*-*-*-*-*
«Во-первых, ты должен выглядеть чертовски превосходно, » — декламирует Луи, почти на последнем дыхании, катаясь по кровати и пытаясь втянуть в себя живот, чтобы застегнуть узкие штаны. Он сходил по магазинам и потратил адову кучу денег на новый подходящий наряд для сегодняшнего вечера, и теперь он немного сожалел об этом. Хотя надо признать, что это потому, что брюки пережимали ему всё кровообращение, а не потому, что они сидели просто сказочно. Он оделся полностью во всё черное — приталенная рубашка, застёгнутая на все пуговицы, и соответствующий ей жилет. Наряд героя? Лиам заверил его, что блейзер, расшитый блестками, только подчёркивает глубочайшую голубизну его глаз. И выточки на талии тоже подчеркивают некоторые достоинства Луи. Эти брюки действительно криминально узкие. Это, вероятно, не поможет, но Луи нанёс увлажняющий крем по всему телу, на всякий случай, если он вдруг окажется в потенциально интимной ситуации. И теперь из-за этого одежда прилипла к телу, как клей, и он задался вопросом, должен ли он был для начала дождаться, когда крем впитается. Перри любезно предложила сделать Луи причёску. Она уложила его волосы небольшими, словно океанскими волнами. Причёска выглядят профессионально и мягко — это две вещи Луи никогда не сможет выполнить самостоятельно. К сожалению, когда он добрался до места, его волосы значительно потеряли объем из-за моросящего дождя. Что ещё хуже — ему трудно было подниматься по лестнице, потому что вся одежда такая чертовски узкая и готова порваться от одного неверного движения. Его дыхание безнадежно сбилось, когда он наконец добрался до вершины и шагнул через золотую арку двери. Томлинсон входит в комнату, всё еще тяжело дыша и с нелестным оттенком красного на щеках. Он на мгновение ошеломлён размером сверкающей люстры над головой и стенами здания, усыпанными драгоценными камнями, которые отражают свет под странными и завораживающими углами. Луи поймал на себе взгляд Ника, стоящего у стены, отделяющей небольшое пространство от остальной части комнаты. Он выглядит по-королевски, разговаривая с кучей лысеющих мужчин, чьи карманы, скорее всего, покрыты золотом. Несмотря на свою занятость, Ник следит за каждым шагом Луи, от этого тепло проходит волнами по телу Луи, из-за чего он чувствует слабость в ногах. Его распирало желание доказать себе, что он может сделать всё сам, но Луи был вынужден следовать советам друзей. Он не может просто прийти и отираться около Ника, как какая-то текущая сучка. Он должен быть горячим и холодным, чтобы привлечь внимание Ника, но и обращать своего собственного слишком много. Когда обычные свидания стали так похожи на заминированные поля? Что ещё Лиам там говорил? «Полностью игнорируй Ника и флиртуй с известными писателями. Писатели, как актёры, Луи, половина из них — геи». Луи двигается сквозь такое количество групп людей, какое только возможно, касаясь руками и игриво толкая в грудь почти каждого, кто попадался ему на встречу, но на самом деле это не достигло того эффекта, на который он надеялся. Ник всё ещё следит за ним, но теперь он выглядит скорее озадаченным, чем ревнующим. Плюс Луи начал получать много странных взглядов. Не говоря уже о полнейшем унижении, когда вдруг появилась жена писателя, с которым он флиртовал, и схватила мужа за руку, чтобы увести его. И всё это пока Луи сжимал его другую руку и нахваливал его форму. Сразу после этого он принял решение слиться с толпой. Совет Зейна был просто в его стиле. Но, несмотря на это или, возможно, наоборот, из-за этого, странно подходящим. «Не слушай Лиама, Бу. Он несёт бред. Просто ходи там и демонстрируй интеллект». Луи присоединился к группе писателей, стоящей у стены, и позаботился о том, чтобы смеяться, когда все смеются. Он вносит свой вклад в разговор обнадеживающим кивком или покачиванием головы из стороны в сторону. После нескольких полу-успешных взаимодействий, Луи чувствует себя немного опьянённым своими силами. От взгляда Ника, жадно блуждающего по телу Луи каждые несколько минут, Томлинсон решает, что пришло время тяжёлой артиллерии. Он присоединяется к группе более известных писателей, стоящей прямо под люстрой, и немедленно находит себя погружённым в тему разговора. — Да, я согласен с вами, — мычит один из мужчин, раскачиваясь на пятках. Он полностью розовый, от макушки своей лысой головы до кончиков пухлых пальцев. — Но, я думаю, это классика, разве нет? Вневременная. Саги о вампирах начинаются и заканчиваются её трудами. Весь жанр, как таковой, до неё был ничем. — Я согласен. Шесть или более мужчин оборачиваются к Луи. В выражении лица каждого читается явный намёк на вызов, но, возможно, и слишком сдержанное одобрение. Луи получил то, что хотел. — Да неужели? — спрашивает один из них. Он очень пухлый, роговая оправа очков с розово-золотой отделкой окружает его мутные голубые глаза. — И с чем это вы согласны, молодой человек? — Что это классика, конечно! — Луи словно прорывает. — Она сделала столько всего для этого жанра. Несмотря на то, что критики говорят, ужасный фильм не был её виной. Я действительно думаю, что Стефани Майер— — Простите, — мистер Отвислые Щёки начинает смеяться, и его коллеги тоже прячут свои ехидные ухмылки за бокалами шампанского. — Вы сказали, Стефани Майер? Инициатор той гадости? Нет, мы говорили об Энн Райс! Интервью с вампиром. Разве вы никогда не слышали о нем? — Конечно, я слышал об этом, — настаивает Луи, поднимая подбородок в упорном неповиновении. И он слышал об этой книге, он просто не читал. Ну и что с того, что его литературный вкус состоит меньше из Шарлотты Бронте и больше из Чарли Браун? И тот факт, что он читает в газете только комиксы peanuts и предпочитает толстому дрянному роману что-то отдалённо его напоминающее, не делает Луи менее умным, чем эти люди. — Правда? — Мистер Отвислые Щёки касается своего колыхающегося подбородка и затем указывает на него осуждающе — Скажите нам, какая ваша любимая часть? Тишина жуткая, даже пугающая. Луи открыл рот, но он не может сформировать какой-либо связный ответ. Он даже не может найти в себе смелость солгать. Остальные мужчины, стоящие рядом, взорвались хохотом, и мистер Отвислые Щёки присоединился к их насмешливой какофонии, в то время как Луи убегает прочь с поджатым хвостом и ярким румянцем, расцветающим на его скулах. Блять, всё пошло немного не по плану. — Не могло. Быть. Ещё. Хуже. Луи разворачивается и прямёхонько уходит в чью-то твердую, но одновременно необычайно мягкую грудь. Мускулистая рука мягко приземляется на его плечо, а другая сжимает нежный изгиб его талии. Длинные пальцы оборачиваются вокруг его тела под пиджаком, сжимая ткань на спине. Луи чувствует себя удивительно хорошо для прикосновения навязчивого незнакомца, но тут же делает пару шагов назад, качая головой на собственные безумные мысли. Похоже, мистер Большие Руки не удерживает его больше, хотя Луи всё ещё чувствует покалывание в районе позвоночника от его прикосновений. — Вы в порядке? Я уда— Глубокий урчащий голос тонет в резкой тишине, пока руки Гарри Стайлса отдаляются от тела Луи. Чёртов Гарри Стайлс. Строгая рубашка, что на нём надета, полностью застёгнута, а поверх неё накинуто светло-синее спортивное пальто. Она обтягивает его грудь. Рубашка оказалась неожиданно прекрасной, кроме этого на ногах Гарри узкие коричневые чиносы и вычурный галстук с рисунком вокруг шеи. Это ужасно. И Луи не будет пересматривать свое мнение только потому, что его челка была уложена наверх и спускалась вниз кудряшками или потому, что его глаза выглядят ужасно широкими и по-диснеевски, он замечает, что прямо перед ним стоит Луи. — Ты-то что здесь делаешь? — спрашивает Луи, тяжело вздыхая. В то же время, он замечает группу почетных гостей, разговаривающих о чём-то около стола с демонстрацией книги слева от него. Он действительно должен пойти туда и представиться. Предполагалось, что Луи будет представлять всем автора, чтобы заполучить как можно больше потенциальных покупателей. Как сказал Найл — — Представляй его с краткой характеристикой. Например, Ник это Оли. Оли любит имбирное пиво и прогулки по снегу. Оли, это Ник, наш главный редактор, ему нравится гольф и он работает на достижение — — Удовлетворенности сотрудников. На мгновение воцаряется тишина, Луи сталкивается с тремя очень впечатлёнными лицами, а потом вся компания разражается громким, гудящим смехом.*-*-*-*-*
— Хотел бы я знать, поверьте мне. Мой коллега посчитал, что прийти сюда будет в моих интересах, — говорит Гарри монотонно, опуская уголки рта вниз. Он <i>такой утомительный зануда. Как кто-то может быть счастливым даже на расстоянии от него — полная загадка. — И это? — Луи с подозрением разглядывал лицо Гарри. Он не имел понятия, почему. Возможно, потому, что яркие радужки глаз Гарри выглядели остекленевшими, и зрачки расширялись по мере того, как он тщательно изучал формы Луи. Юридический мудак. — В твоих интересах? Рот Гарри дёрнулся в сторону. А может Луи померещилось. — Я еще не решил, — отвечает Гарри тихо, потирая нежной рукой свой гладкий, словно у младенца, подбородок. — Как вы, Луи? Луи уже немного легче. Настолько, что он хотел бы казаться максимально хладнокровным, но не может даже притворится, что внутренне не удовлетворён тем, что Кретин #1 (он сместил Ника с первого места), по крайней мере, знает его имя. Это уже что-то, не так ли? Луи может быть и полнейший позор во всём для мужчины в тридцать, но, по крайней мере, он незабываем. Если верить словам Гарри, то это только потому, что он ужасно раздражающий и нелепо крошечный, но всё же. В любом случае. Луи уверен, что Гарри считает его маленьким, только потому, что его собственная голова настолько большая, что у него нет никакой надежды на то, чтобы увидеть что-либо за её пределами. Может быть Луи чуточку раздражающий, но он НЕ крошечный, Мистер-в-футболке-и-дурацким-галстуком-бабочкой. — Довольно хорошо, я полагаю, — отвечает ему Луи, расставляя ноги шире. — Сегодня я представляю здесь мистера Коуэлла, знаешь его? — Нет, я не слышал, — тень улыбки украшает губы Гарри. — Это, должно быть, довольно почётно. Вы счастливчик. Луи не любит стёб. Не с такими самодовольными, насмешливыми ублюдками, как Гарри Стайлс. — На самом деле, Гарольд, это совсем не удача, — Луи дёргает Гарри за галстук, ослабляя его. — Я очень много работаю. Не все выросли в особняке на вершине холма, смотря сверху на остальных. Некоторым приходится зарабатывать себе на пропитание. Луи не очень много трудился на своё пропитание последние пять лет. Однако в отличие от Гарри-Сноба-Стайлса, он никогда не имел такой роскоши, как учёба в частной школе или каникулы на Багамах каждое Рождество. Луи никогда не видел, но у Гарри, наверное, был свой личный водитель и редко оплачиваемая уборщица. За всё это время Луи ни разу не получил уроки игры на фортепиано, которые просил на шестнадцатый день рождения или Man U джерси, которую ему обещала мама, если он сдаст экзамены на отлично. Он сдал их, кстати, и сдал с блеском*. Или… левитирующими цветами. Цветами, от которых у него выросли крылья, но всё ещё не было ключа к полету. *(п.п. в оригинале стоит идиома, которая буквально переводится как «с летающими цветами». Автор просто обожает эту непереводимую игру слов и идиом, и мне хочется рыдать, потому что на русский это никак адекватно не перевести) Глаза Гарри сузились почти до бесконечности, и Луи не знает, от досады это или же от любопытства. Ямочка на его щеке полна мягкости, но этой мягкости нет в его губах. Взгляд опустился к однобокому галстуку-бабочке на шее, но Гарри не поправляет его, вместо этого он врывается в личное пространство Луи и поддевает большим пальцем край блейзера Луи. — Гарри, это не от Гарольд, — поправляет он его густым, как патока голосом. Он опустил взгляд на расшитые блёстками лацканы Луи и потёр один из них, проверяя ткань на ощупь. — Мило. Какой это размер? S или XS? Луи раздражённо дёрнулся, всем своим видом показывая обиду. — Ты меня дразнишь. Снова. Гарри улыбнулся, и на этот раз его улыбка была настоящей и искренней. Луи почувствовал, как в его животе что-то приятно ухнуло, когда увидел ее. Гарри наклонился, расположив голову чуть выше плеча Луи, шепча ему на ухо и крепко впившись пальцами Луи в поясницу, удерживая его рядом. — Вы сумасшедший, Луи Томлинсон, положительно невменяемый. Но большой ум никогда не существовал без примеси безумия, — говорит он, выдыхая свежий мятный воздух прямо Луи в ухо. Тот ёжится. — Это сказал Аристотель. В любом случае, — ногтями проводя по позвонкам Луи. — Я не припомню, чтобы вы сильно возражали, показываясь в большом особняке на вершине холма и раздеваясь передо мной, Лу. Луи задыхается, его желудок скачет. Кровь устремляется вниз к паху, а затем сразу же мчится наверх, чтобы заполнить тёплым румянцем его щёки. Мужчина звучит так, словно Луи показывал для него шоу. Но это было совсем не так. Он был очень молод, и Гарри тогда был гораздо меньшей зазнавшейся задницей. Луи сделал всё, чтобы заставить его смеяться, увидеть румяный оттенок его щёк, когда он прикрыл своё лицо пухлыми руками и захихикал над выходками Луи. В какой-то степени это включало в себя проникновение нагишом в бассейн Гарри, наблюдая за тем, как выражение его лица колеблется между ужасом и восхищением, между розовыми щеками от смущения и теплыми от развлечения. Он не был таким уж невинным, ну, не с Луи, который быстро обнаруживал различные вещи о себе, оставаясь при этом на хрупкой грани полового созревания. Но это, конечно, не был какой-то стриптиз. Луи совсем не ожидал, что Гарри среагирует на это так, как он сделал. Это застало его врасплох и заставило его сильно расхрабриться… Луи стянул свои купальные плавки с непристойной ухмылочкой, пользуясь популярностью у розовых щёчек Гарри, что, казалось, наполнялись теплом даже тогда, когда Луи не делал ничего особенно неожиданного. Он покрутил бельё на кончике пальца и отправил в полёт прямо над головой Гарри, который сидел на краю бассейна, закатав джинсы выше колен и опустив ноги в мерцающие голубые воды. Он всегда выглядел таким ошеломлённым Луи, его губы вечно были растянуты в этой проказливой улыбке, что казалось, будто он смущён из-за своего собственного удовольствия. У него было красивое лицо, красота которого была спрятана под детской пухлостью, поскольку Гарри ещё не столкнулся с половым созреванием. Это совсем не значит, что он казался Луи неприятным. Далеко нет. У Гарри всегда были сладкие и глубокие, как кратеры, ямочки, и широкий, плоский нос, ноздри которого всегда опасно раздувались, когда он смеялся или злился. Луи не знал, что делало Гарри таким красивым, и почему вообще он находил его таким. Единственное, что он знал, так это то, что зрачки глаз Гарри иногда выглядели так, словно они тонули в таинственном зелёном океане и плавали в этой освещённой жидкости. Луи хотелось утонуть в них. Он знал, что губы Гарри выглядели, словно мягкие, розовые лепестки, и что он постоянно пах фруктовым лосьоном для тела со вкусом и клубничным шампунем, независимо от времени суток. Поэтому, когда Гарри посмотрел на Луи с полнейшим благоговением, Луи было очень сложно противостоять подобной форме этого вопроса. — Ты- ты на самом деле голый? Гарри отказывался смотреть на Луи ниже шеи, но он сильно сглотнул, и Луи видел напряжение в пальцах там, где он вцепился в бортик бассейна. Луи наслаждался старой игрой в кошки-мышки гораздо больше, чем должен. Гарри всегда был его любимым мышонком — мальчик, производящий такое впечатление, словно он всегда торжествует над своими нервами. Луи восхищался им за это. Он был достаточно смел, так что Луи полагал, что когда этот парень вырастет, у него будут просто железные нервы. Он больше не будет озорным и неуверенным Гарри. Луи полагал, что взросление может сделать тебя сильнее в тех местах, где ты когда-то был очень слаб. Луи лишь надеется, что дрожащий мальчик перед ним не исчезнет полностью. Он ему очень нравится. Луи весьма понравилось, что большие, широко распахнутые остекленевшие глаза Гарри хаотично бегали по его лицу, когда он пошагал вниз к нему. Ему понравился маленький переворот внутренностей в животике, когда глаза Гарри, наконец, опустились ниже, и его дыхание было слышно даже с другого конца бассейна. К тому времени, когда Луи достиг Гарри, в его яйцах появилось неожиданное напряжение, а по коже шёл странный ток. Он не позволил этому повлиять на себя, медленно проходя ближе в расстояние между ног Гарри и кладя руки по обе стороны от его бёдер. — А на что это похоже? Голос Луи был хриплым и низким. Гарри выглядел так, будто готов потерять сознание от этого звука. Он снова сглотнул, а затем протянул руку и схватил Луи за плечо. Тот совсем не ожидал этого. Он не думал, что у Гарри хватит смелости прикоснуться к нему. Господи, он совсем не думал, что Гарри сделает что-либо, кроме того, что засмеётся, когда Луи снимет плавки. Нет. Ни разу. Вместо этого, Луи получил прекрасного краснеющего мальчика, касающегося его и гладящего изгиб его плеча большим пальцем, и выглядящего загипнотизированным мягкостью кожи Луи. — Ты тако- Луи схватил Гарри за талию и дёрнул в воду, эффектно оборвав комплимент, или что там он собирался сказать. Луи не был готов к этому, чем бы то ни было. Они действительно не знали друг друга достаточно хорошо для этого, и Луи, — Луи не был готов признать, что он иногда чувствовал по отношению к Гарри. Даже самому себе, и меньше всего он хотел признаться объекту своей вероятно-иногда-может-быть привязанности. Через мгновение Гарри всплыл на поверхность, отплёвываясь от воды и хватая ртом воздух, тряся волосами, как мокрая собака. Его белая рубашка стала абсолютно прозрачной, демонстрируя пару широких плоских сосков и слегка пухлый животик, за который Луи любил дразнить Гарри, но на самом деле он тайно боготворил его. На его лице были влажные капли, губы глянцевые и розовые, как вымытые ягоды. Тёмные ресницы слиплись от воды и сердце Луи буйствовало в груди. Но он закопал это чувство поглубже и загоготал от вида надувшего губы Гарри. Затем Луи поплыл к бортику бассейна, не задумываясь о последствиях своих действий. Он уже выбрался из бассейна и наклонился, доставая свои плавки, прежде чем до него дошло, что он всё ещё был в чем мать родила и устроил Гарри незабываемое шоу. Он сунул ноги в шортах и отчаянно быстро застегнул их, прежде чем повернуться навстречу обжигающему взгляду. Гарри расслабленно лежал в бассейне, свободно раскинув свои конечности и дрыгая ногами, чтобы держаться на плаву, пока взглядом блуждал по нижней части тела Луи. Когда он встретился с взглядом Луи, то глуповато ухмыльнулся и чуть более смело пожал плечами, а затем откинулся на спину, разводя руки и ноги в стороны, как морская звезда. — Засуди меня, — прокричал он, и Луи мог почувствовать глубину его ямочки.*-*-*-*-*
Кажется, словно это было в прошлой жизни, но они были друзьями. Лучшими друзьями, на самом деле. Всё это было до того, как Гарри уехал изучать право, а Луи решил попробовать свои силы в чём-нибудь другом. Это было прежде, чем он нашёл своё место в издательской деятельности. И это было до того, как мама Гарри переехала от семьи Луи для другой жалкой благотворительности, и прежде, чем кто-то бросил в него палкой, защищая задницу Гарри Стайлса. Наверное, сам Гарри, нужно подумать над этим. Гарри освобождает Луи от своих прикосновений, но не от взгляда, и, очевидно, ждёт, когда Луи выпустит свои острые как бритва шипы. Просто дайте ему время. — Та-ак, — тянет Луи — я слышал, что ты очень успешный адвокат. И каково это? Спорю, что ты носишь твидовые брюки и называешь всех, с кем работаешь «уважаемыми коллегами». Луи понижает голос и смотрит на него свысока, чтобы завершить эффект. Гарри выглядит малость раздражённым, и мрачный хмурый взгляд портит выражение его лица. Успех. — Что не так с твидом? Луи выпускает короткий, издевательский смешок и запрокидывает голову немного назад, как всегда делает. Гарри взглядом прослеживает изгибы его шеи. — Я уверен, что у тебя даже есть замшевые заплатки на локтях. И, вероятней всего, на твоём портфеле вышиты твои инициалы. Гарри фыркает и хмурится ещё сильнее. Луи откровенно начинает смеяться. — Никогда не чувствовал себя таким живым! Гарри усмехается. — Ну и кто теперь смотрит сверху на людей? Луи пожимает плечами, и, не думая, тянется рукой, чтобы сжать предплечье Гарри. Он не привык быть настороже и это сбивает его с толку. Обычно он очень любит прикосновения. Взгляд Гарри опустился на руку Луи, выражение его лица застряло где-то между озадаченностью и шоком. К несчастью для Луи, он зашёл слишком далеко, чтобы сделать вид, что ничего не произошло. — Я не имел в виду ничего такого, любовь. Я уверен, что ты выполняешь очень важную работу. Выражение лица Гарри светлеет. Он кашляет и подходит на полшага ближе, хотя в этом нет необходимости. Лацканы их пиджаков слегка соприкасаются, и Луи приходится поднять свой взгляд, чтобы встретиться с глазами Гарри. — Да, — соглашается Гарри, его голос более хриплый, чем обычно. — Ну, я надеюсь на это. Было бы не очень почётно работать в качестве адвоката по правам человека без намерения достичь чего-либо хорошего. Луи пытается незаметно отступить, но Гарри ловит его, оборачивая твердую руку вокруг его локтя, чтобы всё-таки остановить его движение. Луи старается не вкладывать в это слишком много смысла, но все равно останавливается, поджав губы в раздумье. — И честь очень важна для тебя, — заключает Луи. — Более того, честность. Ты как дельфин, плавающий среди акул, не так ли? Луи не говорил ему комплимент как таковой, просто точно суммировал характер Гарри. Гарри тщеславный и превосходящий других, но не без моральных принципов. Луи может почувствовать принципиального человеком за мили, и Гарри Стайлс определённо является одним из них. Сам Гарри выглядит удивлённым этим откровением, но никак не недовольным. Он глазами следит за мимикой Луи, пытаясь найти что-то в выражении его лица, что Луи тайно надеется, что он не сможет найти. Он не любит вторжений в свои мысли и сжимает бицепс Гарри, отвлекая его. Голос Луи смягчается. — Я ошибаюсь? Гарри вновь читает его, и Луи может сказать, что в этот раз он, кажется, доволен тем, что он находит. — Нет, — отвечает он почти неслышно. — Вы попали прямо в яблочко. Сквозящая во взгляде Гарри благодарность разрушает у Луи ощущение времени и места. — Хотя, — снова говорит Гарри, беря две соломинки у проходящего мимо официанта. — я думаю, что я идентифицирую себя гораздо теснее с моржом. Он засовывает эти соломинки в рот и плотно сжимает губы, чтобы удержать их. Он выглядит как невозможный идиот, стоя там с улыбкой, как у моржа и однобоким галстуком на шее. Луи удивился беззаботности Гарри и его горестной попытке юмора. Что-то в этом полностью обезоруживало его, и хихиканье вырывается с губ Луи прежде, чем он может остановиться. Луи не может заставить себя взять этот смешок обратно, потому что он замечает, как глаза Гарри загораются чистым, незапятнанным солнечным светом, слишком похожим на тот, что загорался в глазах Гарри, когда они были детьми. — Ты смеялся, — выдыхает он, вытаскивая соломинки из рта, — ты хихикал. Грубое и хриплое «ты» более важно, чем все остальное. — Да, это я и сделал. — пожимает плечами Луи, не отпираясь. — Лучше сохрани это как своё лучшее воспоминание. Гарри закатывает глаза, но они всё ещё светятся, словно в уголках его глаз притаились светлячки. Сейчас он кажется таким человеческим. Это странная оценка, но Луи действительно начал думать, что кто-то заменил того мальчика, которого он знал роботом. — Так, ты не ответил мне. Каково это — быть юристом по правам человека? Это как спасать жизни людей и работать до поздней ночи? Гарри морщится, явно недовольно, а потом отрицательно качает головой на слова Луи. Недовольный котенок. — Я юрист, а не врач. Занимает много времени, да, но работа хорошо оплачиваемая и стоит того. Спасаю ли я жизни? Нет. Меняю ли я их? — Горло Гарри дёргается, и он наклоняет голову в сторону, обнажая греховную шею. — Хотелось бы думать. — Ты заботишься, — предполагает Луи, больше напряжённо, чем удивленно. — Ты действительно дельфин, не так ли? Лицо Гарри всё ещё выражает какую-то окостенелость, но выражение глаз выдаёт его. Луи может видеть горящие угольки страсти в них, даже если они лишь мимолётны. — Очевидно. — Но что ты делаешь? Ты должен специализироваться на чём-то конкретном? — Я специализируюсь на всём. Права человека не являются областью сами по себе, так что я работал во всех их сферах. Права заключенных и жестокое обращение с ними, дискриминации на рабочем месте, экологические преступления. Это мои топ-три области. Я имел дело с иностранными должностными лицами и консультировал компании-миллиардеры. Также, я рассмотрел некоторые из последних громких дел против государства. Мозг Луи в ловушке из повторяющихся матерных слов. Его рот открыт в удивлении. Гарри выглядит раздражающе самодовольным. — Так. Ты один их тех, кто ходатайствует в суде за то, чтобы наградить наших жестоких заключённых улучшением условий жизни и выступает за их досрочное освобождение? Луи поднимает брови в вызове, скрещивая руки на груди и наклоняясь вперёд. Гарри совсем не выглядит возмущенным, скрывая быструю вспышку раздражения, которая испарилась так же быстро, как и появилась. — Я не ходатайствую о досрочном освобождении, это не моя область. Хотя даже если бы и была, я бы не сказал, что это проблематично. Грудь Луи наполняется досадой. Он пугается, когда Гарри толкает его обратно, чтобы он встал на пятки, дёргая уголки рта в улыбке. Луи даже не осознаёт, что пытается казаться выше. — Есть сильные и неопровержимые доводы в пользу того, что в борьбе с преступностью времяпровождение в тюрьме чрезвычайно неэффективно. В сущности, это лишь представление наших неверно сформированных мнениях о преступности и это ошибочно. Я видел это, поверь мне. Что касается агитации за жестоких заключённых, Луи, в наших тюрьмах нет камер для самых жестоких членов общества. Большинство из них ходят по улицам, и это немалая часть всего общества. Даже так, большинство из них похожи на нас; они люди и, следовательно, испорченные уже по определению. Да, может быть, то опасно, но они нуждаются в надлежащей помощи, а не грубом отношении. Что более важно, большинство заключённых абсолютно неопасны. Они сидят за мелкие преступления и незначительные нарушения закона. — Я не говорю, что они не люди, — ворчит Луи, — я просто говорю, что они не такие, как мы. Они совершили дерьмо, которое я бы никогда не сделал, но мы те, кто должны платить за их грехи. В буквальном смысле. Лицо Гарри недоверчиво напрягается, и он смеется, сухо и насмешливо. Луи ненавидит этот звук. — Платить за их грехи, — повторяет он. — Серьёзно, Луи? Ты такой примитивный? Рот Луи открывается от удивления, и он рвано дышит, тепло бежит по его позвоночнику. — Да как ты смеешь— — Ты говоришь, что я смотрю на других людей свысока, Луи, что я никогда не «работал» себе на пропитание, но как насчёт остального мира? Что насчёт людей, чей статус даже ниже твоего, которые не трудятся себе на еду, потому что они безработные или бомжи? Ты заботишься о них? Они интеллектуально не уступают тебе и не жестоки по своей природе, и, к тому же, они никогда не будут равны тебе. Они ниже тебя, но не потому, что заслуживают этого, а потому что они бедные, потому что они не имеют доступа к услугам, которые мы считаем само собой разумеющимися. Жизнь повернулась к ним плохой стороной, но разве это каким-то образом означает, что они заслуживают страданий? Ты знаешь статистику, Луи? Потому что я знаю. Они не могут найти прямую причинную связь между беспризорностью и преступностью, но это практически одна и та же вещь. Да, эти люди могли совершить «дерьмо», которое ты бы никогда не совершил, но, может быть, они так же испытывают дерьмо, которое не испытываешь ты. — Им нужно было сделать непростой выбор, и, возможно, иногда они выбирали неправильно. Но вместо того, чтобы рассмотреть тот факт, что ведёт их дальше по этому пути или, что более важно, помочь им найти выход, мы запираем их. Мы заталкиваем их в грязные камеры без какой-либо эмоциональной поддержки, и они живут все вместе, с малой частью жестоких преступников, которые могут негативно влиять на них. Мы позволяем им думать, что они не имеют значения, и что общество не поможет им, а потом им приходится снова учиться тому, что они должны заботиться о себе, потому что больше некому. И потом, после всего этого, мы отправляем их обратно в ту же ужасную ситуацию с негативным отношением к ним и ещё ожидаем от них какого-то волшебного изменения! Незначительное увеличение налога для системы, которая не работает? Ты прав, это смешно, но предположить, что этим людям не нужны наши деньги или наша помощь? Луи, я думал, что ты выше этого. Никто никогда не разражался такими уверенными тирадами в разговоре с Луи. Дыхание Гарри чуть ускорилось, и его щёки порозовели и покрылись яркими пятнами от страстной речи, что он только что произнёс, хотя он из-за всех сил пытался сохранять спокойствие. На уровне оправданной ярости, он спокоен как огурец, и Луи в замешательстве. Теперь для него очевидно, что внешняя жесткость Гарри несравнима с эмоциями, что ураганом вьются внутри него. Это словно жаркое пламя внутри него, которое просто лижет его кожу изнутри и ждет того, чтобы быть освобождённым, но что-то подсказывает Луи, что Гарри старается сдерживать это в себе как можно дольше. Проблема в том, что Луи не может понять, почему. Член Луи практически пульсировал в штанах, его сердце билось вдвое быстрее, и даже если Гарри назвал себя дельфином, совсем не означает, что он не имеет острых как бритва зубов. Это странное сочетание чего-то эротического и милого. — Никто никогда не представлял этого в таком свете раньше. Я никогда не думал о том, каково это для заключенных. Я читаю газеты каждый день, и там всегда есть кто-то, кто выступает за суровое наказание или ужесточение условий тюрьмы. Может быть, где-то по пути мне немного промыли мозги. — Луи пожимает плечами, немного смущённый теперь тем, что он думает об этом. — Я не такой умный, как ты. Рука Гарри хватает его в месте чуть ниже локтя. Он опускает её вплоть до запястья Луи, слегка сжимая. И хоть его прикосновение мягкое, тон его нетерпящий возражений. — Это не правда. Луи немного растерянно моргает. — Я- В этот момент подходит Элеанор с напитком в руке и написанным на лице сильнейшим интересом. Луи начинает вспоминать совет Найла о «продуманных деталях». Луи представляет их знакомство друг с другом с той или иной степенью честности… — Элеонор, это Гарри. Гарри — напыщенный тридцати-с-чем-то-лет адвокат, недавно разведённый, имеет склонность унижать тех, кто его раздражает. Луи хмурится, думая, может, он с последней частью ошибается… — Гарри, это Элеонор, модель в отставке, чьё жалкое существование состоит из нытья на всю нашу клиентуру. Она обожает вставлять едкие замечания, которые больше оскорбительные, чем едкие, и поправляет свой макияж каждый час. К сожалению, это не выйдет очень хорошо. И вместо этого Луи указывает на Гарри бокалом шампанского. — Элеанор, это Гарри Стайлс, один из лучших адвокатов Лондона. Мой старый друг из Донкастера. Гарри выглядит немного удивлённым этой милой характеристикой и, возможно, даже чуточку раскаивающимся. Возможно, он сожалел о своей болтовне на Рождественской вечеринке? Я полностью выше него, напоминает себе Луи, стряхивая странное чувство, оставленное последними десятью минутами. Это ощущалось, как какая-то перевёрнутая шиворот-навыворот мечта. — Гарри, это Элеанор. Моя коллега и одна из моих самых близких друзей с работы. Луи и Элеанор близки так же, как Энн Хатауэй и Джеймс Франко на церемонии Оскар. Элеонор тут же начинает своё нытьё о работе и донимает Гарри расспросами об его нагрузке. Гарри кидает на Луи взгляд, полный паники, но тот успешно делает вид, что не замечает этого. Вскоре после этого их снова прерывают, но на этот раз это высокий, худощавый мужчина с короткими, грязными светлыми волосами. Гарри одаривает незнакомцу необычайно теплой улыбкой, из-за чего Луи сжимает свой бокал сильнее, чем это необходимо. — Луи, это мой коллега Люк. Он лучший адвокат, который специализируется на сексуальных домогательствах. Люк сильно хлопает ресницами, и Луи считает, что нужно вызвать скорую помощь, потому что этот человек выглядит так, словно у него какой-то приступ. — Не то, на чём я хочу специализироваться, — шутит Луи, немного грубовато толкая Элеонор локтем. Всё трое смотрят на него, словно он потерял рассудок. Вполне возможно так и есть. Когда Гарри представляет его, он тянется рукой к плечу Луи и тот спотыкается, издавая нервный смешок. — Люк, это Луи. Луи работает в издательстве и он купался голышом в моём бассейне. Это было подмигивание? И редкая улыбка? Сейчас будет неуместно поаплодировать? Луи не знал, что Гарри был способен на такие выходки! Или что у него такие безупречно белые зубы. Люк смотрит на Луи исподлобья. — Как обобщённо. Луи прекрасно знает, что он имеет в виду «пошло и банально». Его лицо пылает от смущения. Конечно, Гарри будет просто стоять, немного нахмурившись, и всё. Никаких признаков того, что он собирается кинутся на защиту Луи. И Мистер Стайлс сохраняет свой титул полнейшего придурка на сегодняшний вечер. Если бы Луи не был бы таким гордым, он наступил бы сейчас прямо на большую, клоунского размера обувь Гарри Стайлса. Он в пол-уха слушает как Гарри рассказывает о каком-то сложном случае, который сейчас консультирует. К счастью, это продолжается недолго, потому что Саймон вызвал Луи на сцену. По дороге он останавливается и улавливает обрывок разговора между Элеанор и Люком. — Гарри — это такая удача, абсолютное чудо! — взахлёб говорит Элеанор. — Поверьте мне, я заметил, — отвечает Люк, мягко улыбаясь. — Я уже сходил с ним на два свидания на этой неделе. Элеанор хихикает и поднимает голос, певуче задавая вопрос. — Я уже слышу звон свадебных колоколов, не так ли? Их восторженный смех от чего-то противен Луи, и он отворачивается от них и как раз вовремя, чтобы поймать Гарри, глядящего на Ника через всю комнату. Ещё больше неразгаданных загадок. Луи пытается перелезть через край сцены, но охранник поднимает его за талию и ставит на сцене, как малыша. Это вовсе не из-за его роста, ладно? Ему просто было трудно взбираться на край сцены, всё время беспокоясь о том, что его брюки могут разойтись по швам. К сожалению, когда охранник отпускает его, и Луи поворачивается лицом к зрителям, Гарри смотрит на него, едва скрывая свою ухмылку. Пиздюк. Он подтверждает это тем, что указывает на него, держа свой большой и указательный пальцы очень близко друг к другу, показывая рост Луи. Луи в ответ втихаря показывает ему неприличный жест и больше не смотрит на него. Когда Луи подходит к микрофону, он понимает, что тот не работает, а все вокруг говорят слишком громко, чтобы он смог привлечь их внимание. Но он всё равно старается, говоря вещи типа «Привет!», «Дамы и господа!», «Привет, мы начинаем… », но всё без толку. В конце концов он начинает чувствовать себя идиотом. — ПОЖАЛУЙСТА —, кричит он. — ПОЖАЛУЙСТА, ЗАТКНИТЕСЬ! По крайней мере, он сказал «пожалуйста». Если он хорошо представит его, может быть, Саймон забудет, что он только что орал как резаный на кучу важных клиентов. — Простите, ой, кажется, микрофон не работает. — Не все так гладко Томлинсон, но это ещё не конец. — Добро пожаловать, дамы и уважаемые господа. О черт! Я имею в виду. Дамы, вы такие же уважаемые, как и все остальные, разумеется, — руки Луи трясутся. Нахуй это всё. — Я хотел бы приветствовать Вас на сегодняшнем мероприятии, и призываю Вас поднять свой бокал в честь штуки о сопротивлении, написанной Давидом — Cycling Through Cancer. Штуки о сопротивлении!!! Пиздеееееец. Уже слишком поздно. Взглядом Луи ходит в толпе лицо Гарри, и его нос морщится в эту ужасную гармошку. Боже, Луи социально неадекватен. Явно не тот человек, который мог бы впечатлить Гарри Стайлса. Луи даже не даёт аудитории времени на то, чтобы поднять бокалы, прежде чем сильно забегает вперед дрожащим голосом. — Так-без-дальнейшей-суматохи-вот-этот-человек-которого-вы-все-так-долго-ждали. Я имею в виду, — Луи морщится, закрывая глаза и качая головой. Когда он открывает их, то видит, что Гарри наклонил голову чуть влево, словно он учится у Луи. — Не тот человек, которого вы все ждали, но человек, тем не менее! Мой босс, мистер Саймон Коуэлл! Луи практически падает со сцены. Толстый, похожий на быка, охранник снова ловит его за талию, и Луи тихо благодарит его, рывком кидаясь в туалет, чтобы опорожнить содержимое желудка.*-*-*-*-*
Что ж, это было интересное событие. Не такое унылое, как Гарри предположил, когда Люк упомянул об этом. Гарри сразу же понял, что это приглашение было с предположением того, что они появятся там вместе. Тогда он просто нанял себе отдельную машину и игнорировал все приходящие сообщения Люка о его предполагаемом времени прибытия. Не смотря на то, что Гарри ценит заинтересованность Люка в нём, он не ответит ему взаимностью ни в малейшей степени. Ему не нравится, как Люк относится к нему, так, словно он невероятно много для него значит, это лишь вопрос времени, когда Гарри добавится к его достижениям. Кроме того, между ними словно чего-то не хватало. Какого-то химического элемента. Возможно, самой химии? Электричества. Чего-то очень огнеопасного. С тех пор, как Гарри ступил на путь закона, он понял, как сильно его привлекает то, что имеет почти непреодолимые препятствия. Гарри ещё не нашёл этого в человеке, с которым хотел бы быть. Этого не было даже в том мужчине, на котором он был когда-то женат. Он все ещё в поиске кого-то, кто бросит ему вызов о принятии мгновенного решения, но никак не того, кто падок на дорогие костюмы и шикарные автомобили. Желание Гарри найти того, кто проверит на прочность его волю, звучит как бред. Он никогда даже не заикался об этом, но это нисколько не умаляет правды. Ему не нужен кто-то, кто посвятит ему всего себя. Он мог бы найти это довольно легко и, скорее всего, с кем-то вроде Люка, но это не кажется правильным для него. Однажды Гарри на кусочке бумаги от факса в своем кабинете записал всю важность имения того, чей характер для его собственного будет вызовом. Но он тут же смял его и выбросил, хотя это чувство всё равно осталось. Я не выношу тех, кто начинает меня мгновенно обожать, и обожаю тех, кто искренне не выносит меня. Я сильно влюблюсь только в тебя, того кто сильно ненавидит меня, но страстно любит мой невыносимый характер. Гарри знает только одно — он не хочет идти на поводу у простого желания. Он хочет сгореть в этом. Сегодняшняя встреча с Луи навеяла какую-то ностальгию, которую он не почувствовал на Рождественской вечеринке. Честно говоря, из-за жестокого сообщения от бывшего мужа, которое он увидел тем днём на своём автоответчике, Гарри был не очень настроен на общение в Рождество. Он помнил Луи как кого-то из своего прошлого, но не помнил их точную историю. Гарри думает, что не видел его с тех пор, когда они были детьми, может быть, им тогда было около двенадцати или тринадцати лет, не больше. Они не часто видели друг друга в то время, потому что их родители находились в разных кругах общения, а сами они ходили в разные школы. Гарри никогда не знал многого о Луи и его семье, но мама Гарри приглашала маму Луи на чай каждую среду. Луи всегда приходил с ней, но это продолжалось не больше года или двух. Когда Гарри видел его, он еле успевал и слово вставить, но это было не важно. Не тогда, когда был Луи, такой громкий, шумный, но восхитительно застенчивый, когда думал, что сказал какую-то глупость. У него были высокие скулы, красивые, блестящие голубые глаза, и, видимо, он любил купаться голышом в бассейне Гарри. Сам Гарри не помнит об инциденте с бассейном. Зато он помнит, как его мать кричала на него утром, когда застала его, отстирывающим свои простыни в раковине прачечной. Гарри сгорал от стыда — это был его первый эротический сон и он был о мальчике. О Луи Томлинсоне, если быть точным. Это было ужасно. Гарри отрицал корень его чувств на протяжении многих лет после случившегося, но сейчас он не может отрицать, что это был один из многих поворотных моментов в его примирении с собственной ориентацией. Он не устанавливал связь между происшедшим и Луи в течение длительного времени, но сейчас он помнит, как поджимались пальчики на ногах, и липкое мокрое ощущение в штанах, когда он проснулся после оргазма. Он хорошо помнит первую встречу с Луи, и то, каким он был тихим и замкнутым, как его красивые голубые глаза выглядывали с любопытным блеском из-за юбки мамы. Гарри едва мог скрыть свой трепет перед ним. У Луи были самые крохотные, самые изысканные ручки, которые Гарри когда-либо видел у мальчика, и короткая, пушистая стрижка, которая сильно напоминала Гарри утят, которых он кормил на пруду. Гарри называл Луи утёнком в своей голове гораздо дольше, чем имел храбрости, чтобы признать это, учитывая то, что случилось, когда он случайно проговорился. Луи был сложным, и вовсе не удивительно, что он дразнил Гарри. Он продолжал спорить насчёт «Бриолина», а Гарри упорно настаивал на том, что они должны посмотреть «Реальную любовь». Была небольшая вероятность того, что Гарри был так же труден, как Луи, но это действительно было не важно, так как они были в доме Гарри, а не Луи. Луи требовал, чтобы он выбирал фильм, потому что он был гостем, но этот милый идиот настаивал на прямо противоположном на прошлой неделе, когда они были в его доме. Никто не может играть сразу в двух направлениях. Лишь у Луи нет проблем с такого рода лицемерием. — Луи, мы смотрели «Бриолин» последние два раза, когда виделись. Это пустая трата времени, — простонал Гарри, закрывая руками лицо. Луи толкнул его, и Гарри упал спиной на подлокотник дивана, а затем получил ещё и удар в живот. — Ауч. За что? — на выдохе протянул Гарри. — Неужели ты такой ничтожный? Луи взглянул на него широко открыв глаза, и Гарри понял, что всё окончательно испортил. Нижняя губа Луи задрожала, а голубые глаза начали наполняться горячими слезами. Тихий всхлип сорвался с губ мальчика, и сердце Гарри ёкнуло. Он подвинулся диване и прилепился к груди меньшего мальчика. — Ой нет Луууууууу, я совсем не это имел ввиду! — запричитал Гарри и подвинулся ещё ближе к Луи, полностью накрывая трясущееся от плача тело своим собственным. Он накрыл щёки Луи своими ладонями и провёл большими пальцами по его скулам. — Не плачь! Я знаю, как сильно ты любишь «Бриолин», Лу. Я не оскорблял его! Мы посмотрим его. Правда, посмотрим. Только, пожалуйста, не плачь, утёнок. Луи мгновенно прекратил плакать и с каким-то булькающим звуком оттолкнул Гарри от себя, заставляя его уйти на другую сторону дивана. Его глаза вдруг стали очень сухими и исчезли крики и хныканье, он словно и не рыдал здесь несколько секунд назад. — Как ты только что назвал меня, Хазза? И даже не думай соврать. Гарри покачал головой в недоумении. — Разве ты не плачешь? Луи, слегка ухмыляясь, пожал плечами. — Я могу быть хорошим актёром, когда мне нужно. — Челюсть Гарри упала, и он нахмурился ещё сильнее. Луи хихикнул. — Ладно, тебе не следует оскорблять «Бриолин» при мне! Но ты не уйдёшь от ответа на мой вопрос. Так как ты меня назвал? Гарри перебирал распустившиеся нитки на лежащей рядом с ним подушке. — Не знаю, о чём ты говоришь. — Ты назвал меня… — скрипя зубами, произнёс Луи. — утёнком. Гарри вздохнул в поражении, закатывая глаза. — Хорошо, да, я назвал тебя утёнком. Маленькая уточка. Маленький пушистый Луи. Я подумал, что тебе это подходит. — Луи был в ярости, его рот превратился в тоненькую ниточку в нижней части лица. — Это просто, из-за твоих волос, они мне напоминают, ну ты знаешь. Утёнка. Не стесняйся этого! Мне нравится. Это просто… — Напоминает тебе о пушистом милом детёныше какого-то животного? — безразлично продолжил Луи. Гарри хихикнул и потянулся, кончиками пальцев задевая концы мягких волос Луи. — Да, — он усмехнулся, — немного. Луи в размышлении закусил губу, а потом протянулся и схватил DVD диск «Бриолина» со стола. Улыбаясь, он кинул его на колени Гарри, который вопросительно поднял брови. — Если ты посмотришь со мной… — Луи закусил губу сильнее, как будто его жизнь зависела от этого решения. Он был чрезвычайно милый. — Я позволю тебе называть меня уткой. Нет, 'утёнком', 'утёночком' или 'маленьким пушистым Луи', — добавил он быстро, — нет, просто уткой. Идёт? Глупая улыбка Гарри растеклась по лицу от уха до уха. Он с характерным хрустом открыл DVD, лежащий на его коленях, и Луи начал подпрыгивать на подушке, восхитительно неусидчивый от волнения. — При одном условии. — Я уже дал тебе твое условие! — заскулил Луи. — Пожалуйста, Хазза! Гарри сжал извивающиеся ноги Луи, его сердце распирало от любви к взволнованному мальчику рядом с ним. — Всё, что я хочу… это обнимашки? — Гарри неотрывно смотрел на него, а потом надул губы для достижения наилучшего эффекта. — Пожалуйста. Луи неверяще засмеялся и взял диск из руки Гарри. Он вставил его в ноутбук и повернулся к Гарри, фыркая. — Когда это тебе надо было спрашивать об обнимашках? Гарри улыбнулся ещё шире, что, вероятно, выглядело жутковато. Луи смеялся над ним, переползая к парню на колени, пока Гарри повернулся и нажал на плей. Гарри опустил руку на его поясницу, а Луи положил голову на ключицы Гарри, оборачивая руки вокруг талии Гарри. — Что насчёт… утёнка? — Гарри прошептал, проводя носом по волосам Луи. Луи поежился и прижался ближе к кудрявому. Гарри знал, что он так сделает. Затем он потянулся к уху Гарри и прошептал. — Хорошо… котёнок. Гарри застонал, Луи захихикал ему в шею, как и на сцене на пляже, что проигрывалась перед ними. Это было началом множества тошнотворных прозвищ, которые они давали друг другу и всё потому, что Гарри не мог удержать свой глупый рот на замке рядом с Луи. Теперь странно думать о том, как они были близки в этот короткий период времени, о том, что Гарри был уверен, что никогда больше не встретит никого, столь интригующего, как Луи. Это всё еще могло бы быть правдой. Гарри просто не до конца убеждён. Ты не встречаешь людей, которые изменят твою жизнь, когда тебе двенадцать или тринадцать лет. Когда мама Гарри перестала приглашать маму Луи на чай каждую среду, это не казалось чем-то серьёзным. Они бы видели друг друга в другом месте, и их дружба бы сохранилась. За исключением того, что они плыли в неизвестные края. Они забыли, что всё ещё зависят от своих родителей, чтобы довести их до места встречи и организовать ночевку. Тот факт, что они ходили в разные школы, делал всё ещё сложнее, как и тот, что их друзья открыто презирали друг друга. Кроме того, когда тебе тринадцать, ты заводишь новых друзей каждую неделю, и это совсем не катастрофа, когда ты перестаёшь общаться только с одним. Луи был другим другом для Гарри, таким, с которым он мог бы провести двадцать четыре часа и даже не заметить, как быстро летит время. Это было редкостью. Однако это не мешало ему отвлекаться и забывать, насколько он искренне наслаждался компанией Луи, в отличие от остальных его друзей. К тому же, Луи, казалось, был тоже доволен. Однажды днём, когда Гарри не видел Луи уже несколько месяцев, он шёл домой после урока фортепьяно и по дороге случайно столкнулся с Беатрис, и она спросила его, как дела. Когда он спросил её о Луи, она сказала ему, что толком не видела его с тех пор, как он пошёл в новую школу. Видимо, Луи очень хорошо поладил с новыми ребятами. Гарри был ни капельки не удивлён. Он почувствовал тоску, когда услышал о том, что Луи прекрасно обходится и без него, но это лишь подтвердило то, что он сам уже подозревал, что они предназначены для разных путей. Гарри был более чем счастлив в своей школе и кругу друзей. В то время ему казалось, что Луи был таким же, как любой другой мимолетный друг, что он имел в детстве. Стоящий времени, проведённого с ним, но уж точно не незаменимый. Только очень много лет спустя, что Гарри начал понимать деление общества на классы и то, как класс Луи отличался от его. Классовая система не уже существует в таком виде, в каком она была в 1800-х, но она всё ещё остаётся активной, даже если об этом не говорят. Несмотря на то, что говорили ему родители, Гарри никогда не считал себя выше Томлинсонов или других людей, похожих на них. Однако он всё больше осознавал, что он должен делать. Гарри знал, что ему отведена роль в притворных социальных связях. Ты должен относиться ко всем, как к равным, но только настолько, чтобы успокоить тех, кто ниже тебя, но и не достаточно, чтобы заставить их чувствовать, словно они тебе ровня. Гарри был хорош в этом, даже, пожалуй, слишком хорош, но он всегда оставлял своё глубоко зарытое чувство морали нетронутым. Его удивило, и, возможно, даже привело в ярость, то, что его мать предложила ему Луи как потенциального партнера. Это обличало всё её тихое отчаяние по поводу того, чтобы Гарри нашёл себе кого-нибудь, чтобы наконец остепениться и на этот раз успешно. Честно говоря, ярость Гарри ни сколько не относилась к самому Луи, который был бы хорошим партнером, но не обязательно для Гарри. Нет, Гарри был возмущен тем, что его мать возродила свою дружбу с Беатрис только в надежде, что Гарри сделает Луи своим. Гарри предполагает, что он должен быть рад, что его мама поддерживает его «стиль жизни», но не тогда, когда в этом замешана честь другой семьи. Даже смешно, каким завороженным Гарри становится, когда дело доходит до Луи. Он никогда не встречал кого-то такого же легко теряющего самообладание и сильно гипнотизирующего. Как будто каждый раз, когда Луи входит в комнату, сверху обрушиваются снопы света и половина кислорода в комнате высасывается его присутствием. Наверно это объяснило бы, почему Гарри чувствует себя настолько не в себе* рядом с ним. (*опять же прекрасная игра слов в оригинале — light head, если переводить дословно, то это будет звучать, как «освящённая голова» и, ну фишка со светом, исходящем от Луи и всё такое) В блестящем пиджаке и во всём тёмном Луи выглядит до неприличия роскошно. Это идеально подходит ему, не говоря уже о контрасте между нарядом и неземным блеском его глаз. Он не выглядит так, словно у него абсолютно нет вкуса, как Гарри грубо прокомментировал тогда. Наоборот, пушистый утёнок Гарри сформировался в чёрного лебедя. К счастью, он всё ещё совершенно крошеный. Грудь, талия и всё остальное такое миниатюрное. Но его внутреннее сияние нисколько не уменьшилось. И опять же, в то время как его одежда является смелым выбором, сам Луи не кажется таким уж уравновешенным. Возможно, Гарри следовало ожидать этого. Самообладание Луи не та вещь, которой можно похвастаться, но наблюдать за ним на сцене было гораздо болезненнее, чем ожидалось. Это как смотреть на то, что происходит с кусочком бумаги после того, как ты бросаешь его в огонь. Наблюдать за тем, как он сворачивается, а затем чернеет, быстро исчезая в никуда. Гарри заметил слабую дрожь в руках Луи и его покачивание с пятки на носок. Гарри сделал шаг в его сторону, а потом ещё и ещё, когда он заметил, как охранник грубо схватил Луи за талию. Но потом Луи убежал в туалет, и хотя первым порывом Гарри было броситься за ним, он быстро понял, что устроить сцену было не самым лучшим решением. Вместо этого он решил дождаться возвращения Луи. А пока он решил занять себя разговором с самим собой и, когда Луи вернётся, Гарри, наконец, извинится за то, что вёл себя как чудовищная задница. Он даст Луи понять, что не имел в виду всех тех ужасных вещей, что наговорил, и что он всегда готов открыть свои объятия, если Луи нужно будет скрыть свой румянец в груди Гарри, к которому он так склонен. Речь шла о времени, когда Гарри научился делать комплименты, так чтобы они не звучали как оскорбление. Это было время, когда он научился проявлять доброту без превосходства. Да, он сделает именно так. К сожалению, Люк втянул Гарри в беседу около пяти минут назад. Это заставило его нервничать и переживать, потому что ему пришло сосредоточиться на чем-то ещё, кроме Луи, но потом они разговорились о войне на Ближнем Востоке, и теперь Гарри потерялся в обсуждение этики и политической власти. Его сознание вернулось, когда он обернулся, чтобы захватить напиток у ближайшего официанта и столкнулся с разрушенным взглядом Луи, который стоял один, выглядя абсолютно униженным и оскорбленным. Он выглядит бледным и изнемождённым, уголки его глаз покраснели. Плечи заметно опущены, и он проводит ладонями по пиджаку, прежде чем сделать обескураживающе большой глоток своего напитка. Сердце Гарри подскакивает в горле, и всё его тело дрожит от нужды и желания подойти и утянуть Луи в самые крепкие объятия в его жизни. Ему кажется, что Луи не стал бы драться с ним сейчас, что он рухнул бы к нему в руки, и Гарри бы держал его так всю жизнь. Возможно, Гарри увёл бы его отсюда и обнял снаружи. Может быть, он, наконец, скажет, что он должен был сказать на той ужасной Рождественской вечеринке. Гарри хочет сказать Луи, что тот имеет больше мужества и убежденности в одном только мизинце, чем Гарри во всём теле… и он адвокат, ради Бога. Гарри хочет, чтобы Луи знал, что он ни разу не посмотрит на него, словно он меньше, даже если это удивительно сложно сделать, учитывая его высоту. Гарри делает шаг в сторону, намереваясь найти его. — Пожалуйста, простите меня. Мне кажется, мне- Его слова летят в пустоту. Он замирает. Ник-грёбанный-Гримшоу подлетает к Луи сзади и сжимает его задницу, аккуратно оборачивая вокруг него руки, пока что-то интимно шепчет на ухо. Сердце Гарри падает в живот, где оно утонет в кислоте, вместе с останками умерших бабочек. Бабочки родились вместе с тем дрожащим ощущением, которое возникло, когда некоторое время назад Гарри посмотрел вниз и увидел Луи, прижатого к его груди. Так, а вот сейчас он уже ставит под сомнение вкус Луи, и, возможно, даже его вменяемость. Не Ник чертов Гримшоу, не может быть. Луи не может встречаться с этим мудилой. Не Луи. Но, увы, маленькая рука Луи тянется к руке Ника, и тот выводит его из комнаты, прижав свою руку к пояснице Луи и слишком близко к его заднице. Долбанный Гримшоу. Возможно, он не всем виноват. Может быть, всё было бы по-другому, если бы Гарри обращался с Луи должным образом. Ну, не как возможный поклонник, в любом случае. Гарри задался вопросом, что бы было, не соверши он самую убогую ошибку в своей жизни. Кажется это уже край, а Гарри не склонен к драматизму. Неожиданно он обнаружил в себе пристрастие к странным, похожим на эльфов мужчинам, с ужасными социальными навыками и просто душераздирающими морщинками. Как мягко и заманчиво Луи выглядел, полностью печальным и податливым, стоя там, сжимая свой стакан и смаргивая слезы. Вся нахальность и оборонительный юмор рассеялись, и только признаки мягкой самокритики порхали над его лицом. Он казался как никогда близким. И Гарри до боли хотел до него дотянуться. Как Гарри мог быть таким жестоким на той катастрофичной Рождественской вечеринке, ведь единственным реальным оправданием такого поведения была его злость из-за развода? Единственное его оправдание, что он был в принципе разозлён. Что хуже всего — как он мог позволить этому странному, но чудесному созданию ускользнуть, как песку сквозь пальцы? Непростительно.