Кремовые простыни

— Постой, — Нагиса соскользнул с потёртых, ещё горячих и влажных простыней своей кровати и пылко прильнул к спине Рея, прижавшись щекой к его рубашке, — не уходи. Останься хотя бы ещё на пару минут. Прошу.       Рей удивлённо обернулся. Нагиса встретил его нежными объятиями: ласковые руки опоясали талию парня и плотно легли на пояснице, голова уткнулась прямиком в грудь, так что пшеничные пряди потрёпанных волос рассыпались на ключицах брюнета. — Рей, пожалуйста…       Жалобный голос вывел Рея из секундного ступора. Он мягко улыбнулся и, запустив тонкие пальцы в светлые волосы Нагисы, обречённо выдохнул: — Ты же знаешь, мне пора собираться, — Рюгазаки бросил беглый взгляд на часы, — к тому же скоро вернутся твои родители. — Давай скажем, что мы занимались математикой.       Парень усмехнулся: — Математикой? — Да… — Не за чем кого-то обманывать. Если ты, в конце концов, отпустишь меня, то я смогу застегнуть рубашку, прихватить рюкзак и… — Уйти? — гранатовые глаза Нагисы, обрамлённые чёрными густыми ресницами, внезапно окатили Рея обиженным и вместе с тем умоляющим взглядом.       Рей ничего не ответил, и Нагисе хватило двух секунд, чтобы приподняться на носочках, притянуть за шею атлетически сложенного брюнета и с жаром, с такой страстью, словно это был их последний поцелуй, впиться губами в его скулы, щёки, наконец, губы, что Рей тут же потерял былой настрой и поддался движениям Нагисы. Тот отступил на пару шагов назад и свалился в мягкую перину кровати, Рей же скинул наспех натянутый красный в белую крапинку галстук и стянул с себя рубашку, плавно пустив её к скомканным вещам в углу комнаты.       Солнце уже садилось, и последние лучи заката прожигали воздушный тюль огненно-тыквенным светом, вырывающимся из-под коралловых кучерявых облаков. На стену, противоположную окну, медленно ползли янтарные полосы света и пыли, ласкавшие фигуры парней теплотой летнего вечера. Рей навалился сверху и, не переставая трепать светлые волосы Нагисы, осыпал поцелуями его бледную шею и маленькие уши, крепко прижимал юношу весом своего тела к влажным кремовым простыням.       Нагиса смущённо жмурился и то краснея, то утыкаясь носом в широкие плечи друга, издавал едва слышные стоны. Руки его тесно жались к торсу Рея, охватывали плечи и талию тугим замком. — Рей, — шептал Нагиса, целуя парня в самые виски, — я люблю тебя.       Рей вздрогнул и на мгновение остановился. Его тёмно-синие глаза в недоумении уставились на зацелованные до боли алые губы Нагисы. Первое признание в любви сорвалось с уст парня так внезапно, что тут же растворилось в наступившей тишине. — Любишь? — переспросил Рей и, сам не зная почему, как-то нелепо улыбнулся.       Последовал утвердительный кивок, и Рюгазаки, всё ещё блаженно улыбаясь своим мыслям, свалился рядом с товарищем и крепко стиснул в своей ладони его по-девичьи хрупкую руку. Пальцы брюнета вновь проскользнули сквозь пряди растрёпанных волос, и Нагиса, до жути смущённый и подавленный, предпочёл отвернуть лицо, пылавшее всеми оттенками красного, в другую сторону, к окну. Так они лежали пару минут, слушая ровное дыхание друг друга и щебетание птиц на улице, гнездившихся на крыше и соседних деревьях.       Рею вдруг припомнился случай, когда Нагисе тоже признались в любви. Это было в прошлом месяце на большой перемене. Какая-то девушка из параллели подозвала его и вручила что-то вроде подарочной открытки, большой коробки шоколадных конфет с клубничной начинкой (видимо, она не так уж и плохо знала Нагису) и некстати извинилась перед ним, переминаясь с одной ноги на другую и еле выговаривая подходящие слова. Нагиса вернулся сверкающим от радости. — И что это? — Рей недовольно покосился в сторону конфет и открытки, перетянутых розовой атласной лентой. — А, это? Это мне подарили. — Кто? — Я не запомнил, как её зовут.       «Вот так беспечно? — Рей был обескуражен безразличием своего друга. — Неужели он так радуется только конфетам?»       Тем не менее ревность нахлынула неожиданно, когда Нагиса небрежно схватил открытку и стал вслух перечитывать скудные строчки, написанные аккуратным, убористым почерком. Вероятно, эти слова переписывались десятки раз, вероятно, эта открытка была лишь одной из той кипы скомканных, порванных картонок, которые из-за мелкого пятнышка чернил в уголке или едва заметной опечатки с ненавистью отправлялись в мусорное ведро. Девушки бывают чересчур педантичны, если дело касается выражения собственных чувств на бумаге, и Рея это немало взбесило, однако свои эмоции он скрыл за маской непроницаемого равнодушия.       «…я давно хотела признаться, ещё в средней школе…» Рей с отвращением поморщился. Нагиса весело смеялся и, сидя верхом на своей парте, с детской простотой болтал ногами, пока Рюгазаки сверлил взглядом дыру в потолке. «… мы столкнулись тогда на лестнице, и ты, улыбнувшись, помог мне собрать растерянные листы…» Вот так всё и начинается. Женщинам достаточно сущего пустяка, чтобы влюбиться без памяти и потом в каждом жесте, в каждом недвусмысленном взгляде отчаянно искать то, о чём так просит воспалённое воображение и трепещущая душа. У Рея всё оказалось по-другому. Он раскрывал свои чувства к Нагисе по мере их сближения, и в один день, не удержавшись, поцеловал его. Это и послужило отправной точкой их отношений.       «…если ты уже в кого-то влюблён, мы можем просто стать друзьями и…» Бла-бла-бла. Рей нахмурился. Нагиса оторвался от чтения и, сообразив, в чём дело, нагло цокнул языком: — Влюблён? Очень может быть. Брюнет вскинул брови кверху. — «Может быть»? — Может быть.       Нагиса всячески избегал подобных вопросов, а сегодня сам взял инициативу в свои руки и первым признался в любви. Разумеется, те шоколадные конфеты он слопал в тот же день, по пути домой, и даже умудрился предложить парочку Рею и ребятам из клуба. Открытку он пообещал сохранить на память, но случайно где-то потерял её, а вскоре и вовсе забыл про этот случай, как, впрочем, и лицо той девушки, героически отважившейся на такой шаг.       Рею было даже как-то жалко её, эту девушку, но вместе с тем чувство соперничества настраивало парня против неё, заставляло неосознанно ощущать неприязнь и к этим шоколадным конфетам, и к потерянной открытке, и к словам, которые были там записаны, и даже к атласной ленте, хотя та вполне мило вписалась в получившуюся обстановку — это-то и раздражало больше всего. — Послушай, Рей, — бархатный голос Нагисы вернул Рея из пучины угрюмых размышлений, — тебе… тебе хорошо со мной? — О чём ты? Конечно. Да, — Рей крепче стиснул горячую ладонь в своей руке и с нежностью посмотрел на парня. Тот снова покраснел и отвернулся, — а почему ты спрашиваешь? Разве это не очевидно? — Я не хочу, чтобы другие девушки думали, будто бы ты свободен, — Нагиса, не поворачиваясь к Рею, смотрел в окно и дрожащим голосом, обрываясь на полуфразах и захлёбываясь непривычной стеснительностью, вдруг резко заявил: — я не уступлю им! Я буду бороться за тебя, Рей-тян, даже если у тебя появится девушка… — Не появится, — нетерпеливо перебил брюнет и, привстав на кровати, навалился сверху на Нагису, — не появится, обещаю.       Нагиса в изумлении глянул на Рея. Его искренняя улыбка всегда действовала успокаивающе, а взгляд из-под глянцевых стёкол квадратных очков рассеивал смутные сомнения и возвращал душе прежний покой. Он словно шептал: «Не волнуйся, Нагиса, я здесь, с тобой, я никуда не денусь и не исчезну, я рядом». И Нагиса верил. Он закрывал глаза и с вожделением, с невиданной нежностью обнимал Рея за плечи, спину, шею, целовал его скулы, глаза и даже волосы, беспорядочно падающие на лоб. Сердце его исступленно колотилось, пока сильные руки Рюгазаки скользили по животу прямиком к низу, сжимая бока и бёдра, хватаясь за ягодицы и слегка прикрытую рубашкой грудь.       От прикосновений брюнета горело всё тело, кожа покрывалась стаями бешеных мурашек, и Нагиса, теряясь в поцелуях своего партнёра, стыдливо закрывал руками лицо. — Чего ты боишься? — тихо спросил Рей, касаясь ладонью вспотевшего лба друга. — Пора бы перестать стесняться меня.       Нагиса с трудом отодрал руки от лица и робко взглянул на брюнета. Одними губами тот протянул: «Я тоже люблю тебя». Нагиса сконфуженно улыбнулся и приложил указательный палец ко рту Рея. — Хорошо, всё хорошо. Обними меня.       Мускулистые руки тотчас круто обогнули спину юноши; Рей, слабо выдохнув, припал к груди Нагисы и прижался к нему всем телом. — Не тяжело? — обеспокоенно поинтересовался Рюгазаки.       Парень отрицательно мотнул головой. — Нет, не тяжело.       Его руки механически потянулись к тёмным волосам. Рей расслабленно лежал сверху и изредка открывал глаза, чтобы посмотреть на Нагису и томно ему улыбнуться. Янтарный свет щекотал обоим лицо и медленно клонил в сон. Нагиса зевнул и, в последний раз пригладив голову Рея, в блаженстве раскинул руки по обе стороны от подушки. — Я так счастлив, Рей-тян! — растягивая слова, словно в песне, признался юноша и широко улыбнулся. — Я счастлив, что ты есть и ты рядом. Ты не ушёл. — Разве я мог уйти? — вспоминая тот взгляд Нагисы, которым вполне можно было остановить целую войну, Рей прикоснулся губами к мягкой коже друга и на месте поцелуя оставил слабый, совсем незаметный укус. Нагиса по-ребячески засмеялся и попытался увернуться: тихие объятия сменились шумными щекотками, от которых он приходил в величайший восторг. Звонкий хохот взрывной волною накрывал комнату и поднимал на уши пугливого рыжего кота, касался тонких оконных стёкол и отражался от стен. Нагиса смеялся всегда заливисто и громко, и это согревало Рея пуще зимнего пледа, подаренного бабушкой ко дню Рождества. Нагиса всегда грел, грел и душу, и тело.       На минуту, когда Рей остановился, юноша вдруг перестал смеяться и серьёзно посмотрел на друга: — Мне хорошо с тобой, Рей-тян.       Рюгазаки кивнул. По губам его пробежалась мимолётная усмешка. — А так хорошо? — Рей склонился над парнем и одарил его долгим поцелуем, одновременно расстёгивая ширинку на своих штанах.       За пару месяцев школьникам открылась и другая сторона любви, полная секса, разврата и похоти. И хотя оба они уже с десяток раз наслаждались телами друг друга, Нагиса всё ещё смущённо закрывал глаза или отводил взор куда-нибудь в сторону, чтобы не выдавать внутреннего смятения. Даже сейчас он снова зажмурился и крепко стиснул зубы, так что лязгающий звук стёртой эмали неприятно поразил Рея. — Ты всё ещё стесняешься меня? — Нет… вроде нет, но… — Тогда открой глаза.       Нагиса нехотя повиновался и, жутко покраснев, посмотрел на друга. Тот снова улыбнулся своей ласковой улыбкой и немного сбавил ею темпы ударов сердца. Нагиса, что было мочи, прижался к груди Рея. — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя!       Повторяющаяся фраза каждый раз заканчивалась сдавленным выдохом и сиплым вдохом. Рюгазаки освободил парня от брюк и высоко задрал его ноги. Как только он вошёл сзади, Нагиса не удержался и вполголоса простонал, прикрывая тыльной стороной ладони широко раскрытый рот. Тело Рея всегда приковывало взгляды окружающих, потому что занятия лёгкой атлетикой сформировали красивые, упругие мышцы на руках и ногах, а плавание помогло развить плечи и спину. Нагиса с восхищением смотрел на своего партнёра и, ликуя от радости, чувствовал острый вкус победы на губах: из всех девушек, которые робко поглядывали на Рея, спрашивая у него то конспекты, то объяснения формулы, никому так и не удалось добиться его внимания. Потому что Рей-тян любит его, Нагису, и об этом знают только они вдвоём.       Со стороны казалось, что Нагиса и Рей — хорошие друзья. Но только им было известно, как глубоко уходят корни их отношений.       Несколько раз в неделю Нагиса приглашал Рея к себе домой, чтобы подтянуть математику и английский, но после таких «занятий» часто приходилось заправлять постель и бегом идти в душ. Как и сейчас; правда, ещё раньше, чем оба смогли закончить, со стороны гаража послышался противный визг машинных колёс: мама Нагисы снова неудачно припарковалась. Рей тут же бросился в угол комнаты, где в куче валялись его вещи, а Нагиса принялся наводить порядок на столе и кровати.       Через несколько минут, когда мама Нагисы заглянула в его комнату, в которую будто бы специально была приоткрыта дверь, парни уже сидели на полу, окружённые раскрытыми учебниками и разбросанными тетрадками. — Рей-тян, вот смотри, — Нагиса потрепал друга за плечо, — вот в этой задаче, видишь, я применил правильную формулу? — Дай посмотреть, хм, да, но я бы воспользовался вот этой, — Рей ткнул карандашом в угол тетради, — благодаря ей можно вычислить конечный результат всего за 2 действия.       Нагиса задумчиво почесал затылок и стал что-то быстро переписывать, пока его мама, тронутая представшей перед ней картиной, вдруг не предложила: — Рей, останешься у нас на ужин?       Рей с благодарностью улыбнулся и, переведя взгляд на друга, утвердительно кивнул головой. — Хорошо, тогда я скоро позову вас. Отдохните немного, нельзя же вечно заниматься одной математикой.       Нагиса засмеялся и уверил мать, что эта задача будет последней, а после они спустятся к столу и вместе поужинают. Втроём. — Почти, — усмехнулся Нагиса, когда комната оказалась снова в распоряжении двух парней. — В следующий раз даже не проси меня остаться. — Ну Рей-тя-ян! — Ни за что.       Нагиса лукаво улыбнулся и бросился другу на шею. Оба свалились на пол и долго обнимались, пока высокий женский голос не пригласил их за стол.