Противоположности

      Иноуэ Орихиме цвела и благоухала: ее день задался с самого утра, несмотря даже на вынесенное наказание за вчерашний инцидент. Сегодня неуклюжего двадцатого офицера усадили в перевязочную и строго настрого приказали ей никуда не ходить и ничего не трогать, ну кроме, естественно, конечностей тех больных, кто забредет к ней на прием.       Обычно, таковых хватало с лихвой: Готэй все-таки являлся военной организацией, в которой большинство синигами, независимо от рангов и степени опытности, могли получить увечья на задании, на патрулировании или даже на обычной тренировке. Студенты же, в подобных случаях хватавшие лишь легкие раны, обычно, не направлялись в лазарет: в Академии имелся собственный медкабинет, курируемый по очереди кем-то из Четвертого отряда.       Говоря в целом, Иноуэ ожидала встреча с более зрелыми бойцами, тем более, не критически-ранеными, а значит, вероятность того, что кто-то раскричится на нее, стремительно падала к нулю. Уж что-что, а перебинтовывать она умела мастерски: этому младшую сестренку еще с детства обучил Сора.       Ожидания интересного не обманули девушку. Первым в перевязочную пожаловал новобранец из Шестого, успевший пожаловаться Орихиме на своего строгого-престрогого капитана, не щадившего подчиненных на тренировках, но отметивший, что жилье и питание в том отряде оказалось прямо-таки королевским.       Второй к Иноуэ пришла девушка из Тринадцатого отряда, у которой капитан, напротив, был добрейшей души синигами, вот только болел часто. Пока Иноуэ заменила ей повязку на ране, которую девушка третьего дня как получила на задании, она также узнала, что за «душка-лейтенант» имелся в том же отряде, и как все его любят, и слушаются, и подражают, и равняются на него, ведь несмотря на то, что их лейтенант был благородных кровей, общался он со всеми на равных.       «Вот бы все аристократы были такие?» ― приложила пальчик к губе Орихиме, подразумевая под «все» одного конкретного невоспитанного парня, однако развить до конца не дававшую ей покоя тему не дали: замечтавшуюся медсестру окликнул новый посетитель. Проблемой у этого мужчины оказался еще сочившийся рубец на зашитом боку, а вот проблемой Орихиме, как выяснилось позже, стало то обстоятельство, что офицер нес службу в небезызвестном ей Одиннадцатом отряде…       Что тут начало-о-ось! Во-первых, чтобы повидать да еще и перекинуться парой слов один на один со знакомой девчушкой из Четвертого, бравые вояки начали нарочно подставляться под удары меча на спаррингах, а также по несколько суставов вывихивать себе, не заботясь о том, что вправлять те обратно было процедурой не самой веселой. В особенности, если этим занималась сама капитан Унохана. Перевязывавшей их в итоге Орихиме вместо разговоров доставались сетования на Первую Кенпачи. О припасенных комплиментах никто и не вспоминал.       Однако недостаток чего-то всегда лучше переизбытка, и именно во втором обстоятельстве состояла иная проблема дежурившей сегодня в перевязочной. Одиночные веточки, милые букетики, специально приволоченные по случаю икебаны ― все это кружило ей голову сладкими ароматами садов и полей, а вовсе не медицинского учреждения, насквозь пропахшего лекарствами да стерильными повязками. И это было прекрасно. Но, когда в пару с цветами пошли коробки сладостей, вот тут Орихиме забила тревогу. Пончики, рисовые пирожки, хрустящие печенья, конфеты-леденцы-мармелады, фрукты вяленые и фрукты свежие ― руконгайка, которая уже седьмой год жила в столице, все равно никогда не видела перед собой столько сладостей, и рука ее предательски, сама собой, тянулась и тянулась к коробкам и корзинкам, без разбору отправляя все вкусности себе в рот.       От переедания и затрещавшей по швам униформы Иноуэ вовремя спасла лейтенант Котецу. Последняя не только разогнала подозрительно зачастивших в лазарет бойцов Одиннадцатого, но и с охотой взяла переданные уже от Иноуэ гостинцы для всех остальных сослуживиц. Не сказать, чтобы офицеры Готэя жили впроголодь, но как и любая девушка, каждая из медсестер не отказалась бы побаловать себя чем-нибудь сладеньким, на котором многие экономили.       ― Благодарю, Котецу-сан. ― Иноуэ поклонилась лейтенанту и поспешила извиниться за доставленные новую суматоху да бедлам в отряде.       Исанэ на это лишь снисходительно усмехнулась, попросила подчиненную быть капельку благоразумнее и посоветовала, не боясь, отправлять симулянтов восвояси, а то и вовсе, не стесняясь, звать подмогу в случае чрезмерно надоедливых представителей мужского пола. Как оказалось, подобный ажиотаж ― не редкость для Четвертого отряда, в котором процент женщин-синигами был больше чем в каком-либо ином. К тому же женщины тут, в большинстве случаев, отличались и красотой, и добротой, и, как уже выяснилось, достойной уважения силой.       Орихиме понимающе кивнула и вернулась за стол, в надежде капельку передохнуть за выдавшуюся за полдня минутку спокойствия. Но она не жаловалась; пребывала в преподнесенном настроении и ни капельки не устала, более того, дожевывая последнюю вяленую сливу, Орихиме не слышала того привычного урчания в желудке, что одолевало на склоне рабочего дня. Перед вечерними тренировками с Уноханой-сан и Мадараме-саном, она, понятное дело, старалась что-то перехватить, чтобы не уронить в пылу битвы свой занпакто от банального голодного обморока, но, в целом, девушка питалась время от времени, не регулярно, копя жалование на какое-нибудь приличное кимоно да пару новеньких дзори. Старые у нее порядком истрепались, и двадцатого офицера от босячества спасали только форменные варадзи да больничные туфельки.       ― Тук-тук, мо-о-ожно?       Приунывшая Орихиме заметно просветлела и улыбнулась что есть духу: по-иному и нельзя было ответить, когда в комнату заглядывал самый улыбавшийся из всех офицеров Готэя.       ― Ичимару-сан, ― в Орихиме взыграло чисто женское лукавство и она наигранно попеняла еще одному из своих постоянных за сегодня посетителей: ― Вы в который раз приходите? С которым пальцем?       Гин без приглашения юркнул внутрь, бесшумно задвигая за собой фусума.       ― Так их же целых десять, Ори-чан! ― растопырил он обе ладони на подобие веера.       Три перебинтованных пальца красноречиво свидетельствовали о неоднократном приходе сюда этого лжепациента. Видимо, потому он и вел себя в перевязочной так свободно. Гин вальяжно подошел к столику дежурившей тут медсестры, расслабленно плюхнулся на стул напротив нее и отколол новое:       ― А если к десяти на рукам прибавить десять на ногах, то… ― Он вдруг резко ухватился за носки своих таби и кивнул Орихиме: ― Вдруг у меня там какая-то неизведанная травма?       Девушка прыснула со смеху: дерзить она не смела, но будь она такой же остроумной как леди Шиба, то отмочила бы что-то вроде того, что единственная проблема Гина ― это язык без костей. Однако Иноуэ это была Иноуэ, потому она лишь густо покраснела, с силой зажмурилась и живо замахала руками:       ― Прошу вас нет, Ичимару-сан, не нужно этого делать!       В кабинете пролегла тишина вместо ответа, заставляя прислушавшуюся и разволновавшуюся Орихиме приоткрыть один глаз для оценки обстановки.       Она взметнула брови вверх и округлила оба глаза, когда не нашла пациента перед собой.       ― Я просил звать меня просто по имени, ― прозвучало у нее за спиной, и правой щеки Орихиме совершенно неожиданно коснулись чужие губы.       Похоже, медицинская помощь срочно потребовалась медсестре: она без труда могла поставить сама себе диагноз по вмиг вскочившей до предела температуре, по забарабанившему пульсу по ее вискам, по нехватке воздуха, по сумасшедшему стуку сердца, по обжигающему дыханию, сорвавшемуся у нее с языка:       ― Гин-са-ан? ― А в уме иная формулировка: «Страсть».       Будто во сне, она успела повернуть к этому мужчине лицо и теперь во все глаза смотрела на него в запретной для себя близости. У впечатлившего ее объекта оказались на диво черные, а не серебристые ресницы. И нос, такой длинный, как и должно быть у всех жутко любопытных людей. Взгляд Орихиме скользнул по тонким, растянутым в широченную улыбку губам, вызывая у нее жгучее желание… прикоснуться ладошками к щекам Гина и спросить, не болят ли те у него, если он все время, вот так, ходит.       ― Ори-чан нервничает? ― спросили эти самые, тонкие, совсем бесцветные, уста, потянувшиеся к ней.       От них повеяло терпким ароматом. Каким-то тоже схожим на вяленые сливы, и все же то были не они. Орихиме невольно облизала свои губы, будто сравнивая вкус, и, выдохнув с дрожью, чуть подалась назад.       ― У Ори-чан, видимо, это будет первый поцелуй? ― гипнотически-сладко прошептали губы Гина, не оставлявшего неторопливого наступления на девушку: он незаметно оку, но сокращал дистанцию.       Неискушенная красавица, не способная таить от других ни мыслей, ни чувств, все же попыталась отмахнуться ― улыбнулась деланно беззаботно и тут же захватила свою дрогнувшую нижнюю губу, не то, чтобы не расплакаться от перенапряжения, не то, чтобы не дать все же себя поцеловать. Судорожно заметавшись взглядом по лицу Гина, она осознавала, что этот мужчина не неприятен ей, даже скорее ― совсем наоборот, но слишком быстро развивались события, слишком стремительно закручивались отношения у тех, кто был знаком лишь третий день.       ― Я… Гин-сан… ― ее глазки виновато забегали: Орихиме никогда еще не отказывала тому, кто ей понравился. Обычно, ей досаждали те типы, которых она хотела обходить десятой дорогой, потому говорить им «нет» было в разы, в разы проще.       ― Что тако-о-ое? ― пролепетал бархатистый мужской голосок, и Гин, почему-то сидевший на коленях перед Иноуэ на стуле, выжидающе наклонил набок голову и блеснул на девушку завораживающе-красивыми лазурно-голубыми глазами.       От созерцания непередаваемой чистоты взгляда, у Орихиме ухнуло в середке, и сердце ее провалилось куда-то вниз. Будто проваливаясь вслед за ним, Орихиме цепко схватилась за спинку стула, попутно подумав самое нелепое в данной ситуации: о том, что ей повезло сидеть на стуле, а не на дзабутоне. Оказаться на полу, не в разных плоскостях, как сейчас, со зрелым и явно симпатизирующим ей мужчиной? Воображение Орихиме взбурлило с новой силой кровь, норовя сорвать бедной девушке макушку, как крышку в вскипевшем чайнике, и все же, сопротивляться магнетизму таких чистых глаз…       ― Ну же, Ори-чан, не будь трусишкой, ― попытался ее расслабить доброжелательный смешок.       …и все же сопротивляться соблазну было так тяжело, что веки Орихиме сами собой опустились и защекотали дрожью ее пылающие стыдом щеки.       ― Ты такая очаровательная, Ори-чан, ― подсластили ее неуверенность комплиментом, ― но… Увы, мне придется оставить тебя в виду прихода нового пациента.       Иноуэ словно молнией поразило на последнем слове. Живо распахнув глаза, она резко повернула лицо к двери и, вскочив с места, вскрикнув даже от неожиданности, прикрыла рот обеими ладошками.       ― Не помешал?       Скрестив руки на груди, оперевшись на створку невесть когда распахнутых фусума, стоявший на пороге синигами резанул претензией в голосе так, словно только что руку медсестре отсек.       ― Шиба-са-ан? Вы та-ак тихо ходите, ― с лисьим хихиканьем попенял поднявшийся на ноги Ичимару.       ― Зато я источаю не хилую реяцу, лисья морда, и не притворяйся, что ты ее не засек еще на энгаве.       ― Я? ― театрально удивился Гин и лисой проскользнул меж стенкой и мощной фигурой наемника. ― Побойтесь бога, Шиба-са-а-ан, я так стар, кхе-кхе, что мог уже и оглохнуть на одно ухо. ― Миновав колкий взгляд Ичиго, Гин поверх рыжей макушки того махнул ладонью Орихиме на прощание.       Та что-то пискнула в ответ неразборчиво и от жуткого смущения стала нервно мять края разложенных у нее на столе бумаг из сегодняшнего отчета.       ― Шиба-сан… ― Ей нужно было извиниться за свое недостойное поведение, за то, что заставила себя ждать, за то, что он стал невольным свидетелем неуставных отношений, за то, что она так глупо, совершенно по-дурацки также не уловила его реяцу за дверью, за то, что вообще опорочила звание синигами и железную дисциплину отряда капитана Уноханы, и…       На стол перед ней просто легли две раскрытых перебинтованных ладони. Боец из Омницукидо, как и положено, бесшумно сел на стул для посетителя, не проронил ни слова, полностью сосредоточился на деле и так «ненавязчиво» указал это сделать другому.       По щеке у Орихиме скользнула слезинка досады: двадцатый офицер, девушка, чувствовала себя совершенно пристыженной по всем параметрам. Наскоро смахнув влагу с лица, она вернулась на свое место и поспешила молча выполнять свою работу. Как и должна была изначально. Не имея права отвлекаться на личные дела, тем более отлынивать от своих прямых, служебных, обязанностей.       Умелые пальчики живо-живо принялись справляться со старой перевязкой, затем с удвоенным усердием взялись лечить под кожей не до конца заживленные раны от того рокового поединка, а потом с повышенной осторожностью начали наново накладывать бинты поперек больших, крепких, слегка шершавых, ладоней мечника. Эту грубость, мозолистость от использования меча Орихиме научилась разбирать по рукам других бойцов, но она не думала, что такими могут быть руки у вечно замаскированных ниндзя. Это означало, что парень перед нею был развит всесторонне, возможно как и любой другой из его сотоварищей, то есть вовсе не зацикленным на одном своем промысле ― на коварно-тихих, тайных убийствах.       ― Шиба-сан, я закончила, ― произнесла Орихиме, невольно задержавшись под конец с бесцельными прикосновениями к чужим рукам, которые, к тому же, аккуратно пододвинула к владельцу.       Тот поднялся, как и прежде, ни слова не говоря в знак благодарности. Сейчас об элементарной вежливости речь не шла ― Орихиме понимала, что заслужила к себе такое отношение, представляя, как Шиба уже прозвал ее в мыслях «падшей женщиной», как поспешит рассказать о случившемся своим родным, которые, вроде как, отнеслись к ней неплохо.       ― Иноуэ? ― долетело хриплое с порога.       ― А? ― она резко вскинула голову вверх и устремила полный раскаяния взгляд на аристократа.       ― Не верь ему. Он просто играет. ― Слова сгорели в послеполуденных лучах, упавших из распахнутой двери на пол ярко-оранжевыми полосами. Такой цвет не мог не вызвать параллелей с ушедшим синигами. А слова его не успели истлеть до конца― они прочно засели кинжалом в дрогнувшем надеждой на прощение сердце.