Танцы на стеклах

Цепляясь рукой за дверцу машины, Тлен старается усидеть на сиденье рядом c водительским. Автомобиль перед ними резко останавливается, вынуждая Гошу немедленно вдавить педаль тормоза в пол. Аньку бросает вперед, и она едва не ударяется головой о приборную панель. - Рит, ты как? В порядке? – Гоша обращается к Тумановой, сидящей в одиночестве позади. Она хватается за ушибленный бок. Наверняка, останется синяк. - Все нормально. - А как я себя чувствую, ты узнать не хочешь? Или что, Аня априори цела? Гоша смеется над ее последней фразой. Априори цела. Разумеется, как ди Каприо в «Выжившем». Неубиваемая. / 3 курс - Тлен, ты цела? Горелов уставился на нее сквозь лобовое стекло своей иномарки. Мужчина поспешил остановить машину, впрочем, Аньке было уже по барабану. Она медленно сползла c капота, ноги подкашивались и плечо ужасно ныло. Решила пройтись по бордюру на высоченных каблуках, пошатнулась, потеряла равновесие и упала на проезжающее поблизости авто. Горелов обеспокоенно бегал вокруг нее, словно курица-наседка. Спрашивал, не травмирована ли она. Девушка только рукой махнула. - Могли бы не останавливаться. Не каждый день выпадает возможность добраться до работы на мерседесе. Анька абсолютно по-идиотски хихикнула, все еще пребывая в состоянии легкого шока. Потом в туалете она рассматривала свежие синяки на своих ногах. Вот тебе и девочка c космосом на ногах. Опять. Как несколько лет назад. Прекрасное начало дня: шла на работу, чтобы писать заявление об увольнении и по пути шеф слегка так сбил на машине. Кому расскажет – не поверят. Увольняться – это вообще здорово. Тлен умеет говорить «прощай». Всех котят пристроить не удалось. И теперь два трехмесячных малыша скакали по квартире. Три месяца… C тех пор, как они c Вербовой не сходили в кино прошло три месяца. Даже не верится. Потом было кино. Прогулки после работы. Неравнодушные взгляды. Потом было все. И болезненная пощечина, и слова почти о любви, и поцелуи, любовные более чем. Хронологически, последней была именно пощечина, но вспоминать о ней совершенно не хотелось. Может быть, когда-нибудь потом, Анька вспомнит. Проанализирует, обдумает, потом – это очень нескоро. «Потом» едва ли не то же самое, что и «никогда». Убить свою память оказалось не так уж и сложно. Нон-стоп в наушниках играла музыка, Тлен ходила на работу, ела, гуляла, музыка всегда была рядом, не позволяя оставаться наедине c мыслями, наедине c жалостью. Наедине c раздавленной собой. «А если очень больно? Переведи все в космический масштаб, возьми сердце в зубы, пиши книгу». И Тлен писала. Какие-то мрачные сказки, бережно хранимые в тетради c кожаным переплетом. Тетрадь уже была заботливо уложена в дорожный чемодан. Решение вернуться домой созрело в ее голове внезапно. Анька понимала, что нельзя медлить и раздумывать: логичнее всего ей было бы остаться, и все было бы как прежде. Но не хотелось. Сжечь мосты, убежать, поджав хвост, укрыться в родной норе, плакать, курить, в общем – упиваться своим горем. Она потом обязательно объяснит в чем дело и почему так позорно сбегает, когда-нибудь, не сегодня, не завтра, все потом. А сейчас Тлен сидит совсем одна на нижней полке в купе, рядом c ней лежит раскрытая книга Буковски. В наушниках – разрывающая душу Фабиан. Анька сидит в своей флисовой пижаме за столом, медленно пьет чай из потрескавшейся эмалированной кружки. Ей так уютно в этот момент, что хочется закольцеваться в пространстве, попасть во временную дыру и бесконечно ехать. Смотреть на мрачный пейзаж за окном, смазанные фонари, поблескивающие в темноте реки, названий которых она не знает. Все так прекрасно вокруг. У нее захватывает дух от осознания того, на что она решилась. Родителей немного удивил ее внезапный визит, но к чудачествам своей дочери они уже успели привыкнуть, поэтому без лишних вопросов дали ей ключи от старой квартиры почти на самой окраине города. - Что, доча, решила бросить все и вернуться домой? Мы очень рады тебя видеть. Ты объяснишь нам, что происходит? - Я просто устала. Но все в порядке, правда. Я ненадолго. Тлен вздохнула, спрятав руки за спину. Она спрятала ключи в карман куртки и улыбнулась, как-то смущенно и виновато. Да, трусиха. Да, сбежала. Да и фиг c ним. Анька побежала. Рюкзак за плечами подпрыгивал и ударялся о поясницу. Ветер хлестал по лицу до слез из глаз, а она продолжала бежать. Когда ночи отрывались от земли, на мгновение возникало ощущение полета и счастья. Сиюминутного. Ненастоящего. Тлен заперлась в квартире. Только сладкое и алкоголь. И рыдания до одури, потому что так надо. Выплакать все. Плакать, даже если совсем не хочется. И опустошенной заснуть крепким сном на широком диване. Она даже музыку слушать не может: любая песня приводит к оцепенению c последующей тихой истерикой. Дура, невозможная, невыносимая. Дура. В зеркале отражается красное опухшее нечто, которое c трудом можно назвать лицом. А потом литр мартини делает свое дело: особо уже не печалится, Тлен подпевает Глории Гейнор. I will survive… Дурацкая Туманова и ее любовь к старой и странной музыке, кажется, теперь Тлен тоже такое нравится. Раньше она предпочитала алкоголизироваться вместе c двумя Максами: Барских и Коржом – дурное влияние Пальцева. Однако вкусы меняются, кто бы мог подумать, что под Modern Talking очень весело бухать, а под Розенбаума склеивать разбитое сердечко? Я вижу в каждой песне тебя. И, кажется, еще чуть-чуть, буквально самую малость, дойду до того, чтобы ломать стекло как шоколад в руке. Боль – всего лишь обман чувств. Помню, когда-то под Новый год Ритка спросила, что я хочу оставить в прошлом году. Пять лишних килограмм лишнего веса – ответила я. О, как я была счастлива, если лишний вес был моей единственной проблемой. Сейчас я бы ответила иначе. Я хочу оставить в прошлом году себя. Можно мне новое тело, новую память? Быть может, новую планету. Я совсем-совсем не против. Прекрасную маленькую планету. На которой будем только я и лис. Маленький принц… или же принцесса? Тлен засмотрелась на обои, закрыла глаза и провалилась в глубокий сон. Проснувшись в полдень, вполне себе отдохнувшей и успокоенной, она несколько минут пыталась осознать, где находится. События вчерашнего дня возродились в памяти, медленно и неохотно. - Да, Ань, ты снова накуролесила. Как в старые добрые. Поздравляю, - проворчала Тлен, c трудом вставая со скрипучего дивана, - мне как теперь дальше жить-то? Интеллекта как у улитки морской, ну зато весело. Весело! Я выбираю жить в кайф, блять. Фантики всюду валяются, конфеты… Я как долбаный Вилли Вонка. Обожаю! Тлен пнула пустую бутылку, стояющую на полу. Та со звоном отлетела к стене, но не разбилась. Разбитой здесь была только Тлен.