Рулетка

Поговорим и помолчим. Когда Хэнк видит, как пытают Ронана Обвинителя, он понимает, что за все эти годы ничего не изменилось. Они все также прикрываются мировой безопасностью, и все также не перед чем не останавливаются. Рядом с ним стоит Старк и Хэнк не понимает, как он может оставаться таким спокойным. Говорят, после ухода Роджерса из команды Старк потерял все ограничители. - Это необходимость.- Вот его оправдание. После демонстрации они возвращаются в лабораторию и начинают работать, и Хэнк не может выкинуть из головы увиденное. Выгнутое в судороге сильное тело, душераздирающие крики и огромные темные как омуты глаза. В конце Ронан пытался закрыться, уползти, ему не дали. Распяли, как животное и продолжили. Они не останавливались до тех пор, пока он не перестал сопротивляться. Они его сломали, и что-то подсказывало Хэнку, что такое было не в первый раз. Действовали уверенно и знали куда бить. Думать об этом было противно и отдавало тупой болью. Все-таки Хэнк надеялся, что Тони будет лучше Говарда. Ошибся. Нужно было бежать, когда Скотта поймали. Он думал, его обвинят в пособничестве, а попросили о помощи. Но и просьба была с подвохом, отказа они не принимали. Первое время Хэнк пытался переубедить Старка. - Прекрати, это бесчеловечно, еще не поздно отказаться. - Это необходимость. Вранье. Не было никакой необходимости в пытках и экспериментах. Их всего лишь попросили о временном размещении Ронана Обвинителя до суда. Все остальное их инициатива. Они – это Щ.И.Т. И Хэнк согласился. Он прочитал досье Ронана, подробное, оно рассказывало обо всех убитых, и на какое-то время Хэнк даже подумал, что эти пытки имеют под собой все основания, но потом вспомнил глаза Ронана – широко раскрытые от боли и как он кричал, вопил и все пытался уползи. Нет, он этого не заслуживал, никто этого не заслуживал. Работали много, часто оставались допоздна и каждый раз, возвращаясь домой, вопреки привычке, Хэнк не уходил в свой кабинет, а оставался в гостиной с бокалом чего-нибудь крепкого в руках, без этого заснуть не получалось. Он не пил так много даже после смерти жены. Дочь не осуждала, после того как Скотта забрали, она вообще мало говорила. Это разбивало Хэнку сердце. Утром, приходя в лабораторию, он чувствовал себя уничтоженным. Эта работа не доставляла ему ни капли радости. Она его разрушала. Поэтому он старался контактировать с Ронаном как можно меньше. Но если случалось, в глаза не смотрел, только это нисколько не спасало. Взгляд Ронана Хэнк чувствовал спиной. Ронан ни с кем не разговаривал, по крайней мере Хэнк не слышал, и не надеялся что услышит, да и не хотел. Это было бы уж слишком. Но однажды Ронан все-таки заговорил. Именно с Хэнком. - Почему ты это делаешь? - Что? - Почему ты добр? - Разве это доброта? - Ты не мучаешь меня, не задаешь вопросов. - Но я тебя исследую. - Но не мучаешь. Хэнку нечего было сказать, он собрал бумаги и ушел. Это повторилось еще несколько раз. Диалоги были странные, рваные, без начала и конца. Ронан спрашивал, Хэнк отвечал. А потом к нему пришли люди в костюмах. Хэнк так и не понял, что они от него хотели, но работать после этого стало легче. Ронана больше не пытали и содержать стали как будто лучше. Может так казалось только Хэнку, ему хотелось чтоб так было. Он уже тянул на себе одну вину, не хотелось тянуть еще одну, пусть даже за межгалактического преступника. Со временем говорить стали больше, спрашивал в основном Хэнк, Ронан рассказывал. Космос был огромен, всего Ронан конечно не знал, но о чем знал рассказывал интересно. Только о своем прошлом говорить не хотел. - Я слишком многое разрушил. - Ты бы хотел вернуть прошлое назад? - Нет. Он был уверен, что все делал правильно и Хэнк его понимал, но иногда, смотря на Тони Старка, Хэнк думал, что все могло бы быть по другому. Когда до перевода Ронана остался месяц, Хэнк понял, как быстро течет время. Исследования, что они проводили со Старком и его командой были феноменальными, но радости так и не принесли. Ронана скоро должны были увезти и судить и Хэнк ничего не мог с этим поделать. Он зачеркивал в календаре дни до того момента, как потеряет, кажется, единственного кто понимал его и не осуждал. Первого, кто смотрел без предубеждения, и кто просил этого в ответ. Сам Ронан был спокоен. Его жизнь утекала, он знал это и был даже рад. Жизнь была слишком жестока, чтобы продолжать ее. Те дни Хэнк не уходил домой. Он оставался на ночь в лаборатории, засыпал ненадолго на маленьком диванчике. Оттуда было видно изображение с камер направленных на Ронана, и засыпая и просыпаясь, Хэнк смотрел на него, запоминал, чтобы закрывая глаза видеть еще долгое время. Был март, когда его забрали. Дули северные ветра и Хэнк продрог до костей, но стоял и смотрел. Ронан был холоден и отстранен. Смотрел перед собой, но никого не видел, и только в конце, когда с конвоирами поднимался по трапу, обернулся вдруг и в толпе нашел Хэнка глазами. Издалека Хэнк не мог видеть, но почему то ему казалось, что Ронан улыбался. Он ни разу не видел его улыбки, но мог представить ее так точно, как будто видел ее много лет подряд.