Дотронешься - убью

      Я таращился на взрослого мужика и сильнее втискивался в кресло, судорожно перебирая в голове планы действий, на случай если меня все же схватят в загребущие руки более старшей версии Кирилла. Но тот либо же не собирался со мной ничего такого поворачивать, либо же медлил.       Мужчина спокойно приоткрыл окно автомобиля со своей стороны, достал из кармана сигарету и закурил. — Полагаю, этот оболтус так и не представил меня, — заговорил он, всматриваясь куда-то вдаль в окне, — Меня зовут Валерий. — Валерий…? — тихо повторил я, указывая на нехватку отчества и нервно сглотнул. — Просто Валерий, — Все так же спокойно проговорил он и посмотрел на меня, — Можешь закурить, если хочешь. Поговорить с тобой хочу. «Фух! Хвала небесам, что хоть этот адекватный — сначала хоть разговаривает!» Я тут же расслабился и, открыв окно со своей стороны и достав сигарету, тоже закурил, выжидая продолжения слов Валерия. — Был у меня в студенческие годы роман. Как в фильмах показывают, так и у нас было. На курс раньше учился, задорный такой парень был, бегал все за мной, а я от него, — грустная улыбка проявилась на лице говорившего, — А потом поддался и стал он мне и лучшим другом и любовником в одном лице. Голову вскружил так, что я души ничаил в нем, все прощал, даже измены, — мужчина тяжело вздохнул, стряхнул пепел за окно и немного помолчал, — Три года мы с ним в парочку игрались, пока институт он не окончил. А как закончил, так сразу и пропал. Ни звонка, ни письма, ни единой вести… С туповатым выражением лица я сидел и внимательно слушал историю, не понимая на кой ляд мне вещают такие интимные подробности о членах семьи Кирилла. Сигарета, что держал я в, высунутой в окно, руке, медленно тлела. — А как я узнал, что он женился, — после недолгого молчания продолжил Валерий, — Детей завёл и все, как полагается, то чуть руки на себя не наложил, до такой степени был влюблен! Сам же сманил меня и сам же бросил! Сокрушался долго, себя винил, что поддался когда-то порыву страсти. А из головы он все не выходил. Я смирился, конечно, со временем, но никого больше так и не полюбил. Встретил хорошую девушку, да и женился на ней, в попытке построить отношения, — он сделал затяжку и повернулся лицом ко мне, — Но, сам понимаешь, брак без любви когда-нибудь да и закончится. Вот и развелись мы с матерью Кирилла. И он моя последняя и, уже, единственная любовь.       Я молча таращился на Валерия, изредка моргая, и все не мог закурить. В машине повисла тишина и лишь были слышны шумные затяги сигаретой. — Это, конечно, грустная история. Но зачем Вы мне все это рассказываете? — спустя пять минут, наконец поинтересовался я, все с такими же круглыми от изумления глазами, и выкинул уже истлевшую сигарету. — Зачем? — повторили мои слова, бросили короткий взгляд в мою сторону и, положив свободную руку на руль, забарабанили по нему пальцами, — Не понимаешь, значит? Я помотал головой и потянулся за новой сигаретой. — Кирюха — просто копия меня. Та же внешность, тот же характер… И та же любовь… — Валерий снова тяжело вздохнул, а я наконец закурил и отвел свой взгляд в сторону, немного смутившись, — В детстве хоть и шалапай был, но уж больно стеснительный, робкий какой-то, знакомиться и находить общий язык с ребятами тяжело ему давалось. Все переживал, как переехали, что совсем закроется. А тут учёба только началась, а он мне уже все уши прожужжал про нового друга: Лёша то, Лёша сё. Приходил домой и часами мог рассказывать мне про свои дни. А я нарадоваться не мог, что хоть кто-то у него из друзей появился. Поинтересовался в школе у преподавателя кто такой, оказалось, что вот, мама твоя у меня в подчинении, поспрашивал её. Думал, как же здорово — нормальный парень, отличник, пример хороший может подать. Но в один день Кирилл вернулся и как подменили его — на разговор не идёт, есть отказывается, грустный какой-то, потом и вовсе стал в комнате закрываться и не вылазить от туда, — докурил сигарету и, бросив бычок в открытое окно, закурил вторую, — Ну и я давай расспрашивать Марию, мало ли, поругались там. А она со слезами на глазах мне и рассказала про ту историю с поджогом и что в больницу тебя положили, — я нервно потёр свой лоб низом ладони, стремаясь, что этот человек знает о моем неприятном пребывании в клинике, а Валерий уставился вдаль через лобовое стекло, — Ну да ладно, думал, вернёшься же, и наладиться все. Только вот не наладилось. Ты в школу вернулся, а мой сын прежним не стал, только сильнее закрылся от меня. По ночам по дому шатался, вздыхал. Летом к матери даже не хотел ехать. А под конец девятого класса и вовсе, как с цепи сорвался: и слово моё не указ, и учёбу запустил, ночами где-то шлялся, не отвечая на звонки, со мной только по бытовым вопросам общался и то не охотно. Баскетбол лишь не забросил. Потом еще девок стал водить домой в наглую, даже не знакомил — мимо прошли и в комнату, да на замок. Сегодня одна, а потом уже другая, со счета сбился. По среди ночи даже мог отправить их обратно домой, представляешь? — Валерий вновь посмотрел на меня, а я ответно на него, пытаясь устаканить всю полученную информацию. В салоне автомобиля вновь повисло молчание. Я все ещё не мог толком понять, какое отношение ко мне имеет поведение этого несносного парня. То, что мне рассказывали, я никак не мог связать с собой. Общались — перестали, допустим. Но вот эти вот все закидоны, отбившегося от рук сынка, уж явно не моя вина, не я же заставлял его всем этим заниматься. Но в голосе Валерия чувствовалось такое отчаяние, что я проникся и ощутил на себе лёгкую грусть. Я сидел и курил. Одну за другой. — И вот, — снова продолжил мужчина, после длительной паузы, — Десятый класс еле-еле закончил, а в одиннадцатом уже снова стал поспокойнее. И гулянки прекратились, и учёбу стал подтягивать, отпрашивался, если на ночь уйти хотел, только вот снова вздыхал, аж стены сотрясались. Приоткрыл я как-то дверь в комнату ночью, а он сидит на полу, фото в руках теребит, на него смотрит и глаз не отводит. Поругались мы. Не знает он, что я такой же голубой, а я возьми, да на эмоциях, боясь, что с ним так же обойдутся, как со мной, стал пургу какую-то гнать, что, мол, нельзя так, что не правильно это и все прилагающееся! Обиделся на меня и снова перестал на контакт выходить. А пару месяцев назад сам заговорил со мной, заулыбался, ужинать снова начали вместе. Я лишь удивлялся. И вот, во вторник знакомит он меня с тобой. Я смотрю на тебя и сразу же всё его поведение за эти года тут же понял… Валерий снова замолчал. — Я, конечно, извиняюсь, — заговорил я и сделал виноватое лицо, — Но только я все равно ничего не понял… — Да что ты под полоумного то косишь?! — мужчина повернулся ко мне лицом, вскидывая кисти рук в стороны, и пристально посмотрел, — Влюбился он в тебя по уши, как познакомились только! Как смотрит то на тебя! Дурак только не поймет! — Значит я дурак… — тихо сказал я, сползая по сиденью вниз, чувствуя вину, что взгляд Кирилла для меня был распознан не влюблённым, а насмехающимся. — Эх, Лёша, ты, Лёша, — вздохнул Валерий и положил руку мне на плечо, — Совсем ничего не смыслишь в таких вещах? Я помотал головой в знак подтверждения его слов и выбросил окурок в окно. — Ладно, это все со временем приходит, с опытом, — мужчина вернул руки на руль, — Только я тебя прошу, нет, умоляю: не разбивай сердце моему сыну. Он такой ранимый на самом деле, хоть и пытается скрыть, все близко к сердцу принимает. Я же не против, что вы общаетесь, рад даже. Но если совсем ничего не заладится, ты уж помягче как-нибудь, ладно? Без грубостей там, без измен, без пропажи… Я лишь молча повёл плечами, кося растерянный взгляд на отца Кирилла, не зная, что и сказать на это, поскольку в мои планы никогда не входили отношения. Не задумывался я о них. — Ладно, будем считать, что ты меня услышал и проникся. Поехали давай. Он закрыл окно, завёл двигатель и машина тронулась с места. — А фотографию то зачем забрали у него, раз говорите, что любит? — вдруг поинтересовался я, когда мы уже подъезжали к дому. — Боюсь, что совсем голову потеряет. Спит с ней в обнимку… Уж лучше забери, от греха подальше, — ответил Валерий и остановил машину у подъезда. Он наклонил немного голову, оглядел здание и задумчиво произнес, — Даа, это не просто совпадение, это уже судьба какая-то! Я не понял о чем он, но и спрашивать не захотел. Мне хватило на сегодня непонятных откровенных рассказов. Поэтому я просто поблагодарил, что меня отвезли и засобирался на выход. — Ты только Кирюхе ничего не говори пока, о чем я тебе рассказал, — выглянув в окно попросил мужчина, когда я уже подходил к железной двери подъезда, — Я сам потом, как-нибудь. Я лишь молча закивал и Валерий, получив мой положительный ответ, уехал. А я взглянул на фото, что держал в руке, прокручивая в голове рассказ отца Кирилла. Фотография была немного помята и местами заляпана чем-то светлым, словно клеем. «Что он с ней вытворял вообще?» Погруженный в растерянные мысли я вернулся в свою квартиру и первым делом залез в ванну, чтобы расслабиться. Ну и помыться. «Ранимый? А по нему и не скажешь. Вон, Ленка, чуть что не так — сразу губки свои надует и молчать как рыба будет. Или же сразу скажет, что неприятно. А может это я совсем тупой и не понимаю человеческих чувств? Да, точно тупой. Я же свои собственные действия уже не понимаю, чего о чувствах говорить! Вроде и приятно это все, но в тоже время как-то отталкивает… А если и любит так долго, то почему только под конец учёбы решил заявить об этом? Мог же и раньше приставить к стенке, да выпалить всё. Нелогично как-то выходит… Да какая, к чертям собачьим, тут логика? Я уже сам ходячая непредсказуемая хаотичность!» — Нихуя не понимаю! — я с силой ударил по воде в полной ванной и словил множество брызг, — Почему в школе не преподают психологию?! Я не читал ничего такого! Я погрузился в воду с головой, сгибая ноги в коленях, чтобы смыть пену с волос и тут же вспомнил разговор с школьным психологом. «Как она там говорила? В глубине души нравится, но пытаюсь спрятать? Вроде как-то так… Ну, Алексей, и почему ты это прячешь? Ссыкуешь?» Я вынырнул и протёр руками лицо. — Да, сыкую, — тихо ответил я на свой же вопрос, — Но чего? Секса в принципе или секса с ним? Хуй его знает. Чем дальше залазят его пальцы, тем сильнее охватывает непонятная паника. На этом и закончим сегодняшние самокопания, а то голова уже пухнуть начинает. Взгляд зацепился за бритвенный станок, что стоял в пластиковом стаканчике возле раковины. Никогда прежде не задумывался бриться ниже пупка, но в этот раз мысля пробралась ко мне и я полез под ванну, что бы достать новую бритву. Густо измазав себя пеной, я принялся сбривать свои кусты. Сначала я несколько раз порезался, но потом приноровился. «Теперь мамонт превратился в индийского слона! Хм, а задницу тоже надо брить?» Я наполовину вылез из ванны, оставляя одну ногу там, и посмотрел на себя в зеркало. А потом избавился и от волос на жопе, прикинув, что так гармоничней. После, с чистой совестью (почти) и с чистым телом, завалился спать. Но долго не мог уснуть, все думая о зеленоглазом брюнете. О его объятиях и родинках. А в голове шла гражданская война рыжих уебков: одни бились за непоколебимость и преданность привычному образу жизни, а вторые неслись напролом, топя за бесплатную эйфорию и громко напевая песню Цоя «Перемен».