Противоположности

      Орихиме двигалась по коридору совершенно тихо: всего за ночь она превратилась в тонкую прозрачную тень. Несмотря на то, что Ичимару пообещал новой знакомой в скором времени уладить вопрос с починкой Цубаки, несмотря на то, что в лазарете напарницы оградили ее от тяжелой работы, а поправившийся Ямада-кун подсобил с уборкой, несмотря на то, что Унохана-сан без труда исцелила царапины от меча на ее ладонях, у Орихиме болели вовсе не свежие шрамы, а сердце.       Как оказалось, невозможность слышать дух своего меча, потеряв его, ― совершенно иное по силе чувство, чем-то, когда имя меча не познано. Нынешнее чувство состояло из переплетения грусти, страдания, растерянности, обиды. Да, не без последней. Несмотря на то, что Шиба Ичиго по-честному выиграл у нее в поединке, Орихиме все равно не могла отделаться от ощущения грязноты, причиненной всеми сказанными ей словами, всеми метнувшимися в нее взглядами, всеми нанесенными ударами по ней. Бить по мечу, а ранить душу ― это было несправедливо, ведь духи занпакто были призваны давать силу своим хозяевам, но отнюдь не принимать на себя смерть вместо них.       Девушка шумно выдохнула, срывая горло на всхлип, но плакать себе не позволила: мокрую от слез подушку она оставила в своей комнате, на не собранном футоне. Орихиме улизнула из бараков едва рассвело, ведь от свалившейся на нее беды в одиночку можно было совсем тронуться умом, а среди товарищей да пациентов и держаться было проще. Занятые работой руки немного отвлекали голову от тяжких дум, а заодно приносили какую-то пользу отряду. Теперь, когда новенькая перестала стремительно бить и рассыпать весь возможный инструментарий, можно было сказать, что ей даже радовались тут. В особенности, те девочки, которые посещали вместе с ней пресловутый «кружок любительниц икебаны».       К слову, о кружке. Когда вчера Унохана-сан залечивала раны Иноуэ, то, вопреки опасениям последней, вовсе не отругала ее за загубленный занпакто ― Унохана в своей безмятежной манере просто поставила ученицу перед фактом: как только ее Цубаки будет починен, то она также пройдет своеобразный экзамен на постоянное членство в «кружке». О том, что будет, если Иноуэ успешно сдаст его, наставница умолчала, ограничившись загадочной усмешкой.       Первая Кенпачи по-прежнему вызывала у Орихиме благоговейный трепет, и все же она понемногу привыкала к той: к ее манерам, к двойному дну в словах, к самым неожиданным методам ее обучения. Припомнив то шутливое предложение Гина о службе в каком-нибудь другом отряде, Орихиме и сейчас так же уверенно помотала головой: в Четвертом она почувствовала себя на своем месте с тех самых пор, как ей раскрыли тайну дополнительных талантов некоторых из членов медотряда.       Быть днем целителем, а вечером изучать на себе, своими руками, как образовываются те самые раны, с которыми целителям приходится иметь дело ― такая насыщенная жизнь была как раз по трудолюбивой Орихиме. Несмотря на мешавшую ей чрезмерную эмоциональность, на хорошую выносливость девушка не жаловалась. Пускай по физическим показателям она отставала от многих, многих девочек, даже в ее излишне женственном отряде, да и, как все твердили, не самая смелая была у нее душонка, однако Орихиме не нуждалась в чужих словах относительно того, что она выросла. Пускай еще только на чуть-чуть, но она определенно уже выросла над собой ― той, что пришла в Академию, и даже той, что поступила на службу в Четвертый отряд пару месяцев назад.       Как раз в этот момент, девушка оступилась, отходя с полным подносом склянок лекарств, который ей велели разнести по палатам больных с хроническими хворями. Стекляшки, заплясавшие на железной поверхности, завозмущались звоном на нерадиво обращавшуюся с ними медсестру, однако та спасла их от главного ― от падения и неминуемой смерти. Вылавировав на выходе из непроизвольной подсечки, устроенной ей коварной ножкой стола, Орихиме пошла волчком по комнате, да так быстро, что, кажется, даже попала в ритм сюнпо.       ― Стоять, ― хлопнули о пол подошвы ее форменных туфелек. ― Хиииии… ― девушка истерично заулыбалась, глядя во все глаза на еще дрожавшие склянки, которые понемногу-понемногу стали утихомириваться и замирать строем на подносе. ― Фью-ух, ― с превеликим облегчением выдохнула непутевый двадцатый офицер Четвертого отряда. Впрочем, данный эпитет можно было уже и опустить.       Орихиме разогнулась из произвольного поклона и, выровняв поднос в руках, сделала по очереди глубокий вдох и выдох, а потом осторожно, носочком, попыталась отодвинуть створку фусума. Конечно, предусмотрительные и смекалистые синигами позаботились об этом прежде, чем водружать на поднос груду лекарств. Следовательно, упомянутый ранее эпитет Орихиме следовало бы вернуть.       ― Сейча-ас, акура-атненько, а теперь вот та-ак, сюда-а, ― проговаривала она каждое свое движение, не то подбадривая себя, не то желая выстроить под свои шаги дорогу, а не наоборот.       И все же, когда она успешно преодолела порог и оказалась в просторном коридоре, Орихиме поспешила праздновать победу ― едва уловив краем уха в конце коридора подозрительный шум, очень схожий на ураган, ей следовало бы тут же ретироваться, а она стояла и пялилась на него с открытым ртом да и еще во все глаза.       От подобного зрелища сложно было отвести взгляд, даже ей, девушке. Ураганом по коридору лазарета неслась неописуемой красоты синигами. Стройная, длинноногая, пышногрудая, с невероятно богатой золотой копной волос и яркими голубыми глазами, которые еще издали сверкали заметными самоуверенными огоньками. Так глядят только добившиеся невероятных высот женщины. Капитаны. Главы кланов. Воительницы. Или матери героев.       Орихиме гулко хлопнула ресницами: она не знала, почему последнее сравнение пришло ей в голову, ведь за стремительно приближавшейся женщиной, не отставая от нее, две барышни несли на руках по маленькому ребенку. Не более трех лет от роду. К тому же, невероятно похожих. Двойняшек. Возможно, это с ними что-то стряслось, раз женщина влетела в лазарет на повышенных скоростях. Орихиме не могла вспомнить, где могла видеть ее прежде, но вовремя догадалась уступить той дорогу в коридоре: незнакомка все равно была не из «простых».       Однако каково же удивление накрыло Орихиме, когда вслед за ее смещением в сторонку, златогривая аристократка также сменила вектор и понеслась аккурат на нее. А вот это уже начинало пугать…       Лазарет взорвался грохотом груды разбитого стекла, приправленного оглушительном звоном металлического листа подноса: в коридорах здесь гуляло отличное и мощное эхо.       ― Ага-а-а!!! ― новая голосовая волна ударила по ушам, наверное, даже тех, кто жил на окраинах Рукона: у гостьи оказался звонкий высокий голос, приправленный командными нотками. ― Так это ты, ― схватила она Орихиме за плечи, ― та девушка, что заставила моего сына мучиться угрызениями совести, а с моим другом крутишь шуры-муры???       Если бы Орихиме сейчас не прижали к стенке, она бы определенно точно грохнулась в обморок.       ― Ч-ч-что? ― еле выдавила она из враз пересохшего горла. Расспрашивать же о том, о чем она понятия не имела ― о том, кто сын этой дамы, и что такое «шуры-муры», ― у девушки и вовсе не хватило духу.       ― Иноуэ Орихиме! ― незнакомка сунулась ей нос к носу, сузила глаза, промычала что-то затейливое, и в следующий же миг рыжая девчушка утонула лицом в чужой пышной груди. ― Ты уже мне нравишься! ― донеслось откуда-то сверху, и Орихиме снова не дали даже опомниться, как огласили «приговор»: ― Поэтому ты немедленно идешь к нам в гости. ― И утащили по коридору.       ― Но-но-но… ― затараторила было медсестра, то и дело оглядываясь назад, на разбитые склянки и потекшие лекарства, на все то, что натворила и не убрала. ― А как же?.. Но там же… Ра-работа!       ― Эх! Вспомню молодость: работа не волк ― в лес не убежит. ― Поистине странная визитерша подмигнула Орихиме, тщетно пытавшейся избавиться от нее: ― Сделай вид, что я этого не говорила, иначе совет старейшин клана задаст мне хорошенькую взбучку, да еще и Иссину с Кайеном станут зудеть о том, что «леди Шиба опять взялась за старое!» Зануды!       ― По-по-погодите! Вы Шиба???!!! ― Кого-кого, но эту фамилию и представителей этого клана Иноуэ хотела слышать и видеть меньше всего.       ― Так и есть, ― снова подмигнули ей, ― я Шиба Рангику, а ты… А тебя сейчас ждет сюрпри-и-из!       У двадцатого офицера глаза стали размером с два яблока. О каких сюрпризах могла идти речь, если за самовольную отлучку из лазарета ей грозил выговор, а то и отчисление? Пока Гин еще не сделался капитаном, думать о месте в другом отряде такая как она и мечтать не смела. И потом, Унохана-сан! Она же убьет ее за несоблюдение дисциплины! В этом плане Кенпачи оставалась непреклонной.       Однако, сколько бы Орихиме не роптала ― в душе или на бегу, ― ее все равно никто не слушал и не слышал даже. Опомниться же гостье дали только перед вратами поместья Шиба, о чем красноречиво свидетельствовала вывеска с вытесанными иероглифами фамилии и клановый герб, помещенный тут же над ней.       ― А-а-а… ― руконгайка, которую впервые приглашали в столь высокопоставленный дом, только рот приоткрыла, чтобы кое-что расспросить о, собственно, самом Доме Шиба, как ее тут же буквально вдернули внутрь, схватив за руку, а потом громко прокричали на ухом: ― Ну ты посмотри! Ну на часок же только оставила! Пожалуйста ― уже рубятся! ― указала она в сторону зеленого пролеска. ― Что старый, что молодой ― ума одинаково! ― фыркнула леди Шиба и сердито скрестила руки на груди: ― У одного швы еще не заросли, второму вообще не как за рукоять ухватиться! Ну сейчас они у меня…       Иноуэ только спину этой женщины увидела, когда та, такая бесподобная и в своей красоте, и в своей силе, мелькнула в сюнпо. Стоило Иноуэ только моргнуть, как Шиба оказалась на другой стороне поместья меж двух высоких фигур, отличавшихся разве что цветом волос. В дневном свете, что ярко-рыжую, что смолянисто-черную сложно было не заметить даже издалека. Но все трое вдруг исчезли с того места, где стояли, и не успела попавшая к ним девушка восхититься столь легким и привычным для членов этой семьи сюнпо, как троица Шиба выросла перед ней.       ― Здравствйте, дорогая госпожа Иноуэ! Мы рады приветствовать вас в нашем доме! ― передразнивая мужские голоса, Рангику-сан не только заговорила вместо своих мужчин, но также насильно заставила обоих поклониться, схватив за лохмы и надавив ощутимо на их упрямые затылки.       ― Мама! ― гаркнул на нее сын, и Орихиме вся съежилась от уже хорошо знакомого грубого голоса.       ― Дорогая… ох… ― старший Шиба, похоже, решил надавить на жалость, так как ухватившись за сердце, успел усмехнуться и подмигнуть молоденькой медсестричке, а от любимой жены получить вместо подзатыльников и рычаний вздохи беспокойства и верное плечо, на которое можно опереться.       Рыженькая несмело усмехнулась: собственно, таким она и представляла этого капитана, когда спасала его от смертельных ран. Веселый, озорной, с никуда не подевавшимся из души ребячеством. Полная противоположность своему сыну ― угрюмому, неприветливому, даже сейчас сверлившему Орихиме тяжелым взглядом, заставляя девушку быстро опустить широко распахнутые от новых эмоций глаза.       ― О боги! Шиба-сан! У вас кровь! ― вмиг побледнела она.       ― Кровь? Иссин?! Что я тебе говорила?! ― тут же зашарила Рангику по одеждам мужа.       ― Да нет! Н-нет, Шиба Рангику-сан! Это у… другого Шиба-сана! Вот!       Орихиме сама не поняла, как посмела так близко приблизиться к человеку, который безмерно ее пугал и вызывал в ней сплошь негативные эмоции. Более того, он наверняка обвинит ее в наглости за то, что она еще и так нахально коснулась аристократа. Орихиме с дико забарабанившим сердцем всматривалась в распускавшиеся алые кровавые маки на фоне белых бинтов и ожидала всего: что ее помощь отобьют, что ее отчитают, что даже ударят по лицу, указав, где ее настоящее место.       Однако ничего подобного из предположений девушки не сбылось. Робко выглянув из-под своей густой челки, Орихиме перехватила ровный взор карих, ныне лишенных ярого огня, глаз, которые смотрели вскользь нее, на растопыренные пальцы и активно краснеющие бинты поперек разорванных до костей ладоней. Лицо у третьего офицера Второго отряда выглядело совершенно иным, растерянным каким-то.       ― Я… я могу… залечить…― прошептала Иноуэ так тихо, будто боялась собственного голоса.       ― Как хочешь, ― раздался от него такой неожиданно-однозначный ответ, что целительница и сама впала в легкий ступор прежде, чем взялась аккуратно стягивать испачкавшуюся перевязку.       Орихиме вовремя подавила в себе вскрик, чтобы не вызвать новый приток раздражения на себя у этого парня, но, увидав насколько глубокими, серьезными, пораженными оказались те раны, который Шиба получил в противостоянии отражающей мощи Цубаки, девушка прониклась к своему прошлому противнику естественным для себя чувством сострадания. Она искренне захотела помочь.       ― Ох, почему же вы не пришли в Четвертый отряд сразу? ― вздохнула она и вызвала в пальчиках исцеляющее заклинание. ― Теперь понадобится несколько сеансов кидо, чтобы раны затянулись, а инфекция из них ушла и оставила боль. ― Впрочем, догадавшись, какое у Шибы отношение к медикам, Иноуэ сглотнула и взяла на себя риск ответить за Унохану-тайчо: ― А наш капитан сможет сделать все быстрее. Я слышала, у вас же экзамен на капитана через три дня?       Наемник промолчал, лишь слегка кивнул, а может, и вовсе не делал этого: Орихиме частенько видела те вещи, которые грубая реальность ей не давала, но которые должны были в той быть. К примеру, уважение, важность семьи, в присутствии которых даже такой как Шиба Ичиго не мог себе позволить быть хладнокровным грубияном.       ― А-а-а… хм? ― Орихиме вспомнила, как много раз хотела узнать, как чувствует себя после столь страшных ран капитан Шиба, но бросив взгляд в его сторону, а после и вовсе оглянувшись вокруг не нашла на широкой дороге, ведущей к вратам, никого, кроме себя и Ичиго. У Орихиме в полном удивлении округлились глаза, которые она непонимающе обратила к своему внезапному пациенту.       Тот упорно молчал, словно бы наемником провалил какое-то секретное задание и теперь не смел обмолвиться и словом перед врагом. Орихиме снова поежилась под его взглядом. Враждебность в нем никуда не делась, правда, сегодня она несколько поутихла. Быть может, Шиба всегда был такой в родных пенатах? А быть может, ему было больно… Ему должно было быть больно с такими-то ранами.       Орихиме остановила действие кидо, как только поверхностные ткани затянулись: на остальное сейчас у нее не было ни сил, ни времени. Все-таки она покинула свой пост без разрешения. Орихиме убрала пальчики от рук аристократа и поспешила их сунуть в карманы розовенькой формы медсестры.       ― Прости за меч, ― коснулось ее уха вместо благодарности за лечение.       Когда Орихиме повернула голову на звук, то в воздухе даже след Ичиго простыл. Орихиме вздохнула: не грустно, скорее радостно. Общество убийцы Цубаки приносило ей не только дискомфорт, но и страх.