Цепная реакция

Как-то раз в детстве Малфоя укусила пчела. Он гулял по огромному саду вокруг поместья, в то время как его мать бережно и придирчиво осматривала бутоны только что начавших распускаться роз и наказывала садовнику, что и как с ним делать. Драко был еще слишком мал, он научился ходить не так давно, и, чтобы получше рассмотреть цветы, ему пришлось встать на носочки. Видимо, как раз тогда, когда он изучал покрытый капельками росы бутон, в его детский ботинок пчела и пробралась. Стоило Драко сделать шаг, как острое жало тут же впилось в кожу. С тех пор Драко не переносил роз. И, если бы его спросили, на что похож страх, он бы сказал – на укус пчелы. Он вонзается в грудь внезапно и тут же доставляет оглушающую боль. Первый приступ проходит быстро, становится легче дышать, и кажется, что этого выстрела в самое сердце и не было. К горлу даже поступает иллюзорная розовая радость – надо же, так быстро отмучился. Но очень скоро боль возвращается, и теперь она находит медленно, как приливные волны, накрывает с головой, и с каждым толчком, с каждым новым биением в теле становится лишь сильнее, набирает обороты до тех пор, пока не превращается в невыносимую, нестерпимую. Это чувство было знакомо Драко слишком хорошо. Он испытывал его, и не раз, он ощутил его на себе во всей полноте, во всей глубине цвета и красок, и мог разобрать его на составляющие с легкостью опытного зельевара. Наверное, очередной приступ страха должен был настигнуть его и сейчас. Но его не было. Не было вообще ничего, кроме ощущения невыносимой, свинцовой тяжести во всем теле, тянущей ко дну. Драко тонул. И, кажется, это было не только фигурально. Он чувствовал, как вода попадает в глаза, нос и рот, как заливается в уши, как холодные струи пропитывают его одежду, заставляя ее липнуть к телу. Он не помнил, как оказался в воде, что произошло. Может быть, это не имело и вовсе никакого значения, ведь страха-то не было. Драко не пытался сопротивляться. Ни единого движения, ни одной вялой или хрупкой попытки. Совсем ничего. Он видел свет над собой, искаженный и преломленный; видел жизнь, слышал чей-то до боли знакомый голос, стонущий, зовущий его, кричащий до хрипоты. Но он не двигался. И к чему? Вода приятно убаюкивает тело, нежно стискивает в своих невесомых объятьях. Проникая в легкие, она впервые дает ему ощущение наполненности и осмысленности, заполняет собой не только его внутренности, но и пустоту в душе. Малфой прикрывает глаза, но не дает векам сомкнуться – лишь слегка опускает ресницы, позволяя себе смотреть в этот меркнущий над головой свет. Может быть, лучше утонуть?.. Утонуть, чтобы вечно ощущать на себе эту ласку, эту мягкость, потому что тяжесть пропала – груза на плечах больше не было. Ни морального, ни физического. Надо же. А ведь когда-то он так боялся смерти. Теперь же… теперь он ее звал. И она что-то нашептывала ему на ухо своим низким, чуть хрипловатым голосом, перебирая его волосы. А он позволял. Подпускал к себе все ближе, ближе, ближе… Веки сомкнулись сами. И стоило глазам закрыться, как тут же появилась улыбка на губах. Медленная, сладкая истома прошлась по всему телу и по лицу. А затем он распахнул глаза. Драко больше не тонет: под ногами – ледяной и скользкий кафельный пол, на котором он практически растянулся; а Грейнджер, кое-как привалив его к стене, стараясь сохранить сидячее положение, плещет воду горстями в его лицо. Они оба – в ванной их крошечного домика. Малфой понимает это быстро, даже слишком. Практически удивительно то, с какой скоростью он вернулся к реальности. Однако понимание его – какое-то отрешенное, такое, будто бы кто-то продолжает нашептывать ему на ухо обо всем происходящем. - Слава Богу, - облегченно шепчет Гермиона, закручивая скрипящий кран. Ее руки по локоть мокрые, вся ее одежда, так же, как и у Малфоя, пропиталась водой, по полу растеклась огромная лужа. Гермиона, сидящая на полу на коленях, приваливается плечом к стене и закрывает ладонями лицо; ее плечи тяжело вздымаются и опадают. Своим жестом она просит, чтобы ей дали минутку, небольшой перерыв, чтобы прийти в себя и восстановить силы. Драко молча смотрит на нее, на ее мокрые волосы, липнущие к лицу и шее, на то, как футболка прилипает к ее телу. Капельки воды дорожками струятся по ее рукам, а затем, скатившись до локтей, срываются и падают вниз, с легким звоном разбиваясь о белесую плитку. Спустя какое-то время Гермиона убирает от лица руки. Сорвав с крючка на стене полотенце, она начинает усиленно тереть лицо. - Что произошло? – спрашивает она, отбрасывая через какое-то время полотенце в сторону, продолжая сидеть на коленях. Она пристально вглядывается Малфою в лицо. Ее голос звучит сипло, надсадно, а веки слегка припухли и покраснели, равно как и нос и щеки. - Я подумала… я думала, ты… - ее голос надламывается, и Гермиона замолкает. Но – не плачет. Ее глаза остаются сухими. Драко просто смотрит на нее в ответ, и она отводит взгляд. - Что случилось? – вновь спрашивает она, избегая смотреть на него. Она – удивительно спокойная. По крайней мере, внешне. Такая же, как тогда, в отеле. Бледное лицо, плотно сомкнутые губы. Руки не дрожат. Гермиона не говорит, как переживала за него, не бьется в истерике, не кидается ему на шею. Она просто рядом. Рядом с ним. Драко прочищает горло. Они… дома, верно? Но ведь все началось не здесь, он хорошо это помнил. Книжный магазин, книга, страницы… так почему же они здесь? - Как мы попали сюда? – спрашивает он, и его голос почему-то тоже звучит надтреснуто и сорвано. Гермиона утирает запястьем капельку воды, стекающую по щеке. Снова переводит взгляд на Драко, но смотреть ему в лицо по-прежнему не готова. - Когда… когда ты… - она запинается и сбивается, пытаясь подобрать наиболее подходящие слова. – В общем, когда все это произошло… не знаю, помнишь ты или нет… мы были в книжном магазине. Ты… ты попятился в подсобку. Как будто чувствовал, что произойдет что-то… Рабочий день как раз подошел к концу… у меня была волшебная палочка… мы трансгрессировали. С тобой началось что-то странное. Ты как будто потерял сознание, и не приходил в себя, стал очень бледный… А потом ты начал кричать. Я не разобрала ни слова, - слегка виновато. – А потом я поняла. Ты почему-то говорил, что тебе нужна вода. Я дотащила тебя до ванной, пыталась привести в чувства… Гермиона развела руками, как бы извиняясь за бедлам вокруг. Она не говорила, что ей было страшно, что она боялась. Да, это, конечно, выдавал ее голос, но сама она не говорила об этом вслух. - Я звала тебя, а ты не откликался, - ее голос снова срывается, но Гермиона сжимает руки в кулаки и старается говорить ровно. – Ничего не помогало, ты продолжал кричать… а потом внезапно все просто… закончилось. Ты смолк, и я решила, что… Она сделала прерывистый вдох, но продолжать была не в состоянии. Кажется, ее вновь захлестнули эмоции, но Гермиона решила держать их в себе. Тогда, когда Драко покупал зелье, волшебник предупреждал его – будет больно. Особенно, когда будут возвращаться ключевые воспоминания, те, которые оставили наиболее глубокий след. Но Малфой и представить себе не мог, что все обернется… вот так. Он не был готов к такому. До сих пор Драко удавалось себя контролировать, до сих пор удавалось держаться, а теперь… Ей нужны объяснения, и понятно, почему. Она хочет знать, что случилось, ведь она… Гермиона ждала, пока он скажет хоть что-нибудь, но Драко не спешил говорить. Он не хотел объяснять ей, он не был готов… Но, наверное, он должен был. Он должен был сделать единственное исключение в своей жизни. Конечно же, он не станет говорить ей о том, что связано с ней. Ей не нужно об этом знать. Остальное же… так или иначе, у него нет выбора. Никогда. И он говорит. Слова даются тяжело, произнести каждое – огромный труд. В горле словно вода булькает, он едва сдерживается, чтобы не закашляться. Драко рассказывает с самого начала. Он не сбивается, не рубит с плеча – медленно, неспешно, в своей обычной манере. Он смотрит Гермионе прямо в лицо, ни разу не отводя взгляда, не отворачиваясь. Грейнджер смотрит в пол, пока он говорит. Глубоко дышит. Изредка она замирает, изредка бросает на Драко быстрые взгляды, но понять, о чем она думает, невозможно. Она как будто надела маску – ту самую, которую сегодняшним вечером наконец сбросил он. Драко думал, что это будет быстро – о чем ему говорить? В его истории было мало действия и толика смысла. Но рассказ получался на удивление долгим. Неожиданно для самого себя он вспоминал какие-то детали, которые казались ему когда-то несущественными. Пересказывая свою историю, ему казалось, что он заново переживает все то, через что ему пришлось пройти. Драко и сам не знал, что заставляет его вдаваться в подробности, почему он не может просто обрисовать суть, сделать набросок. Он просто… говорил. Разумеется, что о содержании каждого воспоминания он умалчивал, что, естественно, не преминуло ускользнуть от внимания Грейнджер. Однако она не перебивала его, не встревала в его монолог, не требовала объяснений. Она давала ему право на молчание, на утайку, за что он безмерно ее благодарил. Драко знал – она не спросит и потом, и он уважал ее за это. - Только не думай, что это была исповедь, - произнес Драко, подведя к концу свой рассказ. Гермиона усмехнулась одними губами и посмотрела на него чуть пристальней, чем раньше. - Знаешь, а ведь когда-то ты говорил, что ни за что не расскажешь мне свою историю. Малфой качнул головой, выдавив улыбку: - Все было несколько иначе. Ты предложила свою историю в обмен на мою. А я сказал, что не хочу ввязываться в еще одну чертову сделку. А еще он сказал, что не хочет ничего о ней знать. Не хотел. Гермиона подобрала отброшенное в сторону полотенце и принялась мять и скручивать его в руках. - Так вот, значит, что с тобой происходило, - она вернулась к теме. – Что ж, наивно было полагать, что я ничего не замечала. Малфой взъерошил пятерней волосы. - Я и не полагал. Наоборот, логично было бы решить, что ты обращаешь на это внимание. Но я знал, что ты не спросишь, потому что понимала – я ничего тебе не скажу. И в этом ты была права. Я не хотел говорить. Тем более – тебе. - Но сейчас рассказал, - она прикусила щеку. Драко пожал плечами: - У меня не было выбора. Удивительно, но с места они так и не сдвинулись. На протяжении всего разговора они оставались в ванной, сидели на полу в воде и в мокрой одежде, не меняя поз, и это не казалось неловким или неправильным. И сейчас, когда, казалось бы, с главным было покончено, они тоже не торопились уходить. - Ты многое вспомнил? – спросила Гермиона, исподлобья глядя на него. - Я вспомнил достаточно. - И… это будет продолжаться? Другие воспоминания будут возвращаться? - Я не знаю. Не могу сказать, что блокировало это зелье, и о скольких вещах я временно… не думал. Гермиона чуть сменила позу. Теперь она сидела так, как тогда в парке – обхватив ноги руками и упершись подбородком в колени. - И ты не жалеешь о том, что ты сделал? Ведь теперь тебе приходится мучиться… Драко прервал ее: - Теперь? Это было всегда. Это зелье… оно дало мне небольшую передышку, понимаешь? Ведь какое-то время – пусть и очень недолгое – я жил. Жил или пытался жить. Отчего-то это очень легко – быть искренним с Грейнджер. - Но ведь были и другие способы, - тихо сказала Гермиона. – Ты мог бы извлечь свои воспоминания и… Драко понял, что она имела в виду. - У меня нет волшебной палочки. А доверить это другому… Позволить этим воспоминаниям находиться во всеобщем доступе? Сделать так, чтобы каждый мог залезть ему в душу и… Нет, никогда. Это должно принадлежать только ему. Все его тайны уйдут с ним в могилу. Этот стыд, этот страх – только его. - Этим воспоминаниям я мог позволить храниться лишь в моей голове, - подытожил Драко. Гермиона молчала. Считает ли она, что он прав? Или же она до сих пор думает о том, что он все это время ошибался? Какая разница? Его в любом случае не должно было это беспокоить. Неожиданно она прошептала: - Что мне делать? - То есть? – вопросом на вопрос ответил Драко, чувствуя, как что-то сдавливает грудь. - Если это повторится с тобой опять. Что я должна буду делать? Только не говори «ничего», - тут же добавила она прежде, чем он успел ответить. – Потому что это… это… Уголки губ Драко непроизвольно поползли вверх. Он скрестил руки на груди. - Боишься за меня? - Да, боюсь, - Гермиона уверенно кивнула. – А еще я боюсь за себя. Он не ожидал от нее этих слов. Они были мягкими, словно бархат, они – как теплое молоко. В груди неожиданно потеплело. - Вот уж не думал, что ты когда-то осмелишься сказать это… вслух. Гермиона вскинула голову: - Смелость состоит не в том, чтобы лгать. Смелость в том, чтобы говорить правду. - Что ж, - Драко цокнул языком, - тогда до сегодняшнего дня ты была отпетой трусихой. Ты никогда не говорила правды… по крайней мере, обо мне. Она вновь прислонилась плечом к стене и отзеркалила его позу: - Ты не лучше. - Ну, и в Гриффиндоре учился не я. Гермиона закатила глаза. Ей снова удалось сделать это – вытащить его на поверхность. Вновь пара фраз – и нет этой щемящей боли. От той дикости, которую он испытывал, не осталось и следа. - И все же?.. – она намекала на свой вопрос. - Не имею ни малейшего понятия, - ответил Драко, потягиваясь. – И знаешь, у меня затекли ноги. Бьюсь об заклад, у тебя тоже. Так что, - он встал, - предлагаю перебраться отсюда в более подходящее место. Гермиона согласилась: - Горячий чай и сухая одежда нам бы не помешали. Приоткрыв дверь, Драко снова ухмыльнулся: - Только сделай все при помощи своей волшебной палочки. Я устал наблюдать за тем, как небрежно ты относишься к магии. Это просто расточительно. Особенно с учетом того, что… Малфой не договорил. Смерив ее пристальным взглядом с ног до головы, он вышел. Гермиона послала ему вслед слабую улыбку. Угольками дотлевал май. Недели поисков ни к чему не привели. С кем бы Рон ни говорил, куда бы ни ходил, к кому бы ни обращался – результатов не было. Малфоя и Гермионы словно след простыл. Сначала Рон был полон уверенности и решимости – он найдет их. Ладно еще Гермиона, но о Малфое же наверняка должен был кто-то слышать. Уж кто-то, а он добровольное затворничество не вел. Но нет – оба как будто провалились сквозь землю. Никто ничего не видел, не слышал, не знает. И Рон начал терять пыл. С каждым днем шансы узнать хотя бы что-то становились все призрачнее, и ему начало казаться уже практически невозможным – найти хоть какую-то зацепку. Он был на нуле. И так, после очередного бесплодного, потраченного впустую дня, Рон заглянул в «Дырявый котел». Посетителей было много. Пройдя через зал, густо заставленный занятыми столиками, Рон протиснулся к барной стойке. За прилавком стоял Том, погрустневший и сгорбленный владелец бара. Рон слышал, что тот уже давненько планировал продать свое заведение и уйти на покой. - Вечер добрый, - приветствовал Том. Он выдавил кривую улыбку. – Чего желаете? Рон устало опустился на ближайший свободный стул. Том почти не видел, а потому вряд ли узнал его. - Огневиски, - произнес он. Немного поколебавшись, добавил, - двойной. Том, что-то бормоча, принялся исполнять заказ. Рон зарылся пальцами в волосы и прикрыл глаза. Он падал. Сдавался. С каждым днем – все больше и больше. Возможно, стоило бы попросить Гарри о помощи, обсудить с ним все еще раз… ведь с того дня они так и не разговаривали. Может быть, стоило попробовать… - У тебя вечно грустный вид, - протянул скучающий голос справа. Рон замер. Он знал этот голос слишком хорошо. И, честно говоря, он не рассчитывал услышать его вновь. Рон распахнул глаза и посмотрел на девушку рядом. Прямые черные волосы, темные глаза. - Таня, - выпалил он, неожиданно для самого себя вспомнив ее имя. Его охватило смущение. Как вести себя с этой девушкой? Что ей говорить? Что… просто – что?.. - Нет, - протянула Таня, потягивая тыквенный сок через соломинку. – Я больше не Таня. Мне надоело это имя. Зови меня… - она на мгновение возвела взгляд к потолку, как бы задумываясь. – Кохэко. - Кохэко? – тупо переспросил Рон. Таня – Кохэко – кивнула. - Это значит «янтарная» в переводе с японского. Что ж, можно попытаться просто говорить. В конце концов, все осталось в прошлом. Так ведь?.. Рон скривил губы в неловкой ухмылке: - Так ты, значит, теперь иностранка? - Вроде того, - фыркнула Кохэко, продолжая потягивать сок. Он немного расслабился. С ней почему-то всегда было легко. Возможно, все дело в том, что она была фейри и могла распространять свою ауру на окружающих. Так или иначе, но следует держаться осторожно. Рон уже однажды пострадал от ее лукавства. - Ты мне так и не объяснил, - проурчала Кохэко, откидывая за спину волосы. – Почему ты вечно чем-то опечален? Мерлин, - она звонко рассмеялась, - это прозвучало ужасно вычурно. Рон узнал о ее происхождении далеко не сразу. Он выяснил это много позже, да и то – совершенно случайно. После того, как правда раскрылась, он был зол. И не столько на себя, сколько на нее, потому что… - Ты и сама можешь это узнать, так ведь? Она посмотрело на него, прищурив глаза. Отставила полупустой бокал в сторону. - Если ты услышал о чем-то из разговора двух пьяниц, то это не значит, что это правда. Рон сделал глоток огневиски и слегка развернулся на стуле, чтобы видеть Кохэко лучше. - Но ты же только что подтвердила их правоту. Девушка уязвлено встрепенулась: - Моя мать была волшебницей! – уверенно поговорила она. – И то, что я владею легилименцией, еще ни о чем не говорит. Кохэко слегка надулась и заказала у Тома еще один тыквенный сок. - Очередная выдумка? – поинтересовался Рон. Она пожала плечами: - Смысл мне тебе врать? Тем более – сейчас. Рон не ответил. В баре было шумно. Позвякивали кружки и бокалы, слышались оживленные разговоры и веселый гомон, пахло жареным мясом и огневиски. Да, за последние годы «Дырявый котел» вернул себе былую популярность, а, быть может, и вовсе обошел довоенные времена по посещаемости. Здесь вновь можно было увидеть самый разнообразный народ, начиная от вампиров и заканчивая призраками. Так однажды здесь – совершенно случайно – оказалась и она. - Какая же у тебя история в этот раз? – спросил Рон, залпом допивая остатки огневиски и делая повторный заказ. Кохэко оживилась: - Наконец-то ты спросил! Мои родители – японцы… - Но ты ни капли не похожа на японку. - Это неважно, - она отмахнулась от него и продолжила, - так вот, я всю жизнь прожила в Японии и, проучившись в местной школе чародейства и волшебства – я уже так и слышу твой вопрос, так что молчи, дорогой. Да, в Японии есть школа магии – Махотокоро… Я закончила свое обучение и приехала сюда, в Англию. Я решила посмотреть мир! Пока она рассказывала о своей удивительной судьбе, ее глаза светились; они так и блестели. Кажется, ей доставляло немалое удовольствие говорить о том, чего на самом деле не было. - Нет, было! – возмутилась Кохэко. Рон подавился огневиски. - Я и правда была в Японии, - обиженно проворковала она и подперла лицо рукой. - Да, - сипло отозвался Рон, - может быть, но ведь твоя история – очередная фальшивка. И, пожалуйста, не делай так больше. Я хочу, чтобы мне хотя бы казалось, что мои мысли звучат только в моей голове. - Прости, - буркнула девушка. – И да, ты прав. Я сочиняю свои легенды, потому что мне это нравится. К сожалению, у меня всего одна жизнь… а так я могу попробовать больше. Прожить больше. - Но ведь все эти истории существуют исключительно в твоем воображении, - недоумевал Рон. Таня заправила прядку волос за ухо и подвинула стул поближе к Рону. - В этом и есть вся прелесть, - прошептала она доверительным тоном. – К тому же… никто, кроме меня, все равно не знает правды, верно? Ее глаза лукаво блеснули; лицо Кохэко оказалось в паре миллиметров от его собственного. Кажется, она собиралась затеять старую игру. - Даже не пытайся, - проговорил Рон, отстраняясь от нее. – В этот раз я тебе не позволю. Она заливисто рассмеялась: - Милый, это не тебе решать! Я вольна заколдовать тебя так, как захочу! Но, к сожалению, для такого я недостаточно коварна. Я, видишь ли, стараюсь учитывать пожелания своих… жертв. Знаешь, фейри – существа более совершенные. Для колдовства нам не нужна волшебная палочка. А то, что моя мать была ведьмой, лишь дает мне еще больше преимуществ! Рон улыбнулся. Что ж, не зря же он обучался искусству окклюменции перед тем, как стать мракоборцем. - Это на меня не действует, - объявила Кохэто. – Возможно, окклюменция хороша против колдунов… но с фейри она не работает. Особенно с такими, как я. У которых врожденный дар. Уизли мысленно чертыхнулся. Ему было досадно от того, что она сидит рядом с ним и может так легко копаться в его голове. Если бы и он обладал этим даром, то, возможно, в его жизни было бы гораздо меньше проблем. - О, я бы так не сказала, - воскликнула девушка. – Этот дар – настоящее проклятье, ведь я не могу выбирать по своему желанию, чьи мысли читать, а чьи – нет. У меня в голове звучат голоса десятков, а иногда и сотен людей. От этого быстро устаешь. Мне часто приходится на несколько дней уезжать куда-нибудь в горы или в леса, короче говоря, туда, где нет ни единой живой души… Рону не хотелось слушать ее. Ему начал надоедать этот разговор, ее присутствие. Может быть, он и не хотел побыть один, но, по крайней мере, он желал оказаться как можно дальше от нее, потому что именно из-за Тани – Кохэто… - Я ни в чем не виновата! – обозлилась фея. – К твоему сведению, я бы ни за что не воспользовалась тобой, если бы ты сам этого не хотел. Это не я разрушила твои отношения с той девушкой. Ты уничтожил все сам. Он начал выходить из себя: - Да как ты… - Чшшш. Она приложила палец к его губам. Рон хотел отодвинуться, но не мог. Она взяла его в плен своих чар. - Не смей делать из меня виноватую, - сладким голоском проговорила она. – Я прекрасно помню тот вечер. В глазах Кохэто заплясали бесенята. Из ее взгляда исчезло все лукавство и веселье – осталась лишь угроза. Рон пытался согнать с себя наваждение, но не мог – ее чары были слишком сильны, а его волшебная палочка находилась в кармане мантии. - Тебе был нужен лишь повод. Ты хотел всего того, что произошло. Хотел сам. Да, возможно. Но он выпил лишнего, поэтому… - Ах, лишнего выпил? Мой дорогой, ты был не так пьян и вполне мог отвечать за свои действия. Я ни к чему тебя не принуждала. В тот вечер ты просто хотел отомстить… отомстить ей, да? Своей девушке. И за что… Дрянь. Какая же она дрянь. - О, ты ошибаешься. Если ты все знала, то почему не стала мешать? Почему не остановила?! - Рональд, милый Рональд! Я не твоя мамочка. Я не должна за тебя отвечать. И уж конечно, в мои обязанности не входит останавливать тебя тогда, когда ты решил – решил сам – разрушить свою жизнь. Рон вновь мысленно чертыхнулся. Похоже, все в баре решили, что они просто ведут какой-то важный разговор, потому что никто не обращал на них ровным счетом никакого внимания. Или же ее чары могли распространяться и на остальных посетителей. - Так-то лучше, - произнесла Кохэто, когда Рон обуздал ярость и злость. Она отстранилась от него. Его тело тут же получило свободу: Рон вновь мог и двигаться, и говорить. Он больше не намерен был тут оставаться. Ему пора домой. Завтра новый день, значит, новый этап его – пускай пока и безуспешных – поисков. Он обязательно найдет ее, чтобы доказать, что он стал лучше. Что все еще можно вернуть назад, что все плохое теперь в прошлом. Встреча с Кохэто не помешает ему. Рон обязательно вернет Гермиону. Обязательно… - Подожди-ка, - рассеянно пробормотала девушка. – Как ты, говоришь, ее зовут?.. - Я не говорил, - выплюнул Рон, вставая со стула и кидая на барную стойку несколько монет. Кохэто схватила его за запястье: - Да постой же ты. Повтори еще раз. - Я не собираюсь… - Просто повтори чертово имя! - Убери руки! - Чертово. Имя, - требовала она. Рон сдался. - Хорошо. Ладно. Гермиона. Гермиона Грейнджер. Довольна?! Хотя я понятия не имею, зачем тебе это. Несколько секунд Кохэто сидела неподвижно, а затем ее губы искривились в усмешке. - Вот так номер, - произнесла она, откидываясь на стуле. Рон вскинул бровь: - И что это, черт возьми, должно значить? Девушка схватила стакан с тыквенным соком и притянула его к себе. - Даже не знаю, стоит ли тебе говорить… после всего того, что ты… - она театрально прикрыла глаза. Рон развернулся и сделал шаг к выходу. Ее пальцы вновь сомкнулись у него на запястье. Она засмеялась. Рон сжал в кармане волшебную палочку. - Отпусти, иначе я… - Отпустить тебя? Что ж, иди, но тогда ты так никогда и не узнаешь ничего о своей благоверной… к слову, не такая уж она и непорочная… вы стоите друг друга, однозначно. Он обернулся. Продолжая крепко сжимать волшебную палочку, он спросил: - Ты что-то знаешь о Гермионе? Ты видела ее? Кохэто не торопилась. Наконец она сказала: - Видела. Его сердце пропустило один удар. В груди вспыхнула надежда. Значит, у него есть шанс! Его усилия вознаграждены! В горле пересохло. - И где? – заплетающимся языком поинтересовался Рон. - Отпусти палочку – скажу, - просто сказала Кохэто. Кляня ее на чем свет стоит, Рон разжал пальцы. - Умница, - похвалила она. – В Лос-Анджелесе. Лос-Анджелес… Америка? Но как ее туда занесло?.. - Про это не знаю. Но ей явно там нравится. Признаюсь, с таким красавчиком любая дыра показалась бы раем… Знаешь, у твоей Гермионы неплохой вкус на молодых людей. Что удивительно, с этим было сложнее, чем с остальными. Его мысли словно застилала пелена… нелегко было копаться в его голове, очень даже нелегко… Представляешь, он принял меня за человека! Рон застыл в непонимании, густом, как смола. - О ком ты говоришь? Гермиона… она там не одна?! Кохэто засмеялась, откинув голову. - Одна? Как же! Рон замер. Внутренности обдало холодом. Предположение, догадка змейкой скрутились внутри. - Ты знаешь, кто он, как его звали? - Знаю, - ответила девушка. – Мы встретились в «Трубадуре»*. Я хотела с ним пофлиртовать, но, как выяснялось, он был не один… Рон качнул головой: - Меня не интересуют эти подробности. Просто назови имя. Она надулась: - Нетерпеливый какой! Что ж, получай свое имя. Его звали, кажется, Драко. Да, точно! Драко Малфой, именно так. Я запомнила, потому что… Кохэто продолжала что-то говорить, но Рон ее уже не слушал – не слышал. В голове продолжало эхом отдаваться имя. Драко Малфой.