Осколки черного

      Секс с Кроуфордом был хорош. Выше среднего. Намного выше среднего.       Иногда Шульдих думал, что американец неспособен сделать что-либо чуть хуже, чем идеально, иначе, чем правильно. Включая трах.       Телепат перебирал эти мысли, пока Оракул размеренно двигался внутри него. Потому что пусть секс с Кроуфордом и был мозговыносящим, это еще не означало, что Шульдих не может связно мыслить в процессе. Он никогда не понимал, почему люди упорствуют в утверждении, что немного возни и пара поцелуев способны лишить способности думать. Кто-то мог даже болтать, петь, хохотать… делать что в голову взбредет во время секса. Уж он-то знал, он так и делал.       Тем не менее, сегодня он был необычайно тих и покладист. Можно сказать, задумчив. Он был уверен, что Кроуфорд заметил — точно заметил… ничто не ускользало от внимания Оракула — но американец никак это не прокомментировал. В отличие от Шульдиха, он не имел склонности ввязываться в дискуссии, не закончив дел в постели.       Вот… уже почти… удовольствие было всепоглощающим, слишком сильным, чтобы его сдерживать. Шульдих не сказал ни слова, но Кроуфорд каким-то образом знал сам — он убрал одну руку со спинки кровати, и его прикосновение совпало с ритмом его толчков. Меньше чем через минуту Шульдих выгнул спину, по его телу прошла дрожь, в горле родился мягкий вибрирующий звук, и он позволил самому оглушающему во всей долбанной вселенной удовольствию затопить его и схлынуть снова чуть позже. Кроуфорд не на много задержался, так же молча и сдержано, как он делал все, и они лежали потом бок о бок, взмокшие, со сбитым дыханием, упершись невидящими взглядами в потолок.       У них не было обыкновения устраивать сеанс объятий после. Кроуфорд вообще не был человеком, любящим прикосновения, а Шульдих хотя и любил физический контакт, презирал подспудную интимность и уязвимость подобных жестов. Он прикасался и к нему прикасались, но только на его условиях.       И это стало скорее сюрпризом, когда едва восстановивший дыхание немец заполз на Кроуфорда и сначала приложил к правой стороне его литой груди руку, а затем и голову.       Американец приподнял бровь и с прохладцей поинтересовался, какого черта Шульдих делает.       — Шшш! — ответил рыжий. — Я проверяю теорию.       Вторая бровь присоединилась к первой после такого заявления.       — Изучаешь степень возрастания частоты ударов сердца во время секса?       Шульдих не удержался от ухмылки в ответ на эту клинически Кроуфордовскую догадку. Он просто обожал, когда Кроуфорд вел себя настолько типично по-Кроуфордовски.       — Нее… — опроверг немец. — Я всего лишь убеждаюсь, что сплетни врут, и у тебя, так или иначе, все же есть сердце.