***
У Джеймса реакция на существование в данном времени восемнадцатилетнего сына была совершенно неожиданной. Он сел на кровать и в течение нескольких минут смотрел в никуда. Если бы в этот момент кто-то стал вглядываться в его глаза, он бы точно где-то глубоко в этой шоколадной гуще заметил зарождение огонька. Огонька пока слабого, непонятного, никто бы никогда не смог сказать, во что именно воплотиться он со временем. Джеймс сам не понимал, что это значит. Что значит дрожь, бегающая по телу, часто бьющееся сердце, какой-то жуткий страх, вместе с этим сжимающее сердце тепло. И что-то еще… Это странное чувство, смутно напоминающее чувство… …Ответственности?! Джеймс Поттер не любил это слово: оно противоречило всем его жизненным принципам. Оно ограничивало, делало жизнь скучной и серой, создавало клетку заурядности и занудства. Он чувствовал ответственность за товарищей и родителей, но это было совсем другое. Это было что-то естественное, что-то, что было с ним с самого рождения, не обременяющее его, этот род ответственности был достойным и благородным. Но сына у него никогда не было. — Подожди… Еще раз… Мой сын будет здесь через несколько минут? — Джеймс говорил спокойно и размеренно, словно пытаясь впечатать смысл сказанного в свое сознание. — Да. — Сириус и Римус выглядели обеспокоенно. — Сохатый, ты сейчас просто обязан произвести наилучшее впечатление. Не хотелось бы, чтобы у твоего сына было предвзятое мнение о тебе, а? Джеймс распахнул глаза, встряхнулся, и лицо его мгновенно изменило краски. — Ты прав, Бродяга. Надо бы с ним подружиться. — он подмигнул друзьям. И расслабился. В первое мгновение на него накатило странное отцовское чувство, и он совсем забыл, что находится в будущем. Что это просто невероятное приключение, которое приобрело новые краски. Он даже не смел надеяться, что попадет на один курс со своим собственным сыном! Тайная завеса будущего открывается перед ним с каждой минутой все сильнее. Через мгновение она чуть ли не полностью распахнулась. В том, что это был он, не оставалось никаких сомнений. Джеймс будто смотрел в чуть искаженное зеркало. О разнице в них говорили, нет, громко кричали лишь глаза. Глаза цвета изумрудов. Цвета листьев, травы, жизни. Его жизни. В дверном проеме также стояли трое друзей Гарри и Лили. В момент, когда между отцом и сыном установился зрительный контакт, Джеймсу показалось, что весь мир остановился, и в нем существует только он и этот замечательный юноша с добрым, мудрым и измученным войной взглядом. Джеймс не смог удержать порыв. Он подошел чуть ли не вплотную и несколько секунд стоял прямо напротив Гарри, не говоря ни слова. Лили показалось, что на эти несколько секунд ее сердце перестало биться. Но Джеймс все-таки смог протянуть руку и выжать из себя избитую фразу, которая, ему казалось, была такой сухой, такой ненужной и глупой для приветствия родного сына: — Рад встречи. Джеймс ослепительно улыбнулся, что-то в Гарри шевельнулось, и он не смог не улыбнуться в ответ. — Гарри Поттер. — А мы уж боялись, что будем вдвоем в комнате жить. — подал голос рыжий друг Гарри. — Я Рон Уизли. Мы тоже рады новым лицам. Скучать хоть не придется. — С нами не соскучитесь, господа! — Сириус махнул всем в знак приветствия рукой, и, подобно Джеймсу, улыбнулся, но более милой щенячьей улыбкой. Лили и Римус переглянулись и облегченно выдохнули. Прошел длинный вечер, полный смеха, веселых историй, игр и шаловливых затей на будущее. Джеймс все время украдкой наблюдал то за Лили, то за Гарри. Удивительно: теперь у его мира два центра притяжения. Лили выглядела уставшей и явно чувствовала себя не в своей тарелке: она не привыкла проводить время в шумных компаниях, еще и боялась ляпнуть лишнего. Ее любопытный взгляд робко задерживался на Гарри. Джеймс сразу понял, что сын ее по какой-то причине заинтересовал, но она боится, что это кто-нибудь заметит. А в душе Гарри впервые за долгое время царило невероятное спокойствие. Что-то тянуло его к этим новым людям. В их обществе и обществе его старых друзей он чувствовал себя непозволительно счастливым. Джеймс боялся спугнуть его своим нездоровым (хоть и вполне объяснимым) интересом и хотел очень аккуратно с ним подружиться. Он даже не подозревал, что это более, чем взаимно.***
Дни проходили насыщенно, но на душе было спокойно. Лили словно птичка порхала между Мародерами, то ласково напоминая о необходимости заниматься, то поругивая за шутки, смеясь только лишь втихую. Дистанция между ними непроизвольно сокращалась: неудивительно, как можно было не сближаться, переживая вместе столь удивительное приключение? Наиболее плотно из всей компании она общалась с Римусом, Гермионой и Гарри. Сириус всегда подкалывал ее и казался с виду беззаботным и словно безразличным ко всему, что не касается, разве что, его друзей и проказ; но чуткая Лили, которая не приглядывалась к нему до этого, замечала горькую тяжесть в его взгляде. Он как будто подсознательно ощущал, что она его раскусила, и держался от неё на расстоянии, не позволявшем им сблизиться. Он был гораздо взрослее, чем Джеймс. Который, кстати, словно забыл о ее существовании. Ещё пару недель назад Поттер из кожи вон лез, чтобы обратить на себя ее внимание. Чтобы она подумала о нем, произнесла имя, посмотрела. Сейчас он тихо желает ей доброго утра и спокойной ночи, смотрит с ноткой грусти, когда думает, что она не видит, и только. Не то, чтобы ее не радовало это обстоятельство — ежедневные детские игры ее точно не устраивали, и она по ним не скучала — но Лили испуганно начала понимать, что скучает по нему. Все его внимание было передано Гарри. Рядом с сыном он расплывался в улыбке и становился более спокойным и мудрым. Они поладили мгновенно: Гарри рассказывал об их бесконечных школьных приключениях, и Джеймс не мог не гордиться. Его только волновал чересчур взрослый и изнуренный взгляд сына, будто он пережил столько событий, что в пору выходить на пенсию. Гарри и Джеймс вдвоём сбегали навестить Хагрида. Великан совсем не изменился: ни его тёплый взгляд, ни грубоватая неловкость, ни каменные кексы. Вдоволь наболтавшись, новоиспеченные «друзья» решили прогуляться вдоль Чёрного Озёра. Вокруг не было ни души. Слышались лишь редкие перезвоны птичьих голосов, бурчание воды и шелест осенней листвы под ногами. Набравшись смелости, Джеймс решил задать вопрос, который давно его мучал. — Гарри… Прости, если кажусь навязчивым, но ты показался мне очень задумчивым, и твой взгляд, — Джеймс запнулся и начал говорить очень тихо, — меня взволновал. У тебя явно что-то произошло. Если честно, я совсем не в курсе, что происходило в Англии все это время… Гарри, на удивление, по-доброму усмехнулся: — Я думал, все магическое сообщество в мире в курсе. Газеты не читаешь? — Годов с 70-х не открывал. — Джеймс неловко улыбнулся и почесал макушку. — Как все запущенно! Гарри тоже улыбнулся, но вдруг со вздохом сел и долго смотрел вдаль, думая, с чего начать, перекручивая ужасные события последних лет. — Знаешь, кто я? По-дурацки звучит, но мне нужно понимать, насколько глубок твой пробел. — Гарри Поттер, кто ещё? — Джеймс накинул маску веселого изумления, но вопрос его насторожил. — Да. «Мальчик-Который-Выжил». — Знаю, дурацкое прозвище придумали, — ответил Гарри на ошарашенный взгляд Джеймса. — Уж… Волан-де-Морта точно знаешь. — Точно. Напряжение росло в геометрической прогрессии. — Хм, — Гарри запнулся на пару секунд, но все же начал рассказ. — Когда я был ещё младенцем, он ворвался в дом моих родителей. Пытался обмануть чертово предсказание, избавиться от меня. Вздумалось, что полуторагодовалый младенец может быть противником. Так и оказалось в итоге. Мама и папа погибли, а я остался жить. «Авада Кедавра», но единственным побочным эффектом оказался шрам на лбу. Я тут не причём, подействовала древняя защитная магия от мамы. Заклятие отрекошетило, и мерзавец сгинул на десяток лет. Я остался один. Джеймс не мог дышать. Он умер? Гарри. Гарри остался один. Он всю жизнь был сиротой. У Гарри не было отца. Гарри его совсем не знал. Джеймс схватился за голову. Нет, нет, нет, все должно было быть совсем не так. Он должен был жениться по самой настоящей любви, он должен был всю жизнь быть рядом со своим сыном, оберегать его, любить, воспитывать, учить играть в квиддич, баловать и проказничать с ним. Это не может быть правдой, он не мог умереть. Он создан, чтобы жить, чтобы вдыхать жизнь во все вокруг, чувствовать, защищать. Неужели в этом времени нет Джеймса, неужели сейчас под землей лежит его бездыханное тело, которое никогда не видело такого взрослого, замечательного сына? Если Джеймс однажды умрет, то лучше бы это произошло прямо сейчас. Гарри продолжал рассказывать, и они оба, как бы ни были малознакомы, чувствовали, как подступали слёзы, и не могли их сдерживать. Джеймс не переставал удивляться, каким неправильно взрослым был его сын, как неправильно прожил он свою жизнь. И не мог перестать думать о том, как все должно было быть, как он себе все представлял. Он не выдержал и обнял его, и Гарри, чувствовавший себя беспомощным перед ужасами воспоминаний и невероятно уставшим, обнял в ответ человека, который казался удивительно близким и родным. Они молча дошли до Гостиной Гриффиндора. Джеймс никогда не был столь морально измотанным. Гарри не опускался в мельчайшие подробности, и Джеймс многого ещё не знал, но того, что он узнал, на сегодня ему хватило. Сириус умер. Римус тоже. Гарри поднялся в комнату; Джеймс решил подумать в одиночестве. Но, подойдя к камину, он обнаружил своих друзей, необремененных тягостным знанием. — Ну что, как Хагрид? Все такой же? — Римус весело обернулся на Джеймса, посмотрел ему в глаза и понял, что что-то случилось. Он не успел спросить, как Сириус воскликнул: — Ты чего раскис? Опять Лили игнорирует? Джеймс тяжело вздохнул. С секунду думал, стоит ли им об этом знать, но вдруг понял, что не вынесет этот груз в одиночку. — Нам нужно поговорить.