Когда дождь - наш союзник

Шаги гулко отражаются от безликих бетонных стен, и я оставляю позади нескончаемо длинный коридор тюрьмы - нашего дома, направляясь к выходу. Тело ощущает усталость и непонятное раздражение от твоего напряженного молчания весь вечер. Я нуждаюсь в глотке свежего воздуха, остудить без того слишком взвинченные дневными происшествиями нервы. Тяжелая железная дверь со скрежетом распахивается, и я тут же наталкиваюсь на холодный проливной дождь. А ведь еще с утра на земле лежал тонкий слой снега. Он застилает все вокруг, стеной отрезая нас от мира, притупляя его уже почти привычную вонь от разлагающихся за оградой трупов. Сквозь эту промозглую серость зачем-то силюсь найти глазами тебя, хотя точно знаю, что не смогу. Просто нужна передышка. Нам обоим. Я стою под хлипким козырьком над входной дверью, который почти не спасает от непогоды. Закуривая слишком крепкую для меня сигарету, в ту же секунду захожусь хрипами, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. На улице совсем сыро и морозно - адское сочетание - и меня тут же пробирает ознобом до костей. Вновь осторожно затягиваюсь и опять вынужден выкашливать едкий дым, мгновенно сдавивший горло тисками, пытаясь не выблевать свои легкие. Глаза вовсю слезятся, но уже через минуту дышу свободнее, упрямо не выпуская из рук источник удушья. И зачем-то вновь всматриваюсь в плотный поток воды, словно пытаюсь отыскать там ответы на нерешенные проблемы последних дней. На сегодняшнем собрании ты просто тень - ни говоришь ни слова, не участвуешь в разговоре, и я не получаю даже привычного кивка в знак согласия или отрицания. А в конце также молча выходишь из блока, и это не похоже на тебя. Наверное, было бы правильным пойти следом, узнать причину, но по большому счету ни нужды, ни желания это делать нет. Мы просто все устали. Кэрол смотрит с укором, как на проштрафившегося подростка, и раздраженно выдохнув, выхожу во двор. Знаю, ты на улице. Ведь именно тут, в темноте ночи и шуме дождя, если не захочешь, тебя точно не найти. Больше не рискую подносить сигарету к губам, и она медленно тлеет в руке. Горького запаха табака достаточно для успокоения, ведь самовнушение, как никогда полезно для здоровья. Размерено дыша, погружаюсь в мысли и слегка выпадаю из реальности, естественно не замечая, как ты возникаешь ниоткуда. Вижу, что промок до нитки, но в темноте не разобрать выражения твоего лица. В следующее мгновение слышу грубое: - Курить научись! - брошенное вместе с раздраженным, - Только добро переводишь! - выбиваешь сигарету из моих замерзших пальцев, хватаешь за рукав и тащишь за угол под старый летний навес. “И что теперь, Дэрил?..” - почти раздраженно проносится в мозгу, но я не успеваю развить мысль, мгновенно ощущая, как ледяной дождь пропитывает мою не слишком подходящую для подобной погоды одежду. Оказавшись под прохудившейся крышей, ты не даешь опомниться, затыкая все мои возможные вопросы горячими обветренными губами, и кажется, что объяснения уже излишни. Толкаешь меня к стене, вдавливая тяжелым телом в прогнившие доски шаткой постройки, и мазнув мимолетным взглядом, вновь приникаешь к губам. За шиворот уже стекают холодные капли, успевшие намочить волосы, и превращаются в стаю мурашек, вынуждая вздрагивать всем телом. Твои пальцы сейчас ощущаются, как мелкие осколки льда, ловко закинутые шутником за шиворот простому зеваке. Они заставляют мышцы на лице и шее непроизвольно сжиматься, следом до боли обжигая согретую теплой курткой поясницу. Вновь ощущаю озноб и сорвано выдыхаю в голос. Все мои чувства обостряются от смены температур и ощущений. Почти не разбирая, хаотично шаришь руками по моему телу, не давая опомниться, словно ненасытный подросток после длительного воздержания, жадно воруешь все, в чем нуждался долгое время, но не мог получить. В дымке возбуждения и ощущений вдруг понимаю, как сильно ты соскучился – даже больше, чем я. Преданный защитник, служащий опорой и поддержкой, зачастую, не проронив ни слова, с легкостью вычисляешь все мои страхи и беспокойства. Одно твое присутствие избавляет меня от любых сомнений и неуверенности. Когда ты рядом, я вновь обретаю спокойствие, а когда целуешь, кровь вскипает, и тело поддается на все твои нехитрые манипуляции. Зима на подходе и в неизменном желании помочь своей новой семье, ты все дальше углубляешься в лес, чтобы выследить и поймать слишком осторожного зверя и сделать заготовки к подступающему голодному сезону. Тебя нет три долгих дня, и все мысли заняты только этим, пробуждая в душе ничем не контролируемую тревогу. В такие дни я с особым усердием отвлекаюсь на детей и заботы общины, хотя это почти не помогает. Но когда ты возвращаешься, усталый, но довольный идешь вдоль дороги со связкой добычи за спиной, я ощущаю, что сердце готово выпрыгнуть наружу от облегчения и радости. Хочется тут же обнять и утащить к нашему сараю, чтобы удостовериться, что ты жив и снова рядом, но могу лишь кивком поприветствовать и улыбнуться. В ответ ты всего на несколько мгновений задерживаешь на мне изучающий взгляд и скрываешься за дверью пищевого блока. Весь оставшийся день я абсолютно спокоен, собран и активно помогаю парням укреплять вновь накренившийся забор с южной стороны тюрьмы. Вечером, после ужина, ты сидишь за большим столом, разделывая тушки зверей, принесенных с охоты. А мы с Хершелом и Гленном составляем список необходимого на ближайшее время, в пол уха слушая воодушевленную беседу Кэрол и Мэгги о заготовках на зиму. С наступлением холодов, постоянные заботы не оставляют нас ни на секунду - надо скорее утеплять блоки и заделывать дыры в разбитых окнах, и на завтра мы запланируем очередную вылазку за теплыми вещами и медикаментами. Глубокой ночью, все же подхожу к знакомой камере, и несколько минут тупо пялюсь на твою спину. Дышишь размерено и тихо, поэтому ухожу в другое крыло и спустя минуту забываюсь безликим сном. А утром вновь мы все окунаемся в нескончаемый поток проблем, которые сыплются, как из рога изобилия. Открыв дверь, делаем шаг на белую корку выпавшего и замерзшего за ночь первого снега. И не надо слов, чтобы понять - природа опережает. На вылазку едут четверо - Гленн, Тайриз, ты и я. Снаружи магазина одежды все тихо, а внутри почти пусто - здесь давно уже все вычищено такими же, как мы, но спустившись в подвал, натыкаемся на толпу ходячих, словно специально собранных и закрытых кем-то в складском помещении. В суматохе, спотыкаюсь и валюсь с ног, и один из недобитых трупов почти смыкает на моем предплечье гнилую пасть. Но ты в секунды оказываешься рядом, чтобы вогнать в это зловонное месиво лезвие ножа. В довершении ко всему, на обратном пути наш Ниссан неожиданно глохнет посреди дороги. Проковырявшись в нем какое-то время, так и не поняв в чем дело, мы просто сливаем остатки бензина и прем на себе все добытое, включая пол канистры с топливом. К вечеру, обливаясь потом под тяжестью взятых вещей, мы заходим в ворота тюрьмы и жадно накидываемся на порции мутного, но все же мясного и горячего супа. После, уставшие, но довольные вновь начинаем рассматривать совсем уже потертую карту, обсуждая, куда поехать завтра и где еще могли сохраниться съестные припасы. Но ты почему-то напряжен и не спешишь разделять нашего энтузиазма, а я слишком устал, чтобы выяснять причины. Остальные в это время разбирают принесенные теплые вещи и радуются удачному дню, разбредаясь по своим камерам... - Прости, - шепчу в твои замерзшие губы, еще сильнее прижимаясь всем телом, вновь позволяя терзать уже горящую от засосов шею, - Я тоже соскучился! - Придурок… - совсем беззлобно хмыкаешь ты, и, кажется, это первое слово за день. А потом нехотя отстраняешься и отдираешь меня от деревянной стены, чтобы тут же подтолкнуть в сторону сарая. В нашем случае разговоры только мешают, и я молча направляюсь вперед, чувствуя, как по телу разливается легкость от предвкушения. Дождь набирает обороты, окончательно приглушая все звуки вокруг - но нам это лишь на руку. Ты идешь следом, а я думаю, что сегодня, впервые за долгое время не просто хочу, но и смогу тебя слышать…