***
Они оказались в гараже, оборудованном по последнему слову техники, относительно недавно — день назад. Лена, поверженная в необъяснимый восторг, начала с упоением рассматривать всякие разбросанные по полу или столам безделушки, не скрывая восхищения. Она не видела, что в тот момент делала старшая сестра, какие чувства испытывала, но совершенно точно, почти досконально запомнила светящийся в руках Ани прибор. Он мерцал так живо и ярко, вбирая, казалось, все оттенки, что Антоновой при виде его хотелось непроизвольно охнуть. Девочка, впрочем, с детства была впечатлительной непоседой, за что ей нередко попадало. У неё долго и мучительно кружилась голова после цветастого водоворота, в котором им с Аней, почему-то удалось побывать. Лена оправилась быстро, поправляя затем своё неизменно любимое клетчатое платье, и девочка с лёгкостью, несмотря на строгие замечания Анны, упорхнула в удивительную комнату, в которой Лена, разумеется, никогда ещё не была. Да и не видела она в гараже отца таких комнат. По мере того, как меркли первые впечатления Антоновой, приходило и успокоение. Аня не меньше младшей бродила по коридорам лаборатории, измененной до поразительной неузнаваемости. Оставались так, жалкие штрихи. Единственное, что терзало мысли блондинки, был прибор. Каким образом он исчез, наученная опытом отца Анна, не имела понятия. Девушка долго и кропотливо изучала настенные заметки, приборы, инструменты, к некоторым вещам прикасаясь с особой осторожностью. С видом знатока, которому просто повезло побывать на необычайно интересном поприще, Антонова разглядывала уникальные изобретения, которые до той минуты в жизни не видела, не говоря уже о изучении. В целом, эмоции били через край и, если бы не поразительно удивительная обстановка, Анна бы даже рассмеялась в голос. — Лен? Лена, ты где? — девушка прошла три огромных зала, остановившись около полки с противогазами. — Я тут. — Выкрикнула девочка, уставившись на непонятные ей блок-схемы, изображенные на плотном листе бумаги. — А что это? Аня заметила, что сестра что-то упорно и увлеченно разглядывала на толстом полотне. На ощупь бумага выглядела ещё тверже, чем вначале подумалось блондинке. Искоса она увидела, что весь лист был исполосан неизвестными знаками, затем каким-то текстом, и только потом как решила приблизиться, вымученно вздохнув, не без тени улыбки заявила, что это просто скучная инструкция. Вопреки ожиданиям Лены, что сестра немедленно затеет ссору и будет отсчитывать за дурное поведение, Анна переключилась на найденную ей карту со множеством забавных, но непонятных Антоновой картинок. Девочка умела читать и для своего возраста делала это вполне приемлемо, жалоб от учителей никогда, в крайнем случае, не поступало, но не любила. Ни капли. Поэтому то, что Аня всецело с головой вникала в эти все инструкции, бумажки — пожелтевшие и скомканные, Лену не интересовало. — Ты где это нашла? — тихим голосом спросила девушка, не отрывая взгляда от пятнистой карты. — Малышка, это очень серьёзно. Я раньше никогда не видела у папы подобного. Да и ответить, где мы и что здесь делаем, я пока не могу. — Это вон в той комнате. Я, кстати, взяла оттуда из пачки два карандаша и чистый лист. Ты не против? Лена продемонстрировала два тоненьких, хорошо заточенных карандаша и присела на край кровати. Сестры плавно переместились туда, где, собственно, и очутились после путешествия по всем отделам лаборатории. Антонова стояла, чуть сгорбившись над длинными и скучными чертежами, силясь в них что-то понять. Она, конечно же, обратила своё внимание на то, чтобы Лена оставалась в этом помещении предельно аккуратной и не совала свои нос, руки и прочие конечности в незнакомые и, возможно, опасные для неё места. Дав согласие на то, чтобы Антонова немножко отвлеклась и порисовала, Анна вернулась к документам. Основательно засев за стол, девушка подгребла все самые таинственные вещи ближе к себе, и продолжила чтение. — Ань, — голос Лены вывел её из забытья и, вздрогнув, Антонова вопросительно кивнула сестре, — мне скучно. Я домой хочу. К папе и маме. — Лена, мы скоро пойдём к ним, я обещаю тебе. Выяснить что-либо новое или хотя бы интересное, Антоновой не удавалось ни через минуту, ни через десять, ни через час. Обстановку окружающую девушка находила несколько напряженной, но, глядя через узенькое отверстие, очевидно, в скромно отделанной ванной комнате, она заключила, что, должно быть, был поздний вечер. Анна, насколько могла дотянуться, увидела, что очертания местности всё те же знакомые, только сильно обросшие листвой. Лена, которая небрежно и поочередно чиркала карандашами по бумаге, не так давно задремала на одной из кроватей, той, куда примостилась час или два назад. Это открытие невольно заставило Антонову напрячься, ведь в гараже отца была всегда одна и только одна старая кушетка, по правде говоря, больше похожая на рухлядь. Да и к тому же вечно захламленная тряпьем. Девушка пребывала в растерянности, толком не представляя, где они и что они, но решила выяснить все вопросы завтра или когда проснётся. Она пробовала открыть дверь, очень похожую на ту, что стояла при входе в привычную лабораторию папы и его товарища, но та, к несчастью, не подавалась. Ещё одним обстоятельством, что не нравилось Ане, была одежда. Смятая, показательно домашняя и до ужаса не подходящая для температуры в этой комнате. Блондинка, поджав губы, отыскала ещё одно шерстяное одеяло и, несмотря на то, что Лена во сне капризничала, накрыла её скукоженное тело. — Да уж, — прошептала Анна, невольно засмотревшись на неизвестный ей прибор, очень похожий по форме на компьютер. Впервые она увидела их в университете, да и то краем глаза, так как строгие преподаватели попросту не разрешали к ним приближаться. Но эти, замеченные ею здесь, смутно походили на те громоздкие машины с большими мониторами и черно-белым изображением. Спать резко перехотелось, однако Антонова, испугавшись ответственности за обожаемую сестру, легла на соседнюю кровать. Девушка колебалась, то и дело представляя, какими верно могли бы быть эти плоские штуковины, какие вещи могли в себе содержать. Аня попыталась перевернуться на бок, так, чтоб свет от настольной лампы, которая почему-то не выключалась никак, не падал на глаза. В комнате постепенно становилось темно и вместе с тем холодно, потому блондинка погрузилась в сон, решив, что с остальным разберется на рассвете непременно. Выспалась она, как ни странно, отменно, хотя на самом деле девочку обуял самый настоящий страх. Боязнь никогда не увидеть родителей, не прийти в школу, не сесть за парту с девчонками, которые, наверняка же, сходили с ума, не догадываясь, куда Лена подевалась, одолевала её. Аня спала, — крепко ли, сладко ли, но спала, поэтому Антонова твёрдо решила, что постарается не шуметь. Она находила эту лабораторию загадочной, увлекательной, точно они с сестрой попали на необитаемый остров, поселившись на отдаленном участке планеты. Лена прошмыгнула в ванную, где, как она и полагала, со вчерашнего дня ничего не поменялось. Ей даже показалось, что внешний вид маленькой комнаты выглядел очень ухоженно, в некотором роде, естественно, приувеличенном — уютнее, нежели дома. Наскоро умывшись ледяной водой из-под крана, девочка продолжила бесцельно бродить по некогда отцовскому гаражу. — Нет, нет и нет! — Прошептала она, удивленными глазами любуясь на телевизор с целым рядом непонятных кнопок. — Мы не у папы. Не у папы. Девочка тихо присела за стол и, убедившись, что Аня по-прежнему спала, развернулась к наваленным горой чертежам и прочим бумагам. Они не вызывали интереса так сильно, как, например, этот телевизор — плоский, прямоугольный, а главное — невообразимо большой. — А что, если… — Антонова улыбнулась и нажала самую приметную кнопку из всех.***
— Я правда не знаю, как…как я это сделала! — Оправдывалась Антонова, сидя на мягком кресле, перебирая ногами. — Но на что-то ты же нажимала, Елена. — В исступлении кричала Аня, смотря на сестру бешеными глазами. — Но… — Какие кнопки ты набирала? — Эти, — испуганно пролепетала девочка, пальцем показывая в сторону клавиатуры, — кажется. Аня встревоженно глядела на экран, который периодически то горел, то внезапно потухал с течением определённого времени. Девушка старалась никогда не повышать голос на сестру, считая её едва ли не ангелом во плоти, спустившегося с небес. Да и ругаться на неё было неимоверно сложно. Будучи добрым и отзывчивым ребёнком, Лена без труда заслужила признание многих знакомых и некоторых посторонних людей. В детстве, когда Анна была совсем маленькой, с появлением второго ребёнка, Антоновы, как казалось на первый взгляд, добровольно отказались от воспитания старшей дочери. Аню это задевало и, обижаясь чаще всего на мать, девочка устраивала ссоры, росла полноценным, однако не управляемым чадом. С взрослением Лены менялось и отношение Анны к ней. И вот сейчас, стоя напротив девочки с восхитительно лучезарными глазами, блондинка искренне хотела сжалиться и прижать её к себе. — Елена, обещай, что больше ничего здесь трогать не будешь? — А ты? — спохватилась младшая, складывая руки на груди. — Что я? — Будешь сидеть тут? — Малышка, — Антонова присела и, вздохнув, поймала пальчики Лены своими руками, — конечно буду. Мы же с тобой хотим и к маме, и к папе, да? — А почему мы не можем выйти отсюда? — поинтересовалась заинтригованная девочка. — Если бы я знала, Лен. Весь день Аня провела за изучением прикрепленных файлов, предпринимала попытки освоить компьютер — эдакий компас с открытиями. Перечитав немало источников, у Антоновой болела голова и жутко, до ужаса леденели ноги от пронизывающего холода. — Нужно поискать, может, всё-таки, мы найдём способ отогреться? — пробубнила девушка, отбрасывая листы бумаги. Тем временем предприимчивая и хозяйственная Лена находилась на импровизированной кухне, где откровенно скучала. Аня, полностью загруженная и уже порядком уставшая, продолжала где-то что-то искать, копаться, тогда как девочка убивала время за поеданием пряников, найденных в холодильнике. Не то, что бы Антонова удивилась наличию в лаборатории кухни, но она не догадывалась, что здесь было всё настолько изысканно продумано: обставлено наилучшим образом. Она заняла табурет на самом краю, опасаясь, как бы тот не распался на десятки щепок и стала настойчивее жевать засахаренный пряник. — Лен, — запыхавшись, окликнула девочку Антонова, — ты замерзла? Она готова была охотно кивнуть, но вместо того неопределенно согласившись, запихнула сладость целиком в рот. Вид у блондинки был расстроенный, из-за чего Лена начинала переживать ещё больше. Девчонка догадалась, что спрашивать сестру было делом бестолковым и что сама Аня страдала не меньше, чем она сама. — Елена! Антонова замерла, затаив дыхание. Дело в том, что таким грозным, ничего хорошего не предвещающим тоном, Анна обычно высказывала Лене все претензии. Так что совсем скоро произнесенное Антоновой «Елена» вызывало у младшей неописуемое отвращение и осознанную боязнь. — Лена! Ты замерзла, спрашиваю? — А? Чего? А, нет, Ань, всё хорошо. — А если по честному? — Я домой хочу. — она прижалась к ногам растерянной Ани и заплакала. — Я тоже. — А ты что-нибудь нашла? Правда-правда? Антонова ненавидела врать. Ещё больше ненавидела лгать сестре, считая это занятие самым скверным грехом. Наученная, даже не так, привыкшая жить под покровом матери — женщины праведной и строгой, Аня не умела врать, изворачиваться и что-то придумывать. Она опустила глаза и, потрепав сестру по взлохмаченным волосам рукой, легко поцеловала в лоб. — Конечно, малышка, правда. Они сидели вдвоем, тихонько прижавшись друг к другу, и, раскачиваясь, перекидывались парочкой фраз. Анна считала своим долгом успокоить взволнованную Лену. Та, в свою очередь, ощущала себя более защищенной, и даже холод, пробирающий до костей, не казался таким страшным. — Скоро станет теплее. Я нашла отопление… кажется. — Прошептала Аня, укрывая девочку своим пальто. — Ну, хоть что-то, — шмыгнула носом младшая, обхватив руками шею сестры, — хорошее за сегодня. — Ты голодна? Вскоре, воодушевленные обнаруженными запасами еды, Антоновы подкрепились. Хотя сперва Аня наотрез не воспринимала и отказывалась от продуктов, думая, что они просрочены или хуже того, отравлены. Но после долгих заверений Лены, блондинка сдалась и откупорила банку шпрот, вываленных в масле. Несколько яиц и найденная чисто случайно Леной солонка, послужили хорошим сытным ужином. Сосредоточенно щелкая по клавишам, Антонова обеспокоенно читала материалы, чудным образом сохранившиеся на, так называемом, «жестком диске», наименование которого честно говоря, не понимала. В них говорилось о катастрофе. С ужасом вникая в текст написанного, Аня, казалось, бледнела и становилась бесцветнее обычного, сжимая руки в кулаки. Еще спустя час кропотливых поисков, увенчанных успехом, блондинка отыскала автоматическую кнопку ядовито-зеленого оттенка, где огромными буквами было написано «Выход». Она колебалась, глядя на экран, и, наконец, отворила дверь, вздохнув с облегчением.***
Девочка лежала на кровати, с увлечением разрисовывая орнаменты на данных сестрой картинках — выцветших и кое-где порезанных. Ей оставалось лишь ждать в этой лаборатории, откуда четыре часа назад вышла и пока не возвращалась Аня.***
Анастасия сидела, погруженная всецело в раздумья. Сегодня, накануне отъезда из Москвы, ей вдруг показалось, что эта самая дорога — дорога, проложенная мимо дома Вершинина, — нечто отдаленно напоминающее тропу в один конец; а вот эти самые магазинчики, ещё закрытые из-за раннего часа, куда они бегали с Пашкой совсем детьми — кассы на зловещие и опасные аттракционы. Романова подобрала под себя ноги и, примостившись на любимом подоконнике, с грустью смотрела за тем, как лил дождь. Ребята договаривались, что в путь они выдвинутся приблизительно в десять утра, а значит у девушки оставалось ещё, как минимум, три с половиной часа. Зачем она добровольно встала так рано, рыжеволосая не знала, но списала бессонницу, не беспокоившую ее ранее, на излишнее волнение перед поездкой. Заваренный Настей чай уже давно остыл, напоминая о себе лишь острым лимонным запахом. Девушка лениво обернулась, посмотрела на кружку, и, откинув волосы за спину, томно вздохнула. Вообще, будь бы ее воля, Романова добровольно заточила бы себя в теплое одеяло, схватила с полки первую попавшуюся книжонку и завалилась бы с наслаждением спать. Думать о предстоящей поездке не хотелось в корне. — Привет. — Девушка вздрогнула и, присмотревшись, безэмоционально кивнула Леше в ответ. Как ни странно, Горелов не спешил язвить или отпускать дурацкие шутки, от которых у Насти периодически болела голова, а просто присел на мягкий диванчик и без зазрения совести присвоил себе остывший напиток. — Чё, Пашка спит ещё? — Ага, дрыхнет. Ему ж проще, — пожал плечами парень, — он, в отличие от нас, Настюхин, собрал вещи ещё вчера. — В коридоре. — В смысле? — покачал головой Лёха, уставившись на Анастасию. — Наши вещи в коридоре. К десяти часам, когда вещи все были собраны, а обеспокоенная чем-то Настя бегала в панике, проверяя, ничего ли они не умудрились забыть, Паша вышел из комнаты, плотно запирая дверь. Ни Лёха, ни Паша, ни, собственно, Настя, отвечающая в их компании за завтраки, обеды и ужины, ещё даже не представляли, на чём именно отправятся в столь длинное путешествие, наверняка обремененное трудностями. Пока лишь все единогласно надумали отправится за билетами, так как машина Вершинина временно находилась в ремонте. Они опрометью выскочили из подъезда, несмотря на тяжесть собранного с собой багажа, и все трое мгновенно остановились, изумленно рассматривая стоящего человека. — Таня? — процедил сквозь зубы блондин и уставился на свою девушку. — Сюрприз! Я вернулась.