Притирки или нелегкий путь друг к другу

      Притирка №1 или Илью лучше внезапно не будить.       Соло просыпается безбожно рано и жмурится от яркого солнечного света, что пробивается через окна его номера. С ночи он совершенно забыл зашторить занавески, что теперь, собственно, и разбудило его.       Он смотрит на небольшие часы, что висят на стене, и с громким вздохом падает обратно на подушки широкой двуспальной кровати. В этот раз Уэверли, к счастью, не поскупился на их гостиницу, а по легенде снял им три отдельных номера.       Соло, как самый большой ценитель, сразу застолбил за собой самый большой номер, и если Курякину по сути было плевать, то Теллер очень громко возмущалась и пыталась его из этого номера выгнать.       Разумеется, ничего у неё не вышло.       Ну, а раз он проснулся, то можно спуститься на несколько этажей ниже, к Илье, и порадовать его утренним минетом. Ну или ещё чем-нибудь в подобном духе.       Улыбнувшись своим мыслям, он идёт принимать душ и после того, как умывшись, одевшись и уложив непослушные кудри бриолином, выходит из своего номера, не забыв припасти несколько отмычек для двери номера Ильи.       Решив, что вряд ли встретит обслуживающий персонал, он надел свободную светло-бежевую рубашку из мягкого материала, что сейчас подвернул до локтей, и свободные черные хлопковые штаны на завязках.       Спустившись на нужный этаж, он с легкостью вспоминает местонахождение номера Ильи и, убедившись, что никого постороннего нет, наклоняется к двери. Пары движений достаточно для того, чтобы та поддалась ему.       В номере темно, только через тонкие щели занавесок виднеется солнечный свет. Илья, в отличие от него, не забыл занавесить все шторы. Он снимает с себя тапочки, что предоставляются отелем, и проходит вперёд к кровати.       Илья спит на спине, раскинув руки, на его лице ещё виднеется след от подушки, а светлые волосы растрепаны, что заставляет Наполеона улыбнуться. Он садится с другой стороны широкой кровати и наклоняется над мужчиной, проводя пальцами по тонкому шраму у виска. Илья жмурится, но глаз не открывает, а Наполеон склоняется сильнее и целует небритую щеку мужчины.       В следующий миг он чувствует резкую боль в районе челюсти, перед глазами темнеет, а к низу подбородка прислоняется дуло пистолета.       — Чёрт, Соло! — хрипло после сна говорит Илья, и когда перед глазами проясняется, он видит удивленное лицо напарника, а потом тихо стонет от боли и прикасается рукой к ноющей челюсти. — Соло, ты как? — встревоженно спрашивает Курякин, откидывая пистолет и поднимая его за плечи. Он усаживает Соло на кровать и наклоняется, виновато смотря в его глаза.       — Ты совсем ебанутый, Угроза? — шипит Наполеон, отталкивая от себя его руки. Он поднимается с кровати и шевелит челюстью. Хорошо, что не сломал. Илья встаёт за ним, но, когда Наполеон хочет заслуженно послать его к чёрту, берёт за запястье и ведёт в ванную. Усадив его на унитаз, он кладёт мелкое полотенце в раковину и замачивает его в холодной воде.       Молчание никто не нарушает.       Соло, потому что у него, во-первых, до сих пор адски болит челюсть, и, во-вторых, потому что не хочет, а Илья, потому что виноват. Наполеон переводит укоризненный взгляд на мужчину, когда тот отжимает полотенце от ледяной воды.       Он садится перед ним на корточки, и когда тянется рукой с полотенцем к его челюсти, Соло отдергивается, но потом позволяет тому прикоснуться к себе. Он уже предвкушает огромный синяк на своем лице.       Чёрт возьми.       — Было бы за что, я бы понял, — начинает причитать Наполеон, — А тут даже за желание отсосать в челюсть бьют.       — Ковбой…       — Слушай, ты говорил, что не педик и все-такое, тогда вопрос: как же женщины держали твой удар? Или в СССР женщины и мужчины спят отдельно, а занимаются сексом только через простынь, чтобы сделать детей?       — Извини, я просто… — Илья вздыхает и поднимается, чтобы опять намочить полотенце, — Это привычка, — он кидает на Наполеона виноватый взгляд. — Меня уже давно никто не будил.       — Господи, да Габи должна мне быть благодарна. Представляешь, у тебя же кулак, как её лицо…       — Соло, — мученически тянет Илья и опять садится на корточки, прикладывая полотенце к его ноющей челюсти. — Ну извини меня, я не хотел, — Наполеон фыркает, а потом вздыхает и тянет руку к светлым волосам Ильи, они растрепаны после сна.       — Извиняю, но на утренний минет больше не рассчитывай, — отвечает он, а Илья кивает, издавая тихий смешок. Он откладывает полотенце и берет его руки в свои, а потом заглядывает в глаза и слабо улыбается.       — Я сам буду его тебе делать, только не обижайся на меня, — говорит он, сжимая его руки крепче, — Хорошо? — Наполеон кивает, тоже начиная улыбаться, а потом охает от боли, а Илья цыкает и поднимается с корточек. — Я принесу лед.       — Только не бей меня им, пожалуйста.       С Габи они встречаются к десяти, и она приспускает солнечные очки, когда видит Наполеона. Чуть выгнув бровь, она переводит взгляд на Илью.       — За что? — Илья мешкает, не зная, что ответить, а Наполеон вздыхает.       — Влез в личное пространство нашей Угрозы, это немного травмоопасно, как видишь, — девушка лишь хмыкает и пожимает плечами, приступая к объяснению их последующих задач.       Притирка №2 или Наполеон ненавидит всё по утрам. Вообще всё.       Илья выходит из своей комнаты в небольшой конспиративной квартирке на окраине Будапешта. Здесь достаточно тепло, отчего он ходит лишь в спальных штанах, не трудясь пока переодеться в нормальную одежду.       Утро совсем раннее, и Курякин бы с радостью выпил несколько чашек кофе. Когда он заходит на небольшую кухню, то видит уже проснувшегося Наполеона. Тот выглядит, как всегда, безупречно: идеально выглаженная тройка без пиджака, черные чистые туфли, и волосы уже уложены. Разве что усталость в глазах выдаёт его.       Он переливает свежезаваренный кофе из небольшого сотейника в крупную чашку и чуть ли не залпом выпивает, хотя Илья сто раз говорил ему, что вредно пить слишком горячий кофе.       Когда Илья подходит к плите, тот переводит молчаливый взгляд на него и кивает.       — Налей мне тоже, — просит Илья, и Наполеон всё так же молча наливает ему кофе в ту же чашку, что использовал сам, и протягивает ему её в руки, а потом выходит из кухни, прикрывая за собой дверь.       Илья хмурится, но не более того. За достаточно продолжительное время работы с Соло он так и не понял, что служит причиной подобного поведения. Нет, серьёзно, угадать, в какое утро Соло будет вести себя как дерьмо, достаточно сложно, и у Ильи до сих пор ни разу не получалось.       Через час Соло выходит к нему в гостиную в прекрасном расположении духа, и вместо того, чтобы заниматься прослушкой, предпочитает отвлекать его мокрыми поцелуями в шею и своим абсолютно крышесносным запахом.       В следующий раз Наполеон просыпается в настроении дерьма спустя несколько дней, и Курякин понимает это в тот момент, когда, проведя по черным кудрям, слышит раздражённый вздох.       Наполеон стоит возле зеркала в ванной и угрюмо смотрит на Илью через отражение.       — Что? — недоуменно спрашивает Илья, опять проводя по кудряшкам пальцами. Он повторяет пальцем завиток одного из них, а Наполеон поджимает губы.       — Не трогай, будь добр, — говорит он и отстраняется от его руки. Курякин хмурится и непонимающе смотрит не него.       — Почему?       — Просто не трогай, — просит Наполеон, хотя просьбой это назвать сложно. Потом он закатывает глаза и вовсе выходит из ванной. Илья сначала недоуменно смотрит ему вслед, а потом поджимает губы и стремительным шагом направляется за ним.       Нет, какого?..       — Что происходит, Соло? — спрашивает он, смотря на мужчину, который сидит на кровати и, подняв и уперев ногу в выступ на ней, прижимается лбом в колено. — Что я такого сделал?       — Ничего не сделал, — тихо говорит Соло. — Просто пережди.       Илья ловит его взгляд, а потом качает головой и хочет развернуться, чтобы выйти из комнаты, но, когда он уже подходит к ванной, Наполеон в несколько быстрых шагов догоняет его и разворачивает к себе за плечо.       В его синих уставших глазах Курякин видит вину, а сам Соло поджимает в меру пухлые губы и зарывается рукой в свои волосы, проводя по ним назад.       — Дело не в тебе, — тихо говорит он. — Я просто… такой. Странный. Не могу контролировать себя, если не высплюсь нормально, и это в итоге выливается в агрессию, — Соло смотрит на него исподлобья, а Курякин продолжает хмуриться. — Если ты пошлёшь меня к чёрту, я не буду тебя судить, я знаю, что веду себя как мудак. Извини, — Соло опускает взгляд, а Илья вздыхает. Он тянется рукой к его лицу, но потом останавливает её и опускает.       — Мы сто раз с тобой не высыпались… друг из-за друга, — говорит Илья чуть смущенно, стараясь хоть как-то выяснить причину поведения Наполеона. — И на утро ты не был таким, — Наполеон кивает, а потом начинает слабо улыбаться.       — Ну… — Наполеон медленно поднимает голову, и Илью, как и всегда, завораживают его глаза так, что он не может перестать в них смотреть, наслаждаясь видом коричневого пятнышка на левом глазу. — Я люблю не высыпаться только по этой причине. Это слишком приятная причина, и после неё весь день почти всегда проходит хорошо, — улыбка Наполеона превращается в ухмылку, а Илья громко вздыхает и качает головой. — Ты зол? — слышит он и отрицательно качает головой.       Конечно, нельзя сказать, что ему по душе подобное поведение Наполеона, но… поделать он с этим пока ничего не может. Вряд ли ему удастся перевоспитать тридцатипятилетнего мужчину. Остается смириться. В конце концов, он прекрасно понимал, на что шел, когда начинал эти больные отношения.       — Нет. Сам приходи, когда придёшь в себя. До этого времени я тебя трогать не буду вообще, — отвечает ему Илья, а Наполеон виновато смотрит на него, выискивая в его глазах обиду. На самом деле, Илья не обижается. Раз Наполеону это нужно, выбора нет.       Когда Илья хочет развернуться, чтобы пойти в ванную, его опять останавливает рука Наполеона. Он оборачивается, а Наполеон, слабо улыбаясь, тихо говорит:       — Люблю, — и отходит обратно к кровати. Илья лишь вздыхает и закрывает за собой дверь в ванную.       Иногда ему кажется, что они оба сумасшедшие.       Притирка №3 или Наполеон не привык к объятиям.       Илья просыпается, чувствуя себя довольно-таки бодро. Он зевает и тянется рукой к соседней половине кровати, но та пуста и достаточно холодна, значит, Наполеон уже ушёл в свой номер.       Он широко зевает и тоже поднимается с кровати, а потом идёт в ванную. Приняв душ и надев халат, он выходит в гостиную номера и замечает, что тонкие шторы совсем раздулись из-за ветра, что дует с балкона. Илья хмурится, он с ночи тот не открывал.       Отодвинув шторы, он видит Соло. Тот стоит, облокотившись на перила балкона ладонями, а Илья замечает, как он ежится от ветра. На том лишь тонкий синий халат.       — Не холодно, Ковбой? — спрашивает Илья, а тот, не оборачиваясь, что-то тихо ему отвечает. Из-за сильного ветра Курякин не может нормально расслышать, что тот сказал.       Он видит, как Наполеон опять вздрагивает, и подходит вплотную, крепко обнимая его со спины, чтобы согреть. Достаточно опрометчиво вот так обнимать мужчину на балконе, даже несмотря на то, что они в далекой стране под чужими именами, да и раним утром мало кто может обратить внимание на один из многочисленных балконов последнего этажа гостиницы, но сдержать себя он не может.       — Что за всплеск русского тестостерона? — улыбаясь, игриво спрашивает Наполеон, хотя Илья чувствует, как тот напрягается. Он наклоняется к его уху и сильнее прижимает к себе, чуть прикрывая глаза.       — Просто обнимаю тебя, Ковбой, — говорит он, поднимая одну руку с его груди сначала на шею, а потом под низ подбородка, приподнимая голову мужчины.       — В смысле, просто? — спрашивает Наполеон, и Илья не может видеть его лица, но знает, что тот сейчас вопросительно приподнимает свою бровь. Курякин хмурится и пожимает плечами.       — В прямом. Захотел обнять тебя. Не обязательно же трахаться каждый раз, когда прикасаемся друг к другу, — раздражённо говорит он, чувствуя, что напряжение Наполеона становится ещё более заметным.       — Хорошо… обнимай, — чуть запоздало говорит он, а Илья, чуть сжав его плечи, отстраняется и выходит с балкона.       На самом деле, он не впервые замечает это в Наполеоне. Насколько бы Наполеон ни слыл бабником, обольстителем и прочими подобными ярлыками, тот был щедр на объятия или те же поцелуи, только если знал, что за ними последует продолжение.       В отличие от него самого, Наполеон почти никогда сам не подходит, чтобы обнять его просто так. Он никогда просто так его не целует, единственное, пожалуй, что тот может сделать без какого-либо двусмысленного посыла, погладить волосы, но не более того.       Не сказать, что это может как-то задеть его, в конце концов, он мужчина, но это немного странно для Наполеона, который с первого взгляда кажется очень открытым. По правде же, тот более замкнутый, чем сам Илья, просто играет хорошо.       И Илья действительно очень сильно хочет, чтобы Наполеон никогда не играл с ним.       Наполеон подходит к нему, когда Илья раскладывает на столе принесённую персоналом еду на заказ.       Илья коротко поворачивается к нему, а Наполеон останавливает его, когда тот тянется к очередной из тарелок. Тот заказал достаточно много еды для них обоих и Габи, которая должна вот-вот прийти к ним.       — Я не хотел обидеть тебя. Я просто не привык к этому, — говорит Наполеон сразу. Не ходит вокруг да около, и Илья за это ему благодарен. Он полностью поворачивается к нему и приподнимает брови, внимательно слушая. Сам Наполеон вздыхает и начинает постукивать аккуратными ногтями по деревянному столу. — Отца не знал, мать обнимала исключительно на дни рождения до шестнадцати, потом ушел воевать, а там, знаешь ли, не очень с объятиями, — Наполеон поднимает взгляд синих глаз на него, а Илья кивает. — Потом тоже как-то не сложилось.       — Моя мама и бабушка постоянно затискивали меня в детстве. Отец был против для виду, но на самом деле и сам был добр со мной, — тихо отвечает ему Илья, опуская ладонь на его руку, чтобы остановить звук ногтей. — Потом, когда отца сослали, всё это исчезло, — он подходит к Соло ближе, опуская голову, чтобы смотреть в его глаза. — Ты первый человек, которого хочется обнять. Просто так, — Илья чуть поджимает губы, а потом отстраняется и раскладывает оставшиеся тарелки. — Не знаю, насколько это по-мужски, но это так.       Наполеон поворачивает его к себе и раскрывает руки, а Илья приподнимает бровь, а потом начинает ухмыляться и притягивает того за халат к себе, оставляя одну руку на талии, а вторую в черных волосах. Руки Наполеона прижимают его к себе со спины, и Илья бы так стоял долго-долго, не думая совсем ни о чем, ни о прошлом, ни о КГБ, ни об А.Н.К.Л, ни об опасных миссиях, вообще ни о чем, но их прерывает стук в дверь номера, и приходится отстраниться друг от друга.       Наполеон мигом уходит, чтобы переодеться в костюм, чтобы не смущать и так начавшую что-то подозревать Габи.       Ночью следующего дня, когда Илья собирает оружие на задание, Наполеон обнимает его со спины и целует открытый участок шеи, а сам Илья удивленно смотрит на него, когда тот выходит вперёд, пряча в широкий карман куртки свой набор отмычек, и думает, что Наполеон быстро втягивается в эту привычку.       Притирка №4 или Илья съедает больше, чем Наполеон может приготовить (и ещё не всегда доволен).       — Это что?.. — спрашивает Илья, поднимая на уровень глаз небольшую хлебную корзинку. Он смотрит внутрь и видит несколько креветок и какого-то сомнительного цвета соус.       Наполеон, снимая с себя фартук, садится напротив него.       — Это тарталетки, — отвечает он, тянется к одной с икрой и откусывает, прикрывая глаза. Всё-таки его талант непостижим.       Илья глядит на корзинку с подозрением и откладывает её обратно к остальным.       — Я знаю, как это называется, нормальное что-то не мог приготовить? Я не наемся этим, даже если съем все, — Наполеон приподнимает бровь, а Илья скрещивает руки на груди.       — Деревенщина, — Илья поджимает губы, а потом закатывает глаза.       — Я родился и вырос в столице, это ты готовишь какую-то бабскую херню и называешь это едой. Нам сегодня всю ночь на ногах, Ковбой, — Наполеон фыркает и разводит руками, а потом тянется к той тарталетке, что оставил Илья.       — Плита в той стороне, готовь сам.       — А то я не готовил, — выдыхает Илья и поднимается со стола. Он идёт к холодильнику и достает оттуда фарш, а Наполеон закатывает глаза, продолжая кушать тарталетки. — Тарталетки он, блядь, готовит, — слышит он тихий русский Ильи и ещё раз закатывает глаза. — Мудак.       — Я тебя прекрасно слышу!       Илья ничего ему не отвечает, а у Наполеона пропадает аппетит. Он поджимает губы и раздражённо выдыхает, поднимаясь со стула.       Это совершенно не первый раз, когда Илья возмущается из-за того, что тот приготовил. Причём, если сейчас тот не притронулся к еде, то обычно съедает бо́льшую часть, а потом возмущается, что совсем не сытно.       Наполеон ему в повара не записывался, и ему совершенно плевать, что Илья сейчас пережарит котлеты, которые наверняка все будут разной формы и размера.       За еду в их трио почти всегда отвечает Наполеон, если он, конечно, не валяется раненым, и обычно его шедевры не оставляют ни Габи, ни Илью равнодушными, но в такие вот моменты Наполеону хочется врезать Илье сковородой.       Скорее всего, с тем ничего не случится, зато приятно будет.       С кухни начинает доноситься сильное шкворчание, и Соло понимает, что Курякин переборщил с маслом. И его это совершенно не волнует. Пусть давится сухими котлетами.       Во время миссии они разговаривают друг с другом только по делу, а Габи удивленно смотрит на обоих, но не вмешивается. Всё равно понимает, что те ничего путного не скажут, а объяснять тем более не станут.       За то время, пока они работают вместе, она уже решила для себя, что пытаться понять обоих совершенно невозможно.       После того дня она начинает замечать, что теперь на кухне орудуют сразу оба, Соло готовит для себя, Илья для себя, и они совершенно не разговаривают, пока кушают свою еду.       В итоге, после того, как те и после нескольких дней не прекращают смотреть друг на друга злыми взглядами, когда видят друг друга, и грустными, когда кто-то из них отвлечен, она всё-таки подходит к Соло.       — Что между вами происходит? — спрашивает она, садясь на подлокотник дивана, на котором сидит мужчина, скрещивая руки на груди. Наполеон же наливает им обоим виски и протягивает стакан ей, она сразу пригубляет напиток.       — Я люблю нормально и вкусно питаться, а не тем, чем придется. Но, к огромному сожалению, наш дорогой Угроза предпочитает количество качеству, — Теллер в удивлении приподнимает бровь и недоуменно смотрит на Соло.       — Вы что… не разговариваете друг с другом из-за еды?.. Совсем больные, что ли? — спрашивает она, переходя на громкий тон, а Соло раздражённо на неё смотрит. — Просто невероятно! Вам сколько лет?       — Не думаю, что это твоё дело.       — Ещё как моё! Вы намного менее продуктивны, когда в ссоре! Так что вали мириться!       — Габи, я рад, что ты примеряешь на себя роль мамочки, но нет. Не выйдет.       — Найдите компромисс, господи… — она разводит руками, случайно выливая чуть виски на диван конспиративной квартиры. — Будто бы это так сложно! Причём тебе это будет легче сделать, потому что ты самодовольный индюк, который обожает, когда хвалят его еду! — Наполеон начинает угрюмо на неё смотреть, но ничего не говорит.       Во-первых, не считает нужным с ней спорить, а во-вторых, она права. Он любит смотреть, как Илья восторженно смотрит на него, когда впервые пробует что-то новое для себя. Любит слышать комплименты в свою сторону. Конечно, есть в этом что-то бабское, но он слишком любит кулинарию и всё, что с ней связано, чтобы заботиться по этому поводу.       Ещё он любит, когда Угроза сытый, потому что в эти моменты тот бывает таким довольным, что его настроение передается ему самому. В общем, на самом деле, он сам понимает, что пора бы прекращать этот фарс хотя бы по той причине, что Илья скоро отравит сам себя.       Этим же вечером он готовит большое количество равиоли с кроликом из только купленных свежих продуктов, и, когда Илья заходит на кухню и идёт к холодильнику, чтобы начать тоже готовить себе, Наполеон останавливает его рукой и ведет к столу. Илья недоуменно смотрит на него, а Наполеон ставит перед ним глубокую тарелку с равиоли.       — Это что? — спрашивает Илья удивленно, поднимая на него взгляд. Наполеон, снимая с себя фартук, пожимает плечами.       — Равиоли с кроликом, Угроза.       — Я знаю что это, Ковбой, я спрашиваю, с чего вдруг? — Наполеон смотрит на него, видя, как взгляд светлых глаз начинает теплеть.       — Я не умею готовить пельмени, да и думаю, они вряд ли придутся мне по вкусу, так что я подумал, что можно найти что-то среднее между тарталетками и пельменями. Как-то так, — Илья медленно кивает, опуская взгляд, а Наполеон видит, как его губы растягиваются в слабую улыбку. Почти незаметную для того, кто плохо его знает.       Он поднимается со стула и нависает над Наполеоном, ставя руки на стол по обе стороны от него. И Соло ждёт поцелуя, когда тот наклоняется, но не чувствует, хотя тепло от их близости распространяется по всему телу. Он кладет руку на запястье Наполеона и тянет его на себя, устраивая другую на бедре, и ведет его к холодильнику. Когда тот открывает холодильник, Наполеон видит трюфеля и удивленно смотрит на Илью, который тоже чуть смущенно смотрит на него.       — Ты их купил? — недоуменно спрашивает Наполеон, приподнимая бровь. Он знает, что Илья не особо любит тратить большие деньги на, как он говорит, совершенно бесполезные вещи. Но Курякин лишь кивает и начинает играться пальцами со шлевкой на его брюках.       — Габи рассказывала, что в вашу первую встречу ты кормил её ризотто с трюфелями. Хотел тоже попробовать, — Наполеон начинает улыбаться, а потом закрывает холодильник и тянет к себе мужчину за шею.       — Всё, что захочешь, Угроза, — шепчет он в его губы и утягивает в поцелуй.       К равиоли они возвращаются, когда те уже изрядно подостыли.       Притирка №5 или Наполеон никак не может отучиться флиртовать со всеми подряд.       Наполеон берет ключи от своего номера и перекидывается несколькими короткими фразами с молодой и красивой девушкой, и уже по одному взгляду видно, что она очарована им. У неё смуглая кожа, черные длинные волосы, что сейчас закручены в аккуратный пучок, большие карие глаза и чувственные пухлые губы. И раньше он бы обязательно ей занялся, но сейчас штаны поджимают совершенно из-за другого человека, который, кстати, стоит со своей «женой» и берёт ключи от номера у другого работника.       Наполеон кидает на него спокойный взгляд и видит, что рука того сжата в кулак, хотя выражение лица абсолютно спокойное.       Злится, думает Соло, но не переживает по этому поводу. Сегодняшняя ночь и завтрашнее утро — последнее свободное время перед, скорее всего, достаточно продолжительной миссией. Так что тратить на ссоры он это время точно не собирается. Илья, он уверен, тоже.       Когда они заходят втроём в лифт, руки Ильи больше не сжаты в кулаки, а Габи держит того под локоть, но когда лифт останавливается на их этаже, тот не выходит за Габи, которая по инерции тянет его.       Она вопросительно смотрит на него, а он кивает в сторону Наполеона.       — Мы обсудим кое-что по поводу легенд, и я спущусь, — говорит он, а Наполеон старается сдержать ухмылку. Она лишь фыркает и взмахивает рукой, выходя из лифта и говоря что-то вроде «будто бы завтра нельзя обсудить».       Двери лифта медленно закрываются, и, как только те отсоединяют их от внешнего мира, Наполеон тянет Илью к себе за черный галстук и впивается в его губы, сразу углубляя поцелуй. Он чувствует язык Курякина, раздвигающий его губы и ухмыляется, опуская руки на его задницу и крепко сжимая её.       — Ох, чёрт, как же я по тебе соскучился, — выдыхает Соло, прикусывая его нижнюю губу и чуть оттягивая её. Илья зарывается в его волосы на затылке, совершенно портя прическу, и тянет за них назад, заставляя того запрокинуть голову. Илья сразу же оставляет укус на его шее.       — Ты заебал строить всем глазки, Ковбой, — говорит он, зализывая яркий след на шее. Лифт издает короткий звук, извещая о том, что тот поднялся на нужный этаж, и они отстраняются друг от друга.       Наполеон старается сдержать ухмылку, но получается плохо. Обслуживающего персонала на этаже нет, но они не рискуют, и тянутся друг к другу только тогда, когда лёгкая дверь номера за ними закрывается.       Илья прижимает его к ней и начинает снимать пиджак, не отрываясь от губ, а сам Наполеон, отвечая, держит ладони на шее мужчины, нажимая под челюстью, чтобы направить. Руки Ильи скользят по всему телу, задевая рёбра и бока.       — Я не шучу, — тихо говорит Илья, начиная расстёгивать его жилет, и Наполеону кажется, что он даже слышит рычание в низком голосе русского. И ему это слишком нравится.       В номере выключен свет, и Наполеон нащупывает рукой выключатель, что находится прямо возле двери.       Гостиная сразу освещается мягким жёлтым светом, и он может видеть злые светло-голубые глаза Курякина. Теперь тому скрывать свою злость ни перед кем не надо, а сам Соло чувствует, как тяжелеет внизу живота. Ревность Ильи всегда возбуждает его.       Он тянет мужчину обратно к себе и глубоко целует, пока тот стягивает его жилет и бросает на пол.       — Это ничего не значит.       — Меня это раздражает, и я хочу, чтобы ты этого не делал, — говорит Илья, поднимая руку на уровень его шеи. Он не сильно сжимает её, серьёзно заглядывая в синие глаза Соло. — И ты не будешь этого делать.       — Да-да, конечно, — тихо отвечает Наполеон, проводя языком по своим губам. Илья сразу же наклоняется к ним и тянет его за собой к длинному дивану, который не выглядит удобным, но сейчас обоим плевать.       Тот дергает Соло за рубашку, но та не поддается и приходится расстегивать пуговицы, и Курякин, между поцелуями, очень забавно возмущается, а потом садится на диван, усаживая Соло на себя и кладя ладони на его бока.       Наполеону нравится смотреть на Илью сверху вниз. Тот забавно поднимает голову, тянясь к нему за поцелуем, смотря через полуприкрытые веки взглядом, полным желания.       Соло кладет руки на его плечи, тяня за светлые волосы, чтобы Курякин сильнее запрокинул голову. Илья приоткрывает губы, а Наполеон проводит по его лицу ладонью. От подбородка до лба, мягко касаясь тонкого шрама на виске.       — Красивый, — шепчет он, наклоняясь к его уху, а Илья напрягается, но сильнее прижимает его к себе, и когда тот чувствует, как Илья хочет повернуться и подмять его под себя, в дверь несколько раз стучатся.       Они отрываются друг от друга, и Наполеон вскакивает с колен Ильи. Стучатся ещё раз.       — Мистер Смит? — слышится из-за двери, а Илья закатывает глаза.       — Иди в туалет, — тихо говорит ему Наполеон, указывая на дверь, а Илья смотрит на него, как на идиота, но всё-таки встаёт и скрывается за дверью. Стучат ещё раз, а Наполеон, спешно поднимая с пола пиджак и жилет, аккуратно вешает их на стул и приоткрывает дверь.       Перед ним стоит девушка с ресепшена. Наполеон опирается на дверь одной рукой, и девушка смотрит на него снизу вверх. Сзади неё проходит мужчина, который, входя в номер, оставляет на небольшом столике бутылку шампанского и сразу удаляется.       — Комплимент от нашего отеля, Мистер Смит, — у Наполеона дежавю, хотя подобное случалось с ним столько раз, что уже и не припомнить все. — Моя смена заканчивается через десять минут, — говорит она уже тише, начиная улыбаться ещё шире, а Наполеон слабо улыбается ей в ответ, уже придумывая причины для отказа, как дверь сзади открывается.       — Был рад с вами пообщаться, Мистер Смит, но моя супруга уже заждалась меня, — слышит он сзади себя и подавляет в себе желание обернуться. Его брови непроизвольно поднимаются, но улыбка не сходит с губ. Илья же хлопает его по плечу и выходит из номера, обходя девушку. Та чуть смущенно опускает взгляд, но улыбаться не перестаёт, а Наполеон сжимает зубы.       Грёбаный Илья.       Грёбаный Илья просто свалил из номера, зная, что он не сможет остановить его при этой девушке.       Понимая, что девушка, в общем, до сих пор стоит перед ним и ждёт, он уже более осознанно смотрит в её глаза и чуть склоняет голову.       — К сожалению, я очень устал, дорогая, в следующий раз, — на её лице мелькает разочарование, но она коротко кивает и отходит от двери, а Наполеон со злостью захлопывает её и смотрит вниз на свою ширинку, а потом с громким вздохом закатывает глаза.       Грёбаный Илья.       При живом горячем русском любовнике заниматься мастурбацией — немыслимо, думает он, снимая с себя рубашку и направляясь в ванную.       Заходя утром в кафе при отеле, он сразу же видит Илью и Габи. Те сидят достаточно близко друг к другу, так, как и должны сидеть супруги. У тех на столе уже стоят две чашки кофе и тарелка с круассанами. Он идёт к ним и садится напротив, а Илья сразу же поднимает на него взгляд и слабо улыбается. Наполеон поджимает губы.       — Доброе утро, голубки.       — Тут отвратительные круассаны, — говорит ему Габи на это, поднимаясь со своего места. — Пойду посмотрю, какая у них ещё выпечка есть, — как только она отходит от их стола, Наполеон сразу же впивается взглядом в Илью.       — Как ты мог вот так оставить меня вчера, Угроза? — тихо шипит он, зло смотря на него, а Илья пожимает плечами и спокойно смотрит на него. — Я тебе что, подросток, в руку кончать?       — Я говорил тебе не флиртовать со всеми. Ты сам виноват, что нас прервали, — отвечает Илья, отпивая свой кофе. Он ставит белую чашку на тарелку, а Наполеон, бросая быстрый взгляд на Габи, которая до сих пор стоит у стойки, опять поворачивается к Илье.       — Это не повод оставлять меня со стояком, Угроза, зная, что хрен знает сколько нам ещё работать тут!       — Мог бы воспользоваться услугой той девушки, Ковбой, — отвечает Илья, а Наполеон закатывает глаза.       — Ты знаешь, что не мог.       — Да ну? — Илья скрещивает руки на груди. — Почему же? — Наполеону кажется, что над ним издеваются. Хотя, скорее всего, так и есть. Видимо, Илью в край задрало, как тот говорит, его ментальное блядство. Соло закатывает глаза.       — Есть несколько причин. Во-первых, у неё нет члена. Продолжать?       — В этом отеле работают не только женщины, — Соло вздыхает и устало смотрит в его глаза.       — Ну прекрати. Ты же знаешь, что я не могу отучиться в секунду.       — Справляйся, как хочешь, — отвечает Илья, а Габи подходит к их столу и садится около того.       — О чём болтаем?       Соло не отвечает, опуская взгляд на меню. Официантка подходит к ним и спрашивает у Наполеона, выбрал ли он что-то. И Соло не понимает, почему в этом отеле работают такие красивые и молодые девушки. Он улыбается и раскрывает губы, чтобы озвучить заказ, а потом переводит взгляд на Илью, который выжидающе смотрит на него, чуть приподняв бровь.       Габи ухмыляется, видя заинтересованный взгляд официантки, а Наполеон поворачивает меню к Илье и указывает пальцем на блюдо. Илья хмурится, но поворачивает голову к официантке и говорит:       — Одно карпаччо из телятины, — Наполеон вздыхает и угрюмо смотрит на русского. Просто заказ. Без «пожалуйста», без улыбки. Без ничего.       Соло указывает на чашку кофе Габи, и Илья говорит: — И один американо, — официантка медленно кивает. Она старается улыбаться, но скрыть недоуменного взгляда на Илью, и на Наполеона, у неё не получается.       Когда та отходит от их стола, Габи приподнимает бровь и так же недоуменно смотрит на обоих, в который раз не понимая, что они вообще творят.       — Что происходит?       — Ковбой пытается ни с кем не заигрывать, — отвечает за Наполеона Илья, а Наполеон продолжает угрюмо на него смотреть, но потом кивает на удивленный взгляд девушки.       Официантка приносит ему американо и опять улыбается белозубой улыбкой, чуть наклоняясь к нему.       — Может, сливки или сахар? — Наполеон смотрит в её глаза, а потом отрицательно качает головой и поворачивается в другую сторону. Она отходит, а Наполеон вздыхает.       — Я веду себя как идиот, — выдыхает он, качая головой и упираясь лбом в свою ладонь. Илья усмехается, а Габи разводит руками.       — Зачем? — спрашивает она у них обоих, а Илья пожимает плечами.       — Не знаю. Ковбой, зачем? — Наполеон начинает ухмыляться и кивает головой в сторону Ильи.       — Угроза ревнует, приходится себя сдерживать.       — Что? — одновременно звучит от них. У Габи удивленное, у Ильи злое и удивленное. Он смотрит на него, как на больного.       — На него девушки не западают, и он не умеет себя с ними вести, вот и ревнует. Что не сделаешь ради товарища, не так ли? — отвечает он, отпивая свой кофе.       Илья продолжает недовольно на него смотреть, а Наполеон улыбается в чашку, и, пока Габи отвлекается, подмигивает ему, сразу замечая покрасневшие щеки.       Притирка №6 или им обоим неудобно засыпать друг с другом.       Наполеон лежит на двуспальной кровати в конспиративной квартире. Видимо, это такая шутка Уэверли, который дал им двоим отпуск на десять дней, сказав, что они могут меняться и по очереди спать на диване, и, конечно, сначала они оба довольно-таки сильно обрадовались, но потом поняли, что просто засыпать рядом с кем-то… мягко сказать, не привыкли.       Он чувствует легкую усталость от приятно проведенного дня, но не более того. Илья же, выключив свет в их комнате, раскрывает настежь окно. Тому всегда жарко спать с закрытым, и Наполеон идёт ему на уступки в этом, потому что с Ильёй достаточно жарко в кровати, но всё же всё равно мёрзнет.       Тот ложится рядом с ним, укрываясь, и Соло прижимается к его боку, стараясь согреться сильнее. Он вообще удивлен, что он, будучи в пижаме из штанов и рубашки, больше мёрзнет, чем Илья, на котором вообще одни лишь спальные штаны.       Сначала Илья не может улечься так, чтобы ему было удобно, и чтобы он при этом не выпихнул с кровати самого Наполеона. Потом Наполеон начинает ворочаться и перетягивать на себя одеяло. Спустя ещё десять минут, Наполеон чувствует колено Ильи у себя в пояснице.       «Как оно там оказалось», — лениво думает Соло, хмурясь и сильнее зажмуривая глаза. Заснуть не выходит, и он устало вздыхает и опять ложится на спину, проводя по лицу ладонями.       — Прекрати ворочаться. Мешает, — слышит он тихий голос Ильи, а потом переводит на него возмущённый взгляд.       — Кто бы говорил! Ты вообще пихаешься, — он нащупывает под одеялом колено мужчины и отодвигает его от себя.       — Кто бы говорил, — в тон отвечает ему Илья и тоже ложится на спину, открывая глаза.       Они молча лежат минуту, и Соло всё-таки прерывает тишину.       — Мне холодно, — Илья молча раскрывает руки, а Наполеон пододвигается и кладет голову на его плечо, чувствуя, как мужчина обнимает его двумя руками, стараясь согреть.       Приятно, и становится теплее, но спать так всё равно невозможно.       — Мы же раньше засыпали вместе много раз, — задумчиво говорит Соло. Это скорее рассуждение вслух, но ответ он всё же слышит:       — Мы были либо затраханные от задания, либо затраханные друг другом. Сейчас нет ни того, ни другого, — его голос совсем тихий, и Наполеон прислушивается к мерному стуку его сердца. Убаюкивает.       Он мягко проводит ладонью по груди Ильи, чувствуя короткие светлые волоски.       — Что насчет секса? — с игривой интонацией спрашивает Наполеон, чуть царапая аккуратным ногтем ключицу, а Илья недовольно вздыхает, и Наполеон не может видеть, но почти уверен, что у того сейчас нахмурены брови и чуть надуты губы.       — Не хочу, чтобы ты хотел этого просто для того, чтобы заснуть, Ковбой, — говорит он немного обиженно, что заставляет Соло усмехнуться. Он ведет рукой наверх, к лицу, и мягко проводит пальцами по щеке с колючей щетиной, а потом целует в грудь.       — Это не так, — говорит он, опять кладя руку поперек его тела. Он чувствует, как пальцы Ильи зарываются в его волосы, что сейчас не уложены гелем, и Наполеон прикрывает глаза.       — Что будем делать? — после недолгого молчания спрашивает Илья, продолжая перебирать пальцами его волосы.       — Считать овец?       — Вряд ли поможет, — отвечает Илья, громко выдыхая, а Наполеон улыбается. Он опять открывает глаза и смотрит вверх, на шею и подбородок Ильи, потом на его ключицы и сильные руки.       — Я никогда ни с кем просто так не засыпал, знаешь? — тихо говорит Наполеон, чуть сильнее обнимая мужчину, когда с окна дует ветер. — Неужели мы с тобой никогда просто вместе не спали? Как такое вообще возможно?       — Это наш первый отпуск, с тех пор, как мы… — Илья замолкает, а Наполеон коротко кивает. — Я тоже ни с кем никогда не засыпал. Как тебе такой опыт? — Наполеон усмехается и фыркает.       — Хочу спихнуть тебя с кровати и одновременно с тем никуда не отпускать, примерно так.       — Вполне в твоём стиле, — кидая тихий смешок, говорит Илья и глубоко вздыхает. — Если что, в гостиной есть диван, — Наполеон отрицательно качает головой.       — Я никуда тебя не отпущу отсюда, Угроза. Терпи.       — Я и не собирался вставать, это для тебя, — Соло замирает, а потом начинает тихо смеяться. Он поднимает голову с груди Курякина, видя довольную улыбку на аккуратных губах. Наполеон не выдерживает и вовлекает его в ленивый поцелуй.       — Сука, — шепчет Наполеон, заглядывая в его глаза, а потом опять укладывает голову на плечо. Он закрывает глаза и громко зевает. — В таком случае, расскажи что-нибудь, раз мы оба не можем заснуть, — просит он, а Илья чуть хмурится.       — Например?       — Не знаю, из жизни что-нибудь, — ещё раз зевая, отвечает Соло и прижимает Илью к себе крепче, закидывая на его бедро ногу. Илья с минуту молчит, а потом все-таки начинает говорить:       — Когда был совсем мелким, лет в пять, заснуть не мог оттого, что один дома остался. Отец тогда в другой город по делам уехал, а мама должна была срочно отвезти бабушке лекарства, а меня оставить не с кем было, ночь все-таки, — Соло вслушивается в тихий низкий голос Курякина, почти уже не замечая грубого русского акцента, и чувствует, как всё это, вместе с размеренным стуком сердца и медленным дыханием, уводит его в сон. — Страшно тогда было одному в тёмной квартире, так и просидел на своей кровати, дожидаясь мамы. Та только под ранее утро приехала, — заканчивает Илья. Он чувствует размеренное дыхание Наполеона и надеется, что тот всё-таки заснул, потому что его самого невероятно клонит в сон.       Он осторожно поворачивается, укладывая Соло на подушку, целует его в лоб и сам ложится рядом, закрывая глаза и обнимая того поперёк груди, чтобы не мёрз.       Притирка №7 или сложно не переживать за друга на миссиях. А за возлюбленного так вообще невозможно.             Илья стоит на корточках посреди большого каменного подвала, подсвеченного только малочисленными тусклыми лампочками, и разрезает веревки, что привязаны к рукам, ногам и шее Наполеона. Во рту того собственный синий галстук, но Курякин не спешит вытаскивать его.       Рядом с ними вырубленным лежит очередной садист-профессор, а чуть позади стоит стол с лежащими на нем ржавыми инструментами. Соло поднимается со стула, вытаскивая изо рта галстук, а Курякин выпрямляется во весь рост и угрюмо смотрит на него.       Соло не пытали. Не успели. И это только благодаря чертовому передатчику в одной из запонок в рубашке Соло.       — Я тебе говорил — не суйся, — тихо говорит Курякин, чувствуя, как его буквально распирает от гнева. — Говорил, дождись меня, блядь, — Соло перекрещивает руки на груди, но не перебивает. Знает, что накосячил. — Что, если бы я не успел?       — Прекрати, Угроза, меня учили терпеть пытки, — Курякин сам бьет его в челюсть. Не сильно, потому что Соло всего лишь отшатывается, но ощутимо. Тот даже в половину своей силы не ударил, Наполеон знает не понаслышке, какие у того удары.       — Ты всегда находишь приключения на свою американскую задницу, — сжимая зубы, говорит Илья, указывая на профессора, валявшегося у их ног. — Этот урод не оставляет в живых своих жертв, ты понимаешь?       — Илья, — устало начинает Соло, держась за челюсть, — Мы тут не цветами торгуем. Пора бы привыкнуть.       — Привыкнуть к тому, что ты долбоёб, который суётся в самое пекло, надеясь на удачу? — Илья почти срывается, его палец барабанит по ноге, а Наполеон устало смотрит в его злые глаза, те кажутся почти ледяными. — Тебе-то похер будет, ты сдохнешь, а мне что прикажешь делать? Рядом лечь и тоже сдохнуть? Нет уж, Соло, хер тебе, до старости доживём, — он утыкается пальцем в его грудь и сильно наклоняется, чтобы глядеть в глаза. — Понял меня?       — Понял, — они слышат тихий скулёж рядом с ногами, и Илья, разворачиваясь, бьёт очнувшегося профессора по лицу подошвой тяжёлого ботинка. Тот опять безвольно падает на сырой пол подвала, а Илья оборачивается к Наполеону, который выглядывает из-за него, чтобы посмотреть на профессора.       — Ты не убил его?       — Мне насрать, — выплёвывает Илья и разворачивается на выход из подвала. Он идёт быстрым шагом, и Наполеону приходится догонять его.       — Он живым нам нужен был!       — Мне. Насрать, — ещё раз повторяет Илья. Мимо них в подвал спускается подкрепление А.Н.К.Л, а сам Илья садится на заднее сидение машины. Наполеон садится рядом с ним и встречается взглядом с Габи, которая сидит за рулем и взволнованно смотрит на него. Она сидит, развернувшись всем телом.       — Как ты, Соло? — спрашивает она, сводя аккуратные брови. — Мы гнали на всех парах, испугались жутко, — она указывает на Курякина пальцем. — Илья вообще был белого цвета.       Наполеон выдавливает из себя усталую улыбку.       — Всё хорошо, Габи, вы успели, — отвечает он, и она медленно кивает, заводя машину.       Пока они едут, Наполеон незаметно для Габи кладет руку на ладонь Ильи, успокаивая тик. Получается хреново. Они приезжают в квартиру через двадцать минут, и Габи сразу же идёт в другую комнату к телефону, чтобы связаться с Уэверли, оставляя Соло и Курякина наедине.       Илья зол на него. Действительно зол. И Наполеон прекрасно понимает, почему. С их работой неудивительно оказаться в плену у какого-то психопата, любящего расчленять людей или вкалывать им какую-то химию.       Они оба не один раз бывали в подобной ситуации. Конечно, Соло остаётся лидером в этой не очень приятной гонке, но он прекрасно понимает, что чувствовал Илья, когда узнал, что его схватили.       Когда он сам узнавал о том, что Илья в беде, его начинало трясти, а с паникой, которой он не был подвержен никогда, становилось сложнее справляться, но он всё же находил в себе силы собраться и придумывать план за минимальное время.       Илья стоит на месте возле небольшого деревянного стола, чуть опираясь на него, и смотрит в никуда.       — Эй, — тихо начинает Соло, подходя к нему. Он останавливается перед ним, пытаясь поймать взгляд. — Со мной всё хорошо, прекрати.       — Ненавижу, когда ты так поступаешь, — зло говорит Илья, не смотря на него. Он смотрит куда угодно, только не на него, и Наполеон поджимает губы. — Когда ты подвергаешь себя опасности, даже если это бессмысленно.       — Мы смогли заманить его.       — Мы могли бы заманить его другим способом! — громко перебивает его Илья, а потом опять глубоко вздыхает. Он наконец поднимает взгляд на Наполеона, и тот видит в нём какую-то невероятную смесь эмоций: гнев, испуг, обида, облегчение и что-то ещё. Что-то, чему он может дать название, но пока не хочет озвучивать. — Я не могу потерять тебя, — совсем тихо говорит Илья, поджимая губы и сводя брови. — Ни тебя, ни Габи. Не позволю.       Наполеон резко выдыхает и подается вперед, обнимая мужчину за плечи. Он чувствует, как крепко сжимаются руки Ильи на его спине, и прикрывает глаза, начиная тихо повторять:       — Ты успел, Илья, — он говорит это несколько раз, почти шепотом, пока не чувствует, что тот успокаивается и расслабляется в его руках. Курякин немного отстраняется от него и прижимается лбом ко лбу, прикрывая глаза. Его рука ложится на щёку Соло.       — Прости, что ударил, но ты заслужил, — говорит Илья, начиная улыбаться, а Наполеон кидает тихий смешок.       — Я привык, Угроза, — в тот момент, когда Соло отстраняется от него, из комнаты выходит Габи, которая упирает руки в бока.       — Смотрю, вы помирились, что очень здорово, Уэверли ждёт нас завтра с докладом, а пока, — она подходит к небольшой закрытой полке и открывает её, доставая полную и крупную бутылку, — предлагаю отпраздновать завершение задания прекрасной текилой, что я совершенно случайно нашла в этой квартире.       — Здесь не было никакой текилы, когда мы сюда заезжали, — угрюмо говорит Илья девушке.       — Я за текилу, — говорит Наполеон, подходя к девушке, а Илья скрещивает руки, а потом отрицательно качает головой.       — Я в душ и спать, — Наполеон и Габи смотрят друг на друга, а потом начинают улыбаться, а Илья вздыхает, понимая, что спать ему всё равно не дадут. Они садятся за стол, и Наполеон разливает всем текилу по стаканам, что совершено для алкоголя не предназначены. Закусывать им тоже нечем, только соль, которую Габи пододвинула к себе.       — За дружбу, — говорит Соло, поднимая свой стакан. Они чокаются втроём и выпивают текилу залпом, но не успевают мужчины поставить свои стаканы, Габи наполняет их заново и поднимает свой.       — И за тупых идиотов, которые думают, что я слепая, — она улыбается, чуть приподняв брови, а Наполеон и Илья, покосившись друг на друга, вновь чокаются с ней уже чуть менее уверенно.       Спрашивать, что она имеет в виду, никто из них не хочет, потому что им это и так ясно.       После нескольких стаканов Габи включает радио и начинает танцевать, а сам Наполеон смотрит на Илью, который с совсем слабой улыбкой смотрит на танцующую Габи.       Наверное, всё должно было встать на свои места в тот момент, когда Илья наконец признал, что любит его. Они должны были поцеловаться, зажить долго и счастливо и иногда поколачивать друг друга от большой любви, да только с началом отношений оба поняли, что не привыкли к... отношениям.       Все семейные психологи в голос твердят, что первый год в браке самый сложный от всевозможных притирок молодожёнов.       Они друг на друге не женаты, но если отмести этот факт, то все сходится.       Впрочем, Наполеон готов притираться всю жизнь. До старости, как и сказал Илья, потому что другая жизнь ему вряд ли нужна.       Поймав на себе взгляд Курякина, Наполеон понимает, что это слишком очевидно, чтобы вообще думать об этом, и встаёт танцевать к Габи.