Законы адреналина

Моё пробуждение отдавалось самой разнообразной палитрой боли и незнакомых доселе чувств, одним из которых была полная дезориентация. Чувство неизвестности, которое по всем законам жанра сопровождалось самым что ни на есть сильным чувством страха. Казалось бы, почему люди бояться темноты? Невидимых монстров в ней? Или же кто-то боится войти в нее и не вернуться оттуда уже никогда? Это всё психология, люди бояться не темноты, а её неизвестности, что логично, ведь в ней ничего не видно, отсюда и чувство дезориентации, которую вызывает темнота. Чувство растерянности и беспомощности, которые я почувствовал сначала, начали сменяться более-менее понятной картиной происходящего. Сперва я учуял едкий, ненавистный практически всеми запах больничной палаты. Многочисленные физрастворы, хлорка, остатки запаха от недавно выключенного кварцовачного аппарата, всё это вкупе создавало не самый приятный запах, от которого лично меня воротило, и у большинства людей этот набор "ароматов" ассоциировался именно с больницей. Потом мои догадки по поводу местонахождения моей тушки только подтвердились. Сильно звенело в ушах, как будто кто-то, пока я крепко спал и по какой-то причине не мог прийти в сознание, по-хозяйски сел рядом со мной и с видом заправского меломана приставил огроменную такую колонку, в которой в данный момент играла рок группа Rammstein, к моему уху, подержал минут так 5 для пущего эффекта и потом сменил ухо на другое для симметрии, мол: на, слушай, круто играют, правда? Однако, не смотря на всё это, мне удалось различить пикающие звуки каких-то приборов, и даже мой мозг, который на подобии котелка сейчас варил манную кашу, а не серое вещество, смог понять, что это звуки аппаратов жизнеобеспечения. Я постарался разлепить глаза и шевельнуть рукой, с горем пополам, но получилось. Внутренний я, полный иронии, стоял с видом NPC из игры и держал в руках табличку "Миссия выполнена". В глаза ударил слепящий свет, понадобилось несколько минут, чтобы оба глаза привыкли к нему, я осмотрел себя. Замечательно, проговорил второй я в моём сознании, саркастично осматривая моё тело. Вся моя тушка была в бинтах и гипсе, что напоминало собой всеми известный египетский обряд мумификации. Не вижу смысла передавать все свои ощущения на тот момент, можно сказать только то, что никому не пожелал бы такой боли. Где-то далеко, за пределами палаты, в которой лежал я, моими ушами, на тот момент они напоминали скрюченные уши эльфов из мистических рассказов, были услышаны тревожные возгласы и звуки перепалки, которые были всё ближе. Через несколько минут, совсем в плотную к двери моего, надеюсь временного места обитания, подошёл не кто иной, как дядя Мадара в сопровождении моего брата и останавливающей его группы врачей, на мой взгляд, у них не очень получалось. – Сюда нельзя, больной находиться в нестабильном состоянии, ему нужен покой, – говорил врач, у которого от возмущения красная дужка очков слилась с цветом его лица. – Слушай сюда, дядя, – взяв его за грудки, продолжал Учиха, – в этом мире есть только два места куда мне нельзя, – мужчина отпустил врача и загнул указательный палец правой руки, – это рай, – дядя загнул средний палец, – и ад. А в этой палате лежит мой племянник, и властители обоих измерений, о которых я говорил раньше, узнав об этом, прописали бы мне две персональные путёвки туда и обратно. Врач сглотнул, кивнул и пропустил моего дядю и брата в палату. Войдя в неё, у дяди отвисла челюсть, и начали отказывать ноги, а брат просто потерял фокус взгляда, он старался смотреть куда угодно, но только не на меня. Они не были многословными. Дядя Мадара подошёл ко мне, присел на стул рядом, взялся за мою обвитую гипсом руку и прошептал: – Саске, борись, мы с тобой, ты не один, – брат же, всё-таки словив фокус на мне, просто смотрел, как будто сквозь меня. После этого они вышли из палаты. Дядя положил две пачки вечно зелёных в нагрудный карман врача-очкарика, который ожил, завыл от счастья и уже строил планы по поводу Вегаса и девочек. – У моего племянника должно быть всё самое лучшее, уяснил? – сказал мой дядя, пару раз легонько хлопнув по щеке мужчину с не очень хорошим зрением. Тот с охреневшим видом и, как мне кажется, с тяжёлыми и мокрыми штанами, робко кивнул. – Ну и хорошо, – улыбнулся дядя, – я ещё приеду. Пойдём Итачи, – быстро проговорил он, и они удалились. – Итачи, готовь дом для приезда Саске, ты понял о чём я. Будем воспитывать пацана, как выздоровеет. Я пошёл в опекцентр, буду оформлять опеку на малыша, – мой брат с пониманием кивнул и удалился, а вот дядя, выйдя на крыло больницы, затянулся сигаретой и посмотрел в небо полное туч, – ну и зачем ты так с пацаном? – обратился мой дядя непонятно к кому. Я, если честно, мало что понимал, у меня от этих шумов голова разболелась, и в манной каше внутри моей черепной коробки начали вариться частички воспоминаний этой ночи. Ужас, страх, отчаяние – это далеко не полный список чувств испытываемых мной в тот момент, когда я вспомнил всё. "Мама", "папа", – еле смог промычать я, приборы начали тревожно говорить о том, что моё состояние стремительно ухудшалось, в глазах потемнело, стало плохо, и я, впрочем как обычно, отрубился.