Глава. 8. Эпилог
25 сентября 2016 г. в 13:27
На тротуаре вдоль Кони Айленд Авеню выстроились припаркованные машины, и ей пришлось лавировать между ними. Двое парней, устанавливающих стерео в машину, посмотрели на нее, когда она шла мимо, кивнули друг другу и пробормотали что-то на испанском; в магазине автостекол работали русские, поэтому она смогла объяснить им, что сожалеет, но замуж ни за кого из них не пойдет. Те расхохотались и схватились за сердце, изображая отчаяние.
Двери гаража «Кони Айленд Дизайн и Строительство» были открыты, она обогнула припаркованный там грязный белый фургон и осторожно зашла внутрь, продвигаясь вглубь магазина. Джеймс Барнс сидел, согнувшись над компьютером, и делал пометки в пружинной тетради, разговаривая по древнему телефону со шнуром, а затем он поднял глаза, увидел ее и тут же стал кем-то другим — взгляд заострился, стал настороженным.
— Я вам перезвоню, — сказал он и положил трубку.
— Я слышала, вы чините всякие вещи, — сказала Наташа, кивая в сторону металлической вывески на стене позади него: РЕКОНСТРУКЦИЯ, ГИПСОКАРТОН, ПЛОТНИЦКИЕ РАБОТЫ, ЖИВОПИСЬ, УСТАНОВКА, ЭЛЕКТРИКА, РЕМОНТ: МЫ ЧИНИМ ВЕЩИ.
Барнс ничего не сказал, только медленно кивнул, и она подошла к стойке, достала карманные часы. Они у нее были с детства: один из кураторов отдал их ей, сказав, что те принадлежали ее отцу. Она ему не поверила, но часы сохранила — даже сама ложь была проявлением доброты, которую хотелось помнить.
Барнс удивленно нахмурился на часы — он определенно не ожидал, что у нее имеется оправдание изобразить клиента — и взял их. Покрутил в затянутой в перчатку руке, затем ловко открыл золотую заднюю крышку, и теперь был ее черед удивляться, потому что он запустил руку под стойку и извлек маленький бархатный мешочек с часовыми инструментами: тонкими, серебристыми, с различными наконечниками и текстурными рукоятками.
— Симпатичная штучка, — искренне похвалил Барнс. — Похожи на французские, но корпус изготовлен в России, так что это, возможно, русская копия французских часов, не знаю, — он осторожно потыкал внутри маленькой серебристой штуковиной, повернул шишечку на верхушке, и, к ее удивлению, послышалось тихое тиканье, а затем нежный звон.
Ее брови поползли вверх.
— Работают?
Уголок рта Барнса приподнялся.
— О, конечно, — сказал он. — Такие предметы не ломаются, эта вещица нас всех переживет, — он закрыл крышку и отдал ей часы. — Отнесите их в настоящую мастерскую, пусть почистят и…
Они услышали топот Стива по ступенькам и переглянулись. Позади стойки находился альков, и по безмолвному соглашению, Барнс отдернул занавеску в сторону, Наташа укрылась за ней, развернувшись так, чтобы выглянуть в щелку. Барнс быстро вернулся к своей тетради и взял ручку.
— Эй, — окликнул Стив, проходя через заднюю дверь, и не будь она уверена, что это Стив, то не узнала бы его — и дело было не в более темных волосах, бороде или кардигане, и не в фальшивых очках в золотой оправе. Дело было в том, как он держался. Он выглядел моложе, стройнее, счастливее, слегка взъерошенный и отстраненный, на его рубашке возможно не доставало пуговицы, каштановые волосы стояли торчком, как будто он наконец может вести себя непринуждённо.
— Пиво не остыло, пришлось поставить его в морозилку. Не забудешь вытащить его в десять?
— Конечно, — откликнулся Барнс.
— Игра начинается в семь. Думаю, выведу собак погулять, а затем на обратном пути прихвачу нам пиццу, — сказал Стив.
— Отлично, — сказал Барнс. — А что ты собираешься есть?
Стив ухмыльнулся.
— И, может, несколько претцелей или еще чего. Чипсов. Не знаю, умираю, до чего хочется солененького. Если желаешь чего-то особо, или…
— Мороженого, — заявил Баки, и Стив приподнял бровь.
— Мороженого?
Баки поставил локти на стойку.
— Ага. В смысле, ты же спросил, или это была формальность?
— Спросил, спросил. А какого сорта… ладно, я знаю, — Стив направился к задней двери, приложил пальцы ко рту, пронзительно свистнул — и два золотистых лабрадора примчались в гараж, гавкая, кружа у ног Стива и с обожанием глядя на него. Одна из собак обнюхала пол и кинулась к ней. Наташа замерла, но Барнс резко окликнул: — Грейси, — и псина немедленно вернулась к Стиву.
— Хотел бы я уметь так же, — вздохнул Стив. — Меня они так не слушают.
— Если честно, на войне это почти всегда была моя работа, — сказал Баки, и Стив рассмеялся.
— Ладно, ребята, — позвал Стив собак, а затем подошел к Барнсу и подарил ему поцелуй, который был не столько поцелуем, сколько искренним обещанием позже заняться сексом, и Наташа никогда за миллион лет не могла бы вообразить Стива Роджерса целующим кого-то так. Барнс неловко напрягся, памятуя о ее присутствии, о чем Роджерс не подозревал, но колебался недолго, приоткрыл рот и отдался поцелую. Видимо, даже легкая заминка была нетипичной, потому что Стив отстранился, вопросительно хмурясь, и спросил:
— Все в порядке?
— Да, — прикусил губу Барнс. — Я просто… немного задумался.
— Что ж, больше этого не делай, — серьезно сказал Стив. — Тебе все равно нечем, — и Барнс ухмыльнулся:
— Отвали.
— Скинь смс-ку, если чего-нибудь захочешь, свин этакий, — сказал Стив, собаки едва не опрокинули его. — Я ненадолго. Не…
— Да не забуду я, — обещал Барнс. Он подождал, пока Стив не исчезнет из вида, прежде чем обернуться к Наташе и отдернуть занавеску. — Джордж в порядке, но вот с Грейси приходится немного туго, — поведал он ей. — Это он виноват, портит собак, — минуту он смотрел на нее тяжелым взглядом, затем качнул головой в сторону двери, из которой вышел Стив.
— Пошли, — пригласил он. — Покажу тебе кое-что, — и она последовала за ним через дверь и вверх, на один пролет по ветхим ступенькам. На площадку выходило две двери, и она бросила взгляд в их квартиру — маленький квадратный стол и стулья, крохотная кухня и старенький диван позади — прежде чем Барнс захлопнул эту дверь — наша жизнь, не твоя.
Он распахнул дверь, и она задохнулась от удивления: стеклянный потолок-купол над студией, как в теплице, множество мольбертов и банок с краской. Было светло и пахло скипидаром. На ближайшем мольберте стояла картина в работе — девушка на барном стуле, изогнутые в улыбке губы, высокий стакан — но Барнс махнул рукой:
— На продажу, — пояснил он. — Он рисует это для какого-то бара в Форт Грин, — и потащил ее вглубь студии. Там были другие картины, множество картин, которые она не понимала: холсты, покрытые толстыми слоями краски, зубчатые линии синего и черно-белого. Она рассматривала их одну за другой и постепенно ощутила исходящую от них некую силу — силу чувств, по крайней мере. Облака, или дым, подумала она. Лед.
Барнс тоже вперился в них, кивнув сам себе.
— Это все изливается из него, — произнес он. — Это то, как он думает. Иногда он не может… — рассеянным взмахом руки он изобразил «сказать». — Ты разбираешься в картинах? — спросил Барнс и поджал губы, когда она покачала головой. — Они хороши, — сказал он. — Действительно хороши. Я говорил ему, что надо устроить выставку. Он беспокоится, что это слишком ретро — не достаточно концептуально — но я думаю, что людям уже приелось это концептуальное дерьмо. У тебя есть идея — запиши ее, для этого краски не нужны. В музеях висит такой мусор, словами не передать, — он уставился на один из холстов: синий, черный и белый, разводы коричневого и красного на одной стороне. — Льется из него, — пробормотал он. — Одна за другой, — и затем: — Если вы отнимете у него это, я вас поубиваю — всех.
— Даже в мыслях не держала, — сказала Наташа. Он пристально глянул на нее, но что бы он ни увидел на ее лице, это его, похоже, удовлетворило. — Послушай, Джеймс — можно называть тебя Джеймс? — она не стала дожидаться ответа. — Я не могу просить тебя доверять мне…
Его лицо пересекла кривая улыбка.
— Это моя реплика, — заметил он.
-… но в секретах я понимаю. Никому не нужно знать, что Капитан Америка живет здесь, — сказала Наташа. — Или Стивен Роджерс, — добавила она, и взгляд на лице Джеймса Барнса стоил всего.
The End