***
— Ты хорошо себя чувствуешь? — Плохо. — Хочешь обратно? — Нет. — Скажи мне, чего ты хочешь. — Ничего. — Меня не удовлетворяют твои ответы, малыш Бомми. — Меня бесят твои вопросы, а про то, что малы… — Мы можем… — Мы не можем. — О чем ты думаешь? — Ни о чем. — Тебя что-то волнует? — Нет. — Знаешь, что я думаю? — Нет и… — А хочешь узнать? — …знать не хочу. — Я думаю, что тебе это нравится. Изумление вынудило Ки отвернуться от бархатной шторки оконца экипажа и поглядеть на Чжонхёна, весьма довольного тем, что сумел завладеть вниманием юноши, находившегося в самом скверном расположении духа. — Что мне нравится? — Конечно же оказываемое тебе внимание, Бомми, — тот шутливо щелкнул его по носу, отчего Ки брезгливо поморщился и, сердито насупившись, безапелляционно отвернулся к окну, не подавая никаких признаков жизни до самого конца поездки. Его не пришлось просить выйти из экипажа: Ки выплыл из кабинки по собственному желанию, приняв протянутую ему руку. Но вид у юноши при этом был такой, словно он оказывает величайшую в мире услугу недостойнейшему из недостойных. Хотя Чжонхён по своему обыкновению лишь забавлялся устроенным спектаклем, хмыкал на каждую выходку, являвшуюся следствием его собственного желания подергать строптивую зверушку за пушистый хвост. — Ты сегодня в плохом настроении? Он крепко сжал кисть юноши, но тот вырвал свою руку и в сердитом безмолвии направился в небольшую рощицу, недалеко от которой остановился экипаж. Впрочем, молодой человек тут же не преминул последовать за ним. Тонкие молодые деревца, росшие часто и беспорядочно, мягко разбавлялись густыми ягодными или цветочными кустами. Пару раз им встретились и настоящие деревья-старцы. Временами композиция казалась полотном, сотканным из разномастных кусочков, но во всем том присутствовало едва заметное и, тем не менее, успешное старание придать роще естественный вид. Очевидно, это был своеобразный сад, выстроенный человеческими руками вокруг нескольких исполинов. Шумно вдыхая воздух, Ки не обращал на Чжонхёна никакого внимания и как будто совсем позабыл о его присутствии. Но если снаружи он и выглядел погруженным в созерцание красоты природы, зверек внутри него все время оставался настороже, вновь напряженно замерев при приближении хищника. Спеша отвлечься, Ки прислонялся то одним, то другим ухом к стволам деревьев и слушал, прикрыв глаза, их неслышное дыхание. Чжонхён, намеренно отставший от него на пару шагов, не прерывал его и лишь неусыпно следил за каждым его движением, ощущая абсолютно непривычное умиротворение. При каждом удобном случае Кибом исподтишка бросал на него настороженный взгляд и замечал, как черные глаза увлеченно следуют за движением его пальцев по нежной коре или считают кивки веточек куста, возле которого он недавно прошел. Юноша заходил за ствол, словно за крепкую стену и, выглядывая по другую его сторону, неизменно натыкался на безмятежную улыбку. Он знал, что чужие пальцы касаются ровно тех мест, которых касался он парой минут ранее, и эмоции возникают ровно те же, которые испытал в эти моменты он сам. Паутина, растянувшаяся меж двух тонких деревцев, была похожа на невесомую вуаль, и в нее Ки по неосторожности завернулся, сорвав ткань с корнем. Паучок, стремительно выбравшийся было из своей норки, заметил, какая добыча попалась в его сеть, и поспешил забиться в свою норку поглубже, махнув всеми лапками на трудолюбиво сотканную ловушку. Ки завертелся на месте и неосознанно замахал руками, пытаясь сорвать налипшие щекочущие нити и очистить от них лицо. Мысль о пауке, наверняка, уже пробравшемся в его волосы или за шиворот, придавала его копошению прыти. — Попался! — незаметно подобравшись к нему, Чжонхён схватил его в объятия и закружил на месте. — Ни фига себе паук! — выдохнул Ки, когда тот остановился. — Где? — У тебя на голове, — по-детски съязвил юноша. — Сними его, — возможно, Ки и показалось, но Чжонхён несколько напрягся. — Дурень, я вообще-то тебя имел в виду! — захохотал юноша, даже не пытаясь вырваться. — Дурень, значит? — заулыбался Чжонхён, вмиг расслабившись при ощущении веселья, которым искрился паренек в его руках. — Ну а кто же еще, — в порыве радости Ки заключил его лицо в ладони. — Ты нанюхался чего-то вновь, а, Бомми? — прошептал он, крепче стискивая паренька. Последовал выдох, и на смеющуюся пару посыпался волшебный дождь из зеленых листьев и белых плодовых лепестков. — Смешинка в рот попала, — Ки весело прищелкнул языком, дотронувшись большим пальцем до самого кончика его носа. — Поделишься?.. Лукавство в глазах напротив вынудило Ки нерешительно и чуть виновато улыбнуться. Он и впрямь оробел на миг. Поэтому просто не без удовольствия зарылся пальцами в темные жесткие волосы, смахнув с них листья и лепестки. — Ты боишься пауков? — Не столько страшна крупная рыба, заглатывающая тебя целиком, — доверительно прошептал Чжонхён, — сколько мелкая рыбешка, отщипывающая от тебя понемножку. Надумаешь лишить меня жизни, черта ради, Бомми, сделай это одним махом и не заставляй страдать. Ки открыл рот, шокированный прозвучавшими словами. Окружающая двоих красота даже померкла на момент. — Прости меня, — слова прозвучали настолько тихо, что поначалу юноша предположил, будто они ему всего лишь послышались. Но выражение чужих глаз расставило все по местам. — За что? — За то, что тебе было так хреново утром, Бомми. — А поподробнее? — Ки едва ли уловил связь между своим утренним недомоганием и нынешним извинением. Но Чжонхён увернулся от ответа. — Ты так громко стонал ночью в замочную скважину, что я кончил от одного пошлого звучания твоего голоса, зайчонок. — Босс? — позади них словно из-под земли вырос один из близнецов. — Старик ждет. Ки разочарованно прикрыл глаза и сделал тяжелый шумный вдох. Чжонхён выглянул из-за юноши и, оглядев подчиненного с ног до головы, прищурил черный взгляд. А затем с явной неохотой отпустил Ки. Последний принялся, пожалуй, с излишней усердностью стряхивать с себя паутинки. Однако стоило Чжонхёну обойти его, как он прикрыл глаза, ловя носом до чертиков знакомый запах и подавляя возникшее ниоткуда раздражение. — Погуляй здесь немного, Бомми, — услышал Ки приказ, произнесенный совершенно бесстрастным голосом, вызвавшим в его душе легкую обиду вперемешку с недоумением. Минут через пять, посвященных удалению липких паутинок с одежды, лица и рук, Ки развернулся и направился в том же направлении, в котором удалилась парочка. Глазея по сторонам и проверяя на ощупь все, что зацепило его интерес, набираясь сил от самой природы, он вышел на лужайку, зеленым морем разлившуюся перед величественным зданием с гигантскими колоннадами. Юноша восторженно выдохнул и вздрогнул, когда где-то за домом раздалось множественное ржание. У мраморной лестницы, под руку с витыми перилами поднимавшейся к величественному входу, стояла троица, двое из которой только что оставили его в роще. Приметив юношу, Чжонхён поманил его к себе. — …на изумление покладистый, — услышал Ки окончание фразы, произнесенной третьим человеком. Мужчина лет пятидесяти был невысокого роста — не выше самого юноши, — но обладал жилистостью человека, большей частью занятого физическим трудом и с самого младенчества имеющего лишь отдаленное понятие об изнеженности. Несмотря на это, он явно чувствовал себя неуютно в этой компании. И его легкую нервозность так же явно с каждым шагом улавливал сам Ки. Грубые руки в мозолях несколько сильнее требуемого сжимали небольшой кулек, глаза то и дело норовили остановить на миг свой взгляд на Чжонхёне. Глядя, с какой упрямой медлительностью юноша подходит к троице, мужчина не выказал ни тени нетерпения или недовольства, чего нельзя было сказать о двоих других, стоявших с ним рядом. — И вправду — к чему спешить? — издевательски вопросил Чжонхён, когда Ки подошел на достаточно близкое расстояние. Незаметно от остальных разъяренный юноша показал ему средний палец. Мужчина провел гостей через весь дом, обставленный со вкусом, но без хозяйского уюта. Ки предположил, что это здание — нечто вроде отеля или временного пристанища на время каких-нибудь развлечений, которые наверняка должны были здесь проводиться. Развлечений вроде балов, выступлений камерных театров, прогулок по парку… поездок верхом?! Ки второй раз за день открыл рот, когда они вышли через заднюю дверь к источнику ржания.***
— Хрена лысого я к ней подойду! — принципиально заявил Кибом и с бычьим упрямством встал у входа, отказываясь приближаться к стойлу с черным как смоль конем на расстояние меньше десяти метров. — Милые предпочтения в области волосатости, Бомми, я их учту, но подойти к нему ты обязан, — Чжонхён сделал особый удар на «нему». — С какой стати? Это свободная страна и я никому ничего не обязан! — Кто тебе сказал такую глупость? — Чжонхён с легкостью подхватил его, перекинул через плечо и понес в требуемом направлении, не обращая внимания на верещания за спиной. Когда он прошел мимо мужчины и своего подчиненного, красный от злости Ки увидел на лицах обоих одинаковое выражение, примерно говорившее… нет, даже кричащее о том, что им еще не приходилось сталкиваться с подобным поведением в мужском исполнении. Это заставило его оборвать истерику на полуслове. — А-а! Благодатная тишина! — выдохнул Чжонхён, поставив юношу на землю рядом со стойлом и злобно, на взгляд Ки, пыхтевшим в нем конем. — Что может быть чудесней! Ки метнул в него злой взгляд, но продолжал молчать. — Смотри, что у нас здесь есть, — с этими словами Чжонхён принял кулек от мужчины и, развязав его, протянул Ки. — Что это? — несмотря на свое настроение, Ки с любопытством сунул нос в мешочек, а потом в него же запустил и руку. — Это для меня? — он вытащил на свет кусочек сахара и тут же сунул его в рот. — Спасибо, — ехидно промычал юноша, обсасывая угощение. — Но я не большой любитель простого сахара. — Сахар предназначался для твоего коня, который подобно своему новому хозяину является редким ценителем сладостей, — Чжонхён выдержал паузу, чтобы дать юноше ощутить всю нелепость ситуации, и затем продолжил в поддразнивающем тоне: — Но ты тоже угощайся, не стесняйся, пожалуйста, — с этими словами и с привычным смешком он вновь протянул Ки мешочек. Кислое выражение на лице последнего свидетельствовало о том, что шутка достигла своей цели. Однако сахар изо рта он не вытащил, принявшись обсасывать его с удвоенной злостью силой. Мужчина лишь слабо улыбнулся, а близнец-подчиненный, тихо прыснув, пробормотал нечто вроде: — Я, кажется, начинаю понимать, почему ты возишься с пацаном, Босс. Цирк на выезде. Если бы не предостерегающий черный взгляд, который юноша поймал, открыв рот, Ки послал бы близнеца очень далеко и отнюдь не вежливыми фразами, а теми, что назойливо вертелись на языке. Вместо этого он послал этой нелегкой дорогой самого Чжонхёна, но, к собственному сожалению, беззвучно и незаметно от остальных. Молодой человек, которому предназначалось проклятье вечно бродить в непролазных дебрях, лишь широко и очень коварно улыбнулся: — Плохой мальчик, — театрально процокал он. — Оставьте нас одних, — совершенно иным тоном приказал он, и приказ его был выполнен незамедлительно. Ки насторожился, когда в конюшнях не осталось ни одного разумного существа, кроме них двоих и коня, которого он наотрез отказывался причислять к оным. Еще сильнее он затревожился, когда Чжонхён принялся теснить его к перегородке стойла. И юноша, не замечавший, в какую сторону движется, послушно пятился. — Какого лешего? — нервно проворчал он, упершись поясницей в перегородку и услышав над ухом лошадиное фырчанье. Чжонхён подошел к нему вплотную и вложил в его похолодевшую ладонь кусок сахара, затем развернул юношу к черному коню и обнял со спины. — Страхи, Бомми, делают нас уязвимыми. Я хочу уничтожить все твои страхи, и ты мне в этом поможешь, — слова свои Чжонхён начал пониженным хриплым голосом и закончил шепотом прямо в красное от смущения ухо. — Для чего тебе это? Юноша почувствовал, как горячая ладонь Чжонхёна обхватывает его за предплечье и заставляет протянуть руку с сахарком навстречу влажным губищам коня. — Потому что, кроме тебя, уязвимых мест у меня больше нет.***
После обеда, оставив юношу одного рядом с конюшнями, Чжонхён вместе со своими подчиненными удалился куда-то в дом, предварительно наказав Ки не соваться в него ни под каким предлогом. Стоит ли говорить, что тот тотчас зажегся любопытством. Тем не менее, под действием то ли усталости, то ли чего-то иного довольно скоро потерял интерес к секретам Чжонхёна. И даже не обеспокоился этим. — Единственное уязвимое место, говоришь, — бурчал он. — А сам при первой же возможности свалил. Как и многие предыдущие дни, этот день выдался жарким: солнце припекало, а чистое небо не давало ни надежды даже на кратковременный дождь. Посему, несмотря на дрожь, пробирающую его всего от макушки до кончиков пальцев при мысли о свирепых животных за стенами конюшни, Ки все же рискнул укрыться в ней от палящих лучей. Однако он и думать не желал о том, чтобы провести это время поблизости от вороного коня, а всего лишь намеревался переждать время в более прохладном месте. Как только Ки вновь ступил под сень здания, со всех сторон его атаковало множественное тяжелое фырканье и неспокойное перестукивание копыт. А также яркий уютный запах Чжинки, о котором он не подумал ранее, будучи охваченным страхом. От Чжинки всегда шел ненавязчивый запах конюшен. Этот запах приклеился к нему так крепко, словно стремился опередить своего обладателя и повлиять на первое впечатление его новоявленных собеседников, рассказать им о том, какой он — этот удивительный человек. Уверяя себя в своей же храбрости, юноша осторожно двинулся по проходу, ощущая все новые и новые взгляды любопытных круглых глаз. Несомненно, обладатели этих взглядов таили против него нечто нехорошее в своих животных мыслях. И они, на взгляд Ки, были в несколько раз свирепее Чжонхёна — его якобы собственного коня. Новое имя коню юноша дал не из каких-либо романтических побуждений, а лишь из желания досадить самому Чжонхёну. Ездить верхом на Чжонхёне, кормить Чжонхёна с руки, надевать на Чжонхёна сбрую, тренировать Чжонхёна, выгуливать Чжонхёна, хвалить его и наказывать — уж тут-то он отыграется вволю! Хотя все, чего он сумел пока достичь, — это подойти к злобной зверюге и угостить ее кусочком сахара. И то не без посторонней помощи. Сам Чжонхён отреагировал на новую кличку коня довольно предсказуемо, чем заставил Ки в тысячный раз заскрежетать зубами: — Не думал, что ты настолько скучаешь по мне в моменты моего отсутствия. Впрочем, скоро юноше удалось выкинуть подколку из головы и сосредоточиться на главном: ему действительно не мешало бы избавиться хотя бы от этого нелепого страха. Воодушевившись сей мыслью, Ки заставил себя прекратить валять дурака и более бодрым шагом продолжил свой путь по проходу между стойлами. Вскоре он вышел на ту сторону конюшен, откуда открывался совершенно чудесный вид на парк. — Я говорил Чжинки, что ты придешь. А он мне: не придет да не придет, Кибом к таким местам на пушечный выстрел не подходит.