Осколки черного

      Шварц походили на семью. Или так считал Шульдих. Как любой, кто в детстве из-за дара попал в Розенкройц, у него было не так уж много возможностей для сравнения. Но если верить американским сериалам, они определенно походили на семью.       Наги был младшим сыном. Тихий, послушный и, насколько позволял род их деятельности, все еще невинный, способный влюбляться в безмозглых, ветреных, тупых девчонок.       Фарфарелло был старшим сыном. Полностью поглощенный надломом в своих жизненных позициях и с трудом управляемый, его поступки в большей степени были продиктованы злобой и жестокостью, чем доброй волей. Прямо как подросток, готовый взбрыкнуть на ровном месте по поводу и без.       Старейшины Эсцет были вроде суровых дедов, решил Шульдих со смехом. Морщинистые и вечно недовольные, но все еще при прежней власти и деньгах, старики.       Кроуфорд, естественно, был отцом. Дотошный и деспотичный зануда. Не было второго такого убийцы, как Оракул.       А он сам…       Распахнув глаза, Шульдих соскочил с дивана, где развалился, и рванул, как потерпевший, в кабинет Кроуфорда.       — Я не мамаша! — расстроенно выдал он, едва миновав дверь.       Оторвав взгляд от наработок операции, над которыми работал, пока не заявился Шульдих, Кроуфорд моргнул.       — Очень надеюсь, что нет. Ты и так… достаточно своеобразен и без дополнительной способности выносить ребенка.       Шульдих почти услышал не произнесенное «ненормален», каковым он по убеждению Кроуфорда и был, но предпочел не отклоняться от первоначальной темы разговора.       — Я имею ввиду, если мы семья, и главы Эсцет — дедули с бабулями, Наги — сын, Фарфарелло — его брат, а ты — папаша, то я отказываюсь быть мамашей!       Кроуфорд моргнул еще раз. Потом вдохнул. Выдохнул. Не важно, сколько лет они провели вместе, ему никогда не понять степень изогнутости мышления своего рыжего телепата. Он в любом случае не мог решить, хорошо это, или плохо. Но по крайней мере, пока рядом фонтанирует и бурлит гиперативный разум Шульдиха, скучать ему не придется.       — Шульдих, — невозмутимо пустился он в разъяснения. — Не важно, как ты видишь нашу команду, материнского в тебе ни на грош, уж поверь мне.       — Тогда кто я к хренам?       Поверхностное сканирование будущего позволило Кроуфорду определить, что привести это стычку к счастливому концу быстрее получится успокоив его, чем пытаясь переубедить. Оракул набрал воздуха в грудь.       — Ты любовник отца, зерно раздора в этой семье, оказывающее чудовищное влияние на ее младших членов, а так же заноза в заднице у старших.       Несколько выражений сменились у Шульдиха на лице, пока он размышлял.       Кроуфорд практически слышал, как поворачиваются шестеренки в этой рыжей голове. Придя к выводу, Шульдих объявил:       — Ладно, — он кивнул, почесал правое ухо и снова взялся за дверную ручку. — Так пойдет.       Он вышел из комнаты и даже дверь за собой закрыл, но Кроуфорд не спешил возвращаться к прерванному занятию. Он выждал три-четыре секунды, прежде чем дверь снова отворилась и в проеме появилась голова Шульдиха.       — Но тогда я рассчитываю на потрясающий секс, когда ты закончишь планировать, что бы ты там ни планировал, или я принесу хаос в твою маленькую семью.       Затем копна рыжих волос скрылась и дверь снова захлопнулась.       Кроуфорд вздохнул. Как будто телепат уже не обратил в хаос все, что только мог. Вернувшись к своим наработкам, он встревоженно пробормотал:       — Лишь бы ты не начал звать меня «папочкой»…