Восстание Древних

Крик петуха разрезал темноту, затем еще и еще раз. Лиса перевернулась на правый бок, кляня идиотскую мелодию будильника, но в щеку вонзилась острая солома, в ноздри ударил запах навоза, и она подскочила на месте, распахнув глаза. Помещение утопало в кромешной тьме, но среди наполняющих его звуков она безошибочно определила недовольное фырканье коров и постукивание копыт о мягкую склизкую землю. Лиса попыталась встать и, запутавшись в длинном подоле, чуть было не упала в солому снова. Одежда была уже совсем не та, что в тот момент, когда она попрощалась с собственными мозгами. Не то чтобы умирать ей было впервой, но все же… коровник? Серьезно? Кто может так плохо прятать трупы? Шесть-восемь голодных свиней могут сожрать тело человека менее чем за полчаса, коровы же его в лучшем случае загадят. Сквозь неплотно прилегающие друг к другу доски сарая пробивался тусклый свет, кто-то неторопливо шел к двери, покряхтывая на ходу. Лиса думала спрятаться где-нибудь, чтобы при случае напасть на вошедшего, но оставила эту идею — она не видела в темноте абсолютно ничего, и, заметавшись по коровнику, только перепугала бы животных и наделала шума. Послышалось невнятное бормотание, тяжелый засов с глухим стуком упал на землю, и в коровник вошла, переваливаясь с ноги на ногу, старая женщина с ведрами и лучинным фонарем. Продолжая бормотать, она подошла к загону, похлопала по спине одну из коров и сняла со стены висевший тут же маленький стул. Убедившись, что женщина не представляет опасности, Лиса обратилась к ней, чтобы узнать, где она и как сюда попала, но не добилась ровным счетом никакого результата. Старуха продолжала бормотать и невозмутимо дергать корову за вымя, как будто в коровнике не было никого, кроме ее самой и животных. Преодолевая раздражение, Лиса прислушалась и поняла, что старуха бормочет христианскую молитву. Плюнув с досады, Лиса развернулась и вышла. Солнце еще не показалось из-за горизонта, но рассвет уже алел тонкой полоской на востоке. Из темноты медленно вырисовывался незамысловатый деревенский пейзаж. Даже слишком незамысловатый. Лиса с тревогой отмечала, что рамы здесь не крашены и резных украшений под крышами нет, не говоря уже о спутниковых тарелках, торчащих над крышами современных фермеров. Нет уличного освещения. Нет электричества вообще. Инфраструктура на уровне темных веков, в которые она так жаждала вернуться. Решительно подобрав подол, она двинулась вдоль узкой улицы, заглядывая за заборы в поисках людей поразговорчивее. Несколько часов она потратила на то, чтобы выяснить следующее: а) никто здесь не собирается с ней разговаривать, б) даже если бы кто-то сподобился, она ровным счетом ничего не поняла бы. Язык, на котором говорили эти люди, был не просто старорусским, какой она поняла бы с легкостью, он был мутировавшим старорусским. Это лексическое чудовище прожило в ограниченном количестве умов сотни лет, и с течением времени превратилось во что-то, очень мало напоминающее свою изначальную версию. Когда солнце поднялось высоко над горизонтом и осветило деревню во всем ее убогом великолепии, Лиса уже отчетливо ощущала, как шевелятся волосы на ее затылке. Она не могла найти свою машину или хотя бы дорогу к оживленной трассе, она не могла попросить о помощи или хотя бы информации, она не знала, в какую сторону отправиться, чтобы найти Ягу. Яга с ее чутьем сейчас пригодилась бы. Стоит ей повести носом, и все мысли и чаяния этих людей тут же отпечатаются в ее мозгу, вместе с информацией о том, в какую сторону идти, чтобы выбраться, где машина и какая сволочь посмела одеть Лису в дурацкий сарафан, лапти на обмотках и чертов беленький платочек. На ней даже трусов не было — слишком большая роскошь для темных веков. К полудню, обойдя деревню кругом несколько раз, она прошла мимо маленькой деревянной часовни, а затем развернулась и прошла мимо еще раз, потому что сидящий на ступеньках мужчина в черной одежде, напоминающей одновременно военную форму и облачение священнослужителя, смотрел на нее, не отрываясь, в отличие от всех остальных людей, которые только и знали, что делать вид, будто ее не существует. Усмехнувшись в светлую бороду, он поднялся и вошел внутрь, Лиса последовала за ним. — Алексей, сын Попов, — на чистом и достаточно современном русском представился он Лисе, как только она переступила порог часовни. — Лиса свет Патрикеевна, — сдержанно ответила она. — Не могу сказать, что мне очень приятно. Алексей нахмурился, его светлые голубые глаза смотрели настороженно. Лиса пыталась собрать воедино все, что узнала об этом месте: старый уклад, люди, никогда не покидавшие своей деревни, рождаются и умирают здесь. Этот засранец организовал тоталитарную секту, свой собственный кусочек Святой Руси, где все так, как он привык. Он выгрыз из большого мира маленький кусок и поселился в нем, установив свои порядки. — Мы, кажется, раньше не встречались, — скрестив руки на груди, проговорил он. Лиса повторила этот жест и фыркнула: — Бог миловал. — Не кощунствуй. Он верил в Бога, которому служил, ничуть не больше, чем сама Лиса, так что ей даже ответить на этот выпад было нечем. — Ближе к делу, Алёшенька, — вздохнула она и закатила глаза. — Ты прострелил мне голову. — Это не я. — Затащил в коровник. — Тоже не я. — Переодел в эксклюзивную коллекцию «Весна-лето 1660», — Лиса выдержала паузу, но опровержения не последовало. — Большое спасибо, но я предпочитаю постмодерн. Попович шутку не оценил, пауза затягивалась. Лиса переступила с ноги на ногу, деревянный пол под ее ногами протяжно заскрипел. — Я хочу назад свою машину, одежду и спутницу, — проговорила она. — Если я не получу этого в течение получаса, спалю к чертям собачьим всю твою тысячелетнюю кормушку. Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, что я могу. По правде говоря, она немного преувеличила. Деревня не могла существовать дольше трехсот с лишним лет, да и сам Алеша был достаточно молод по сравнению с тем же Вороном, например. Лиса терялась в догадках, каким именно образом ему удалось справиться с Ягой, несмотря на чудовищный перевес магических сил в пользу последней. После известия о том, что Лиса — клиент малоперспективный, Яга, конечно, здорово сдала, но не настолько же… — Как тебе такой расклад? — прорычал он и вскинул вверх правую руку. Лиса на миг ослепла, а когда зрение вернулось к ней, увидела у самого своего горла лезвие сияющего клинка. — Я разрубаю тебя пополам каждый вечер и каждое утро наблюдаю, как две половины прыгают по скотному двору и безуспешно пытаются воссоединиться, путаясь в собственных кишках. «Меч, мать его, Кладенец! — скрипя зубами от напряжения и медленно отступая к стене, ругалась про себя Лиса. — Эта штука в разы старше, чем этот богатырский выблядок! Откуда у него силы, чтобы просто поднять ее?!» — Что тебе надо? — такому аргументу Лиса внимать была готова. Не опуская оружия, Алеша Попович угрожающе надвигался, но голос его был спокоен. — За тысячи лет мы и подобные нам привыкли к конфликтам за сферы влияния, но ты переходишь все границы. Ты собираешься вытащить на поле боя Кощея. С чего ты взяла, что он пощадит одну сторону и поддержит другую? Я слышал, для этого мужика все равны. Он – Смерть. — От кого ты это слышал? — выдавила она, продолжая осторожно отступать. Алеша слишком молод, чтобы знать что-то о Кощее из первых уст. Он слишком молод, чтобы держать в руках меч-кладенец. Кто из древних дергает его за ниточки? — Послушай меня, животное, — с отвращением проговорил он, оперев острие о стену за ее спиной. Отступать дальше было некуда. — Если ты еще раз вытащишь из-под земли свою подружку или просто подумаешь о том, чтобы это сделать, я буду вынужден принять меры. И они тебе не понравятся. Сияние погасло так же внезапно, как вспыхнуло. Руки священнослужителя были пусты, да и сам он теперь имел вид мирный и благостный. Алеша поднял руку, двумя перстами перекрестил ошарашенную Лису и проговорил: — Ступай с Богом, чадо. Дважды повторять ей было не нужно, Лиса выскочила из часовни, будто та уже была объята пламенем, и побежала куда глаза глядят, лишь бы прочь от странной деревни. Она выбрала направление на восток, ее планы, разумеется, ни капли не изменились. Без машины она сильно теряла в скорости, но тело ее было достаточно выносливым, чтобы, в какую бы глушь ни завез ее богатырь в отставке, через несколько дней выйти к оживленному шоссе и добыть себе пропитание и средство передвижения. Через несколько десятков километров, когда деревня уже скрылась вдали за лесами, а солнце клонилось к закату, Лиса остановилась, чтобы укоротить подол хлопающего на ветру платья и скинуть надоевшие лапти. Под хруст домотканой ткани она улыбалась, думая о том, что Горыныча, без сомнения, заинтересует Алешино приобретение, и он примчится сюда на всех парах, чтобы добавить к своей коллекции еще одну игрушку. И в тот момент, когда в ее сладостных мечтах проклятая деревня вспыхнула синим пламенем, ветер донес до чутких ушей лисицы тихий смех.