////
Когда Хёну наблюдает это уже в который раз, то неосознанно задумывается, что это и есть самый натуральный прокол всей его жизни. Собственно, как и прикол всей его жизни тоже. В первый раз он и не задумывался о чем-либо, особенно выходящим за рамки. Хёну, как и полагается в выходной/наконец-то, дожили/, собирается вдоволь наваляться на диване, с минимальными энергетическими затратами провести этот прекраснейший день. Мягкость подушек, умиротворяющее бормотание Чангюна под боком, собственно как и его бок под боком Хёну, треск какого-то шоу по телевизору – Шону определенно теряет грань с бренным миром, если бы не вопль. Дикий, безжалостный /по отношению к убаюканному состоянию Хёну/ и беспощадный/ по отношению к тому самому состоянию вышеупомянутого лидера/. И Шону бы не придал совершенно никакого значения виновнику вопля, если это был Минхёк/ у того всегда всё не слава богу/, Кихён/да заебали таскать хавку/, Чжухон/тот всегда громко разговаривает/, Хёнвон априори никогда не повышает голоса, он выгибает бровь не хуже смачного подзатыльника. Хёну был уверен, что жизнь ему свинью не подсунет. Свинью – нет. Хосока – как два пальца. Шону морщится, слыша вновь и вновь повторяющиеся какие-то крики, причём их характера он разобрать не может, потому что Хосок лепечет диалектом, потому что вообще вникать какого хрена не хочет, а желает тишины и спокойствия, дзэна и прочей буддистской поеботы в этот проклятый день. Чангюн смотрит на багровеющего лидера поддерживающе, с сочувствием и таким же недовольством. Но затрачивать силы не желает – лидер сейчас всем всё заткнёт. Потому, как только освобождается вакантное и тёплое место на диване, быстро переползает на него, разбрасывая рукиноги по всему периметру, пока не приперлись оккупанты. Чангюну хорошо и у него абстракция. Чангюн держит место для Шону. Хёну удивлённо пялится на поникшего Хосока, опустившего голову, и его оттопыренные уши впитывают каждое слово, как губка. Кихён злой. Кихён разъярённый и крайне не согласен с тем, что Хосок тут торчит. – Мог бы нормально спросить потом, а не лезть, когда я готовлю. Я не хочу на завтрак, который, уже к слову, обед, непоймичто твоих рук приготовления, – Кихён выпинывает Хосока на пару с Шону, который не причём и элементарно хотел навести порядок, а в итоге вывели его. К чертям. Из кухни. – Хён, – виновато тянет Хосок. Шону слегка удивляется такому уважительному обращению, тот в особо серьёзных случаях так обращается, но всё равно кивает головой, мол, спрашивай. – А вот ты когда-нибудь любил? Вот так, чтобы аж дух захватывало? – Вонхо смотрит так, что Хёну несколько передёргивает от вопроса, заданного Хосоком. Это в корне неправильно, что он слетает с уст Вонхо. – Любил. Буквально две минуты назад, – Шону делает серьёзнейший вид, видя загоревшиеся глаза Хосока. Тот, небось, ожидает душещипательной истории, кого там любил две минуты назад лидер. Где он был. И с кем. – Дух захватывало так, что передать не могу. Это на всю жизнь, понимаешь? Мягкость, тепло, идиллия. Я наслаждался его обществом. – А кто она? – у Хосока оттопыриваются от дьявольского интереса уши, кончики которых начинают медленно алеть, глаза горят от жажды провокационной информации – в Хосоке откровенно просыпается бабья натура. – Диван, Хосок! – Шону отпускает Хосоку щелбан и с гоготом смывается обратно под бок к Чангюну. Которого он, собственно, и описал про эти две минуты назад. Хосок закатывает глаза, мысленно бросая и вот это вот наш лидер.////
Шону успевает задремать, разнеженый всё тем же диваном и обществом Чангюна, только вот: –Хён, – раздается где-то над головой, Хёну открывает один глаз и сразу же закатывает оба. – Какого хрена, Вонхо? – не то вопрошает, не то взмаливается лидер, хныча от раздражителя. Н-да, не отдохнёт он сегодня. – А если серьёзно? Как ты относишься к любви? Шону просыпается от осознания характера вопросов, ещё не до конца вникая в их суть, но то, что это всё происходит в выходной, слегка отталкивает его от понимания. – Боже, Хосок. Серьезно. Люблю диван, вот видишь, как мы счастливы. А разбудишь Айэма – отпинаю. Вонхо затыкается и молча уходит из гостиной, скрипя зубами. Видно не судьба посоветоваться с самым мудрым из всего табуна.////
На третий раз Шону сталкивается с этим вопросом и умоляющим взглядом вокалиста буквально после обеда. Шону не нравится внешний вид Вонхо, как потеряшка, вот честное слово. – Любовь. Если это не чрезмерная любовь к себе, то хорошо. Собственно, как ещё можно относиться к тому, что ты влюблён. Что у тебя действительно настоящие и искреннее чувства к другому человеку, если ты его хочешь сделать счастливым. Когда ты действительно готов поделиться своим теплом, рука в руке и всё такое, – Шону не мастерски и философски описывает своё отношение, но суть передает доходчиво. Хосок тушуется, часто облизывает губы и мнет пальцы. Шону выжидающе смотрит. Хосок впивается взглядом в свои полосатые носки с пикачу. Шону закатывает глаза. –Хён. А вот если это не совсем девушка? Точнее вообще не девушка? Хёну истерически гогочет. Что-то это хосоково вообще не девушка ему знакомо. Его вообще не девушка сейчас дрыхнет на диване, предусмотрительно заняв его полностью со сбережением места для самого Хёну. – А какая, собственно, разница, с кем тебе заебись? Хосок неопределенно ведет головой, то ли соглашаясь с мудростью, то ли обречённо. Ну, зато узнал отношение лидера к однополым парам. Да и к парам вообще.////
В четвёртый раз за день судьба подсовывает Шону нервного вокалиста, когда тот плетется в ванную. Слыша за спиной шаги и тихое, но мелодичное хосоково «хён», тот ускоряет шаг и закрывается в ванной. На защёлку. – Хён, – опять это хосоково, Хёну психует и громко шипит в дверь. – Да боже, иди мудачить в другое место!////
Шону мысленно сочувствует Хёнвону, которому посчастливилось быть лучшим другом этого ушастого нечто. – Хён, – лидер вздрагивает от этого голоса в своей комнате, ещё чуть-чуть и он будет откровенно шарахаться и везде носить с собой электрошокер. – А вот куда бы ты пригласил на первое свидание? Куда бы сходить? – Тебе? Нахер из моей комнаты! Брошеный кумамон глухо ударяется о закрытую дверь, Шону тихо стонет, почему он не попал в голову назойливому вокалисту. И всё бы ничего, если бы Хёну это не зацепило. Десять минут он анализирует ситуацию, к слову неприятнейшую, потом задумывается о причине. Знаешь причину – знаешь результат, Шону начинает серьёзнейшую мозговую операцию, штурм и копается в причинах хосокового неадеквата. Первым напрашивается вывод, что это парень. Ну не стал бы Хосок интересоваться у Шону, как тот к совсем не девушкам относится. Вторым напрашивается вывод, что у Хосока это ещё неопределенно и что он как раз собирается пойти на первое свидание, но ответа ещё не получил, так как не предложил пойти куда. Третьим напрашивается пойти и извиниться перед Вонхо, четвёртым – в лоб спросить, чтоза. Что он и делает. Он находит его на кухне, когда уже все уползли к дивану с плазмой, хомячат попкорн и заливают чистый ковёр колой. Хёну слышит опять вопли, теперь уже Чжухона, который отчитывает Минхёка. У того опять всё не слава богу. – Хосок, – тихо тянет Шону, присаживаясь рядом с поникшим вокалистом. Тот притих и покорно ждёт, что опять выкинет лидер. – Узнай, что он любит, туда и своди. Даже если это элементарно парк аттракционов, ему же это важно. – Откуда знаешь, что это – парень? – Хосок нервно сглатывает, шокировано распахивает глаза и оттопыривает уши. Хосоку становится не по себе, что Шону мог догадаться, хотя, как казалось Вонхо, он не мог проколоться, потому что даже он не в курсе. – Не думаю, что вопрос о нетрадиционных отношениях был чисто из любопытства и для общего развития, - Шону добродушно улыбается, чем подпитывает силами самого Хосока. Тот за целый день действительно поел нервов, слыша какую-то хрень вместо нормального и адекватного ответа, хотя и задавал вопросы немного по-дебильному. – Да и собственно, когда начинаешь с кем-то строить отношения, то меньше всего задумывайся о мнении остальных. Мне приятно, что ты спрашиваешь у меня такое, но весомым должен быть твой аргумент, твой. Хосок улыбается и хочет что сказать, как на кухню медленно заходит Хёнвон. Сонный, растрепанный и с ярким отпечатком подушки на щеке. Вонхо смотрит на часы – почти шесть вечера, улыбается шире при виде друга, помня его вечный совизм. Для него за счастье проспать весь день. Вонхо ловит его каждое движение, как тот достает чашку, как включает электрочайник и спрашивает у них, будут ли. Хосок/естественно/ соглашается, Шону отказывается и внимательно смотрит. Настораживает, при лучшем друге Вонхо вообще ни словом о предмете воздыхания, что наводит на смутные мысли. Когда перед Вонхо возникает чашка с кофе, а Хёнвон уходит в гостиную теснить остальных своей тощей задницей, то Шону ловит разочарованный и глубокий вздох от Хосока. – Он знает? – Шону кивает в сторону ушедшего Хёнвона и щурит глаза. Хосок откровенно пугается и давится кофе, чудом не опрокидывая на себя чашку. Хосок мнется, опять тушуется и сверлит взглядом чашку. Думает долго, ровным счётом как и собирается с мыслями. Шону, как-никак, обязан знать об этом. – Это и есть он. Теперь очередь тушеваться, теряться и давиться приходит Шону. Хотя. Он-то в таком же положении. Вот только о взаимности может мечтать да додумываться. – Тогда, – после минутного молчания тянет Хёну. – Для вас будет идеальным проспать весь оставшийся остаток дня, ему явно не в кайф переться куда на ночь глядя с учётом завтрашнего подъёма в пять утра. – Только будьте уверены в том, что в случае чего никто из вас не покинет группу, без скандалов и прочей херни. Я вас группой брал, я вас такими же и отдам. Хосок смотрит удивлённо, слегка ошарашено, а потом/когда доходит/ крепко обнимает за шею лидера. Всё-таки хорошо, что это именно он. Шону улыбается в ответ, смотрит вслед ускакавшему Хосоку и мысленно задумывается о Чангюне. Всё же стоит продолжить теснить его своим присутствием. Хёну плетется медленно, уныло и без особого энтузиазма устраивается на полу, возле Минхёка. Тот поглощен сюжетом, колой и попкорном. Ровным счетом, как и все остальные. Зоркий взгляд лидера натыкается на хмурого Хосока и Хёнвона. То ли всё плохо. То ли всё очень плохо. Шону наблюдает за Хосоком, тот что-то строчит на телефоне, через минуту к своему телефону лезет Хёнвон и доходит, что эти двое переписываются. Хёну хмурится, начинает обдумывать, а что, если. А что, если всё полетит к ебеням? Полным и необратимым? Хёну, откровенно говоря, как и всё остальные, не готов. Никак. Вообще. Шону упускает тот момент, когда Хёнвон засыпает на плече Хосока, предварительно закинув на того ноги и крепко обняв руками за пояс. Хосок хмурится. Для Хёнвона это привычная выходка. Шону развисает только тогда, когда Хосок уводит спать Че, крепко держа за талию. Он решает заглянуть к Хосоку, как все расползутся по кроватям. Но совершенно забывает об этом, когда его странным образом отрубает, стоит тому перебраться на диван под бок Чангюна. – Хён, –тихо тянет макнэ, слегка тормоша Шону. Тот неохотно просыпается, смотрит расфокусировано и грустно даже. – Идём спать, завтра подъём в пять утра. Хёну не может не согласиться. Вот только по пути заглядывает, как и думал, к Хосоку. Он тихо, без шороха и шума просовывает свою голову, в темноте пытается что рассмотреть, но нихера не выходит. Только когда Хосок, который не спит к слову вообще, включает ночник и показывает большой палец лидеру. Шону видит идеальную улыбку Хосока. Счастливую. И макушку Хёнвона, мирно лежащую на груди Хосока. К слову, того самого Хёнвона под боком у счастливо лежащего Хосока. Шону желает спокойной ночи, с улыбкой упархивает к себе в комнату. Теперь у него есть весомый повод попытаться потеснить Чангюна. Только уже с совершенно иным контекстом.