После заката

       Учиха Мадара прославился среди шиноби и простых людей не столько своей уникальной силой, сколько тяжёлым характером. Да, характер у него был скверный: самоуверенный, циничный, резкий, агрессивный, замкнутый. Лишь один человек мог хоть как-то общаться с ним. То был единственный, кто превосходил его по силе.        Сенджу Хаширама привык к характеру Мадары. Все его колкости и оскорбления он играючи обращал в шутку, что поначалу сильно злило Учиху, а затем стало забавлять и его. Хаширама умел осторожно проникать под ледяной панцирь, скрывающий истинные чувства Мадары от посторонних глаз, и, в самом деле, Мадара не был против этого. Хаширама общался с ним на равных, без суеверного страха или пренебрежения проклятым кланом. Всё это подкупало Мадару, манило, непреодолимо тянуло его к Хашираме. Именно поэтому, когда Сенджу однажды признался ему в тёплых чувствах, он не отверг, а не без скрытого удовольствия принял их.        С того дня в их отношениях мало что изменилось: общий труд над созданием деревни, словесные перепалки, тренировочные бои, после которых Мадара, проиграв, досадливо рычал, а Хаширама – смеялся…        Никто не знал о чувствах, которые основатели Конохи питали друг к другу, ведь они никак не показывали их на людях… Хаширама и рад был бы, никого не стесняясь, чмокнуть Мадару в бледную щёку, но тот не позволял, а все попытки пресекал жёстко и резко.        Но после заката всё менялось.        Когда улочки строящейся деревни пустели, когда ещё немногочисленные жители скрывались в своих домах, когда солнце уступало место на небосводе луне в окружении мириадов звёзд, обнажалась истинная сущность Мадары. Он искренне считал любые чувства и привязанности слабостью, ведь именно они в своё время принесли ему сильнейшую боль. Но после заката, когда знойный трудовой день сменялся прохладной тихой ночью, он менялся до неузнаваемости.        Хаширама этой ночью никак не мог заснуть. Такое бывало с ним нечасто. Вот уже третий час он продолжал бесплодные попытки отойти ко сну, но что-то как будто держало его в материальном мире.        И Сенджу вскоре понял, что именно.        Сперва он услышал шаркающие неровные шаги. В доме кроме него был лишь Мадара, который редко радовал его своим обществом ночью. Хаширама знал: Учиха ходил бесшумно, словно рысь, и то, что он настолько не контролировал себя, означало лишь одно – очередной кошмар.        Мадару мучили кошмары – не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле этого слова. Они медленно, ночь за ночью, сводили его с ума. Хаширама не раз просыпался ночью от истошных криков, раздающихся из-за стены – в спальне Мадары. Там он заставал Учиху в весьма плачевном состоянии – с абсолютно безумными глазами, искажённым от страха лицом, сотрясаемого лихорадочной дрожью. Хаширама боялся даже представить, что может настолько выбить из колеи прожжённого боями и войнами шиноби, а сам Мадара ни разу не смог пересказать свои сны: ночью он и губ разлепить не мог, а утром… уже начисто забывал то, что видел.        Хаширама притворился, что спит. Он знал, что сейчас будет, и не желал лишним движением помешать этому. Тихо скрипнули сёдзи, и шаркающие шаги стали медленно приближаться к кровати Хаширамы. Сенджу невольно приоткрыл один глаз. Увиденное больно ранило его сердце: Мадара шёл, спотыкаясь о собственные ноги, слегка пошатываясь и дрожа так, что это было видно даже в ночном полумраке. Хаширама вновь закрыл глаза и постарался выровнять дыхание. Вскоре Мадара медленно, словно боялся, приподнял край его одеяла и нерешительно лёг рядом. Несколько мгновений он как будто колебался, а затем – крепко прижался к широкой груди Хаширамы. Сенджу едва сдержал прерывистый выдох: лицо Мадары было очень горячим, а щёки – мокрыми. Он сжимал лихорадочно дрожащие руки в кулаки и прижимал их к груди, словно дитя.        Такое случалось нередко, и Хаширама давно знал, что нужно делать. Едва ощутимо, чтобы не спугнуть, коснуться худых плеч, нежно погладить и очень бережно, словно хрупкий цветок, прижать к себе, согреть, подарить защиту от всего дурного… А ещё – шептать ласковые слова. И Хаширама шептал, прижимая горячее тело к себе и не задумываясь над тем, что говорит… Он чувствовал, как с лица Мадары ему на кожу капали слёзы. Он не старался сдерживаться, нет – Хаширама давно дал понять, что рядом с ним Мадара может быть самим собой, не скрывая ни сокровенные желания, ни ещё более сокровенные слабости… Да и не в том состоянии он сейчас был, чтобы думать о самоконтроле.        Хаширама нежно коснулся губами горячего виска и вновь продолжил нашёптывать разные нежности ему на ухо… Внезапно Мадара замер, смолк, даже дрожь, сотрясавшая его тело, вдруг ослабла. Он поднял на Хашираму взгляд покрасневших от слёз глаз и вдруг слабо улыбнулся.        - Как ты… меня назвал?.. – спросил он едва слышным сиплым голосом.        Хаширама улыбнулся ему в ответ, мысленно пытаясь вспомнить сказанные наобум слова. Когда, наконец, вспомнил, Сенджу испытал истинное облегчение.        - Маленький ёжик… - повторил он голосом, полным нежности, и ласково погладил мокрую щёку Мадары, убирая с его лица влажные чёрные пряди. – Мой маленький ручной ёжик…        Мадара улыбнулся шире, словно плачущее дитя, которому внезапно дали любимое лакомство.        - Маленький… ёжик… - повторил он шёпотом, словно смакуя эти слова. Кажется, влияние кошмара стало ослабевать. Во всяком случае, мокрые дорожки на его щеках стали высыхать, а улыбка пока не сходила с лица.        Хаширама улыбался ему в ответ, хоть на душе его и скреблись кошки. Этот по-щенячьи обожающий взгляд, эта полубессознательная детская улыбка, эта трогательная и от этого лишь более пугающая ласка в каждом движении: в том, как он дрожащей ладонью коснулся щеки Хаширамы, как робко поцеловал его в подбородок, как вновь прижался к его груди, прикрыв глаза… Всё это было слишком не похоже на того Мадару, которого он знал: самоуверенного и сильного. Вид совсем другого Мадары, без его напускной дерзости, вызывал в душе Хаширамы противоречивые чувства. Этот Мадара зависел от него, нуждался в нём, стремился к нему… Только ему он открывал свою душу, только ему доверял всего себя без остатка. И это безграничное доверие пугало.        Мадара вскоре едва слышно засопел – его сморил спокойный лёгкий сон. Хаширама мимолётно глянул на его лицо и улыбнулся, теперь уже совершенно искренне. Ради того, чтобы каждую ночь видеть Мадару таким, он, наверное, свернул бы не одну гору. Ради этого он поможет ему избавиться от кошмаров. Он поможет ему раскрыть себя настоящего. Он поможет ему стать счастливым.        В окно несмело заглянул первый луч утреннего солнца. Скоро Мадара проснётся – совершенно другим, собранным и уверенным. Обнаружив себя в объятиях Хаширамы, он раздосадованно зашипит, вырвется из объятий и торопливо уйдёт, ругаясь последними словами. А Сенджу лишь смиренно улыбнётся, глядя ему вслед. Ведь к ночи этот напуск слой за слоем покинет сердце Мадары, и он сам подойдёт к Хашираме, смотря на него совсем другими глазами…        Всё это – после заката.        До этого нужно лишь немного подождать, ведь с появлением луны Мадара вновь станет тем «маленьким ёжиком», который так любит греться в объятиях Хаширамы…