до мельчайших деталей, но перетянуть поток силы на себя ему не удавалось. Ки вдруг стало любопытно, сколько лет Финику, если он владеет настолько высоким уровнем колдовства и при этом не теряет молодости. На этой его мысли Чжонхён вдруг открыл глаза и заглянул ему в душу. Юноша встал на месте, выпустив теплую руку Тэмина. Да, его и ранее уже невыносимо тянуло к Чжонхёну, но с переменным успехом он умудрялся подавлять в себе настоятельную потребность вернуться. И чем дальше он удалялся, тем слабело притяжение. Приблизившись к Чжонхёну, он вновь ступил на битое стекло. Как он посмеет уйти? Ведь он должен остаться и сгореть в потустороннем пламени, отдав последние капли силы, насильно отнятые у их настоящего обладателя. Он должен пожертвовать своей жизнью ради какой-то высшей цели, абсолютно ему не известной. Проблема заключалась всего лишь в том, что жертвовать упомянутой жизнью ему не хотелось ни за какие демонические и недемонические коврижки. Хотя бы он и обязан вернуться, он сам этого не хочет! Ни в коем случае не хочет вновь мучиться от непереносимой боли. Он не хочет, чтобы синие лепестки пожирали его, не хочет, чтобы они его жалили, гладили его кости, рвали на части его душу. Чем он это заслужил? Завороженный омутом глаз, выточенных точно из черного аспида, Ки пошел в направлении Чжонхёна, ожидающе протянувшего к нему руки. — Нет! — закричал Чжинки, обернувшись. Он рванул к брату с намерением остановить, но напоролся на невидимую преграду, по которой тут же засучил кулаками. Тэмин напротив — подошел к нему размеренным шагом зеваки и встал рядом. Младшему было известно то, о чем не подозревал брат старший. Любые попытки остановить такую волю канут в пустой бездонный колодец. А юноша тем временем лунатиком прошелестел мимо осевшего на пол Финика и вступил в круг, незримой защитой окружавший демона. Круг, из которого он столь поспешно сбежал ранее. Казалось, только-только он ушел отсюда, на деле же, прошло не менее двадцати суматошных минут. Рана на его животе, как по мановению волшебной палочки, вскрылась и закровоточила вновь, принося мучения, слабее пережитых им в синей агонии, но достаточно сильные, чтобы сбить его с ног. Неуклюже споткнувшись, он удачно упал в полыхающие синим объятия Чжонхёна, оказавшись там, куда желал попасть, наверное, всю свою сознательную жизнь. Безбрежный черный океан раскинулся перед его изумленным взором, и драгоценными камнями в его водах сияла россыпь звезд. Их свет, теплый и баюкающий, обнял его ласково и хрустально запел что-то в ухо. Прохладный воздух нерешительно притрагивался к его коже, точно к невиданному чуду, и он улыбался — по-детски радостно, впервые увидев, как вода уходит в мерцающий горизонт. Черное небо украшал яркий бриллиант — самый необъятный из всех, игриво рассыпавшихся по небесному полотну. Идеально круглый, без единого изъяна, он едва касался водной глади, проложив прямо к Ки лунную тропку и пригласив его совершить увлекательную прогулку. Водная гладь вспыхнула синим, звезды засияли ярче, на его собственной груди загорелся чистый голубой огонек. Свет нетерпимо жег слезящиеся глаза. Он прикрыл веки, но из-под угольных ресниц все же вытекла пара любопытных слезинок. Волшебный свет манил, соблазнял бросить на невиданную картину еще раз и еще… и еще. Смотреть на него тяжко. Но тяжелее не смотреть. Даже если выжжет глаза, он будет глядеть. Он будет вбирать в себя бескрайнее сияние, широко распахнув веки. Даже если нечем будет смотреть, он будет наслаждаться. Приняв, наконец, решение, Ки расслабился и взял за руку серебряный лучик, протянутый луной. И выдохнул в последний раз вместе с завершающей золотисто-синей каплей, оставившей его тело. Его карие глаза замерли, обратившись вниманием в поглощенное тьмой пространство, а тело обвисло в руках демона, все еще крепко прижимавших его к собственному разгоряченному телу. Чжонхён глубоко вдохнул, ощущая последний подарок, оставленный его неугомонным мальчиком в спине. Его земная кровь смешивается с самой сладкой и горячей из всех кровей, оставленных на остром лезвие ритуального ножа. Его память вбирает в себя лелеемые черты, чтобы унести их с собой за грань этого мира. Мог ли он сомневаться в выборе Ки? Осталось лишь довершить начатое и исчезнуть отсюда, как его возлюбленный того пожелал. Чжонхён стиснул юношу в объятиях и, приникнув к его губам в последний раз, сорвал с них мертвый поцелуй, точно увядающий цветок. Чжинки, на глазах которого юноша упал из демонических объятий на пол и остался лежать на нем неподвижным манекеном, закричал втрое сильнее и затарабанил кулаками по невидной стене. Ему не верилось, что живые карие глаза могли так просто замереть стекляшками. Он ведь всегда как мог оберегал его, он ведь так старался ради своих братьев! Ему чудилось дурачество, которым Ки в детстве пару раз до колик пугал его, когда тот слишком сильно распекал зашалившего среднего брата, он готов был рвануть к среднему брату, встряхнуть его хорошенько. Если бы не пресловутая незримая преграда, он бы устроил поганцу пару болезненных оплеух! Тем не менее, в этот раз карим глазам двинуться не было суждено. Подсознательно он это знал, но с неимоверным упрямством отвергал. И хотя этот факт не желал принимать Чжинки, с ним все же легко смирился Тэмин. — Чжинки, — впервые за очень долгое время подал он звонкий голос, — нам нужно уходить. Чжинки поглядел на него так, словно вмиг сам себе добровольно поставил диагноз сбежавшего из психбольницы сумасшедшего. Он даже перестал орать и размахивать кулаками. — Время. Сейчас здесь все разнесет на куски и потонет в бесконечности, — произнес тем временем Тэмин, глядя на Ки с непонятным выражением в глазах и не смея поднять глаза на чародействовавшего рядом демона, объятого синим огнем. — Доверься мне, Чжинки, я его вытащу потом, — с этими словами младший вдруг заглянул ему в глаза в поиске доверия. Обескураженный увиденным в глазах Тэмина, старший вынужден был капитулировать. Спеша, но не теряя бдительности и осторожности, они обходили догорающие кучки, двигаясь в сторону незатянувшегося прохода в стене. Гарда уже давно исчезла, растратив все магические запасы, а Чжинки все никак не мог оторвать взгляда от мертвого карего взгляда, умудряясь спотыкаться на ровном месте и все время налетать на терпеливого Тэмина. Его волосы топорщились во все стороны, глаза казались безумными, но таящими поданную младшеньким надежду. У проема их уже поджидал Минхо, заботливо подхвативший под руку, как ни странно, не Тэмина, а осоловевшего Чжинки. Не теряя времени, они отправились вглубь темного коридора, изведанного пока одним лишь Чжинки, а место входа, как только они удалились, заросло серым кирпичом. Пространство заполонил синий огненный смерч, поглотивший и кучи чародейского пепла, и живых колдунов, не сумевших отыскать путь наружу, будучи ослепленными ярым пламенем, и бездыханные тела. Не пожалел он в том числе и бездвижную куклу, карими глазами глядевшую куда-то невероятно далеко.

***

Месяц шел за месяцем проведенные в тихой незнакомой деревеньке, в которой Чжинки с Тэмином спрятались от всех, в том числе от Минхо. Последний, выведя братьев из лабиринта петляющих коридоров, вынудил обоих принять некую сумму и обещался заняться их имуществом, оставшемся в прежней деревеньке. Чжинки согласился легко, посчитав такой выход из сложившейся ситуации самым уместным, Тэмин промолчал. Младший вообще старался не глядеть на Минхо, не оставаться с ним наедине, прилепившись к Чжинки, как банный лист, не пересекаться с ним без особой надобности. Сам хозяин дома, у которого им пришлось прожить несколько дней перед отъездом, не предпринимал никаких попыток сблизиться с былым другом и все чаще с затаенной печалью поглядывал на Чжинки. В последний вечер он набрался смелости и попросил у Чжинки целый час, пригласив старшего брата к себе в кабинет. Тэмин решил не опускаться до бессовестного подслушивания и провел этот час в библиотеке, находящейся как раз на пути к комнате Чжинки. Двойка не проговорила и полчаса, как разъяренный Чжинки вылетел из кабинета, а потом долго крушил в своей комнате мебель. Билеты братья взяли за пару часов до отъезда практически в никуда — наугад. «Наугадом» по воле пальца Тэмина, слепо ткнувшего в огромную карту на вокзале, оказался третий по величине город страны. Задумчиво пожевав губу, Чжинки принял этот выбор. Однако, прибыв на вокзал этого города, силком заставил Тэмина вновь воспользоваться своим пальцем. И так в нескольких городах. Старший брат искренне надеялся, что это собьет возможную слежку с толку. А им вдвоем удастся затеряться в огромной стране. Следует сказать, что Чжинки вовсе не забыл про обещание младшего брата отыскать Ки. И только после того, как Тэмин уверил его в том, что поиски можно вести в любом месте мира, согласился на поспешный переезд, инициированный, к слову, именно Тэмином. Младший настолько страстно уверял брата в необходимости сменить местожительство, что Чжинки грешным делом начал подозревать его в неблаговидных поступках и даже пару раз попытался выведать у него подробности. Однако после посещения кабинета Минхо эти коварные попытки прекратились, к немалому облегчению Тэмина. Его ищет гвардия, его ищет колдовская артель, наверняка к этой двойке присоединились и помощники ушедшего демона. Юноше не хотелось встречаться ни с одной из сторон. Его шпионская деятельность окончена. Жизнь с Чжинки в глухой деревушке впервые приносила его тщеславному сердцу неописуемое удовольствие. Разве что неудача в поисках Ки огорчала. Раз за разом Тэмин выискивал новые способы воззвать к брату, но приносили они нулевые результаты, а старший все больше раздражался, становясь похожим на вечно недовольную женушку. Тэмина расстраивало и отсутствие результатов, и неожиданная реакция старшего брата, от которого он привык получать только похвалы. Младший развел бурную деятельность, наперво проведя полную дезинсекцию в новом доме, а затем устроившись на несколько работ, впервые в жизни не находя желания и сил отвечать на заинтересованные взгляды соседских девушек. В местной школе он устроился работать учителем музыки, в свободные часы подрабатывал там же репетитором. К красивому и терпеливому учителю выстраивалась целая очередь страждущих подтянуть музыкальные навыки, а соглашался он брать лишь детей. Выбор не был продиктован собственными желаниями, то была скорее попытка угодить Чжинки, все еще принимавшего его, судя по всему, за отпетого альфонса. Чжинки и раньше считал его любовные победы чем-то, выходящим за рамки приличия, но ранее его отношение скорее походило на умиление мамочки проказами своего любимого сына. Теперь же в глазах Чжинки виделось презрение, сильно ранившее младшего брата. Пару раз у них даже случались стычки, но Тэмин так и не набрался храбрости высказать старшему брату свою обиду. Бывало, после очередного магического провала, он надолго пропадал в местной библиотеке, которая, впрочем, не могла похвастаться каким-то особым выбором книг. С упорством фанатика ворошил он страницы старых книг, с безумным блеском в глазах наседал на несчастного библиотекаря с просьбами заказать ту или иную книгу, название которой ему попалось на прочитанных страницах. Он старался изо всех сил, однако проблема заключалась в том, что таким не подкованным в магии, как он, ритуалы возможно было проводить только в определенные фазы луны. Зачастую случалось так, что месячная, полная надежд подготовка Тэмина сводилась на нет всего лишь за одну ночь, после чего ее сменял очередной месяц отчаянного ожидания. Младший не подозревал, насколько в это время был похож на Ки, год назад так же остервенело ворошившего старые фолианты, терроризирующего перепуганных библиотекарей и своим безумным видом доводящего до истерик юных посетителей библиотеки. Досадные промахи в поисках вбивали клинья в и без того шаткие отношения между Тэмином и Чжинки. В те дни, когда Чжинки бывал дома, что случалось с завидной редкостью, когда бывал дома и Тэмин, что тоже редкостью было не меньшей, старший брат придирался к каждой мелочи и устраивал сварливые скандалы почти на пустом месте. Благодаря долгим одиноким, а иногда и полным разборок месяцам Тэмин стал потихоньку уставать. И чаще всего пропадал либо в школе, либо временами нанимался разгружать вагоны проходивших мимо деревеньки продуктовых составов. Потихоньку их родственные отношения приближались к бездонной пропасти и ухнули бы в нее безвозвратно, если бы одним тихим вечером не разразилась внезапная гроза, во время которой перед Чжинки, сидящим за столом, накрытым красной клеенкой, из ниоткуда на этом самом столе не появился Кибом, абсолютно голый, покрытый капельками влаги. Его темные волосы завивались во влажные колечки, тело отливало идеальной белизной, не испорченное ни одним пятном, не сохранившее ни одного прокола. Лишь черная родинка на животе делала его похожим и в то же время отличала его от людей. Ки глядел на Чжинки с испугом. С таким же испугом он переводил взгляд на вбежавшего в кухню шокированного Тэмина, прилетевшего из ванной комнаты на истеричный возглас старшего. Разинув рот, такой же мокрый, как и Ки, Тэмин пытался засунуть руку в рукав халата, но каждый раз промахивался. — Он-но раз-ы-ы-зверзлось, прямо в воздухе, дыра, — зажестикулировал Чжинки, — и он упал оттуда. На-а с-а-а-а-стол, — неуклюже сообщил старший брат Тэмину. И тут же вскочил на ноги. Ки, так и не промолвив ни слова, горько разревелся.