Ты - мое солнце

Ты словно вышел из ада. Из самого пекла, куда я упаду после смерти (ха, смешно). На твоих гребанных губах бывает хоть что-то помимо ухмылки? Иногда я думаю, что в твоих глазах пляшут черти. Самые настоящие, с рогами и хвостом. Смешно, правда? А мне вот не очень. Я варюсь в твоих глазах, не могу отвести взгляд. Словно прикипаю к ним. Они цвета виски. Я бы сравнил их с грозовым морем, будь они синие. Если и есть море из виски, то только в твоих блядских глазах. Настолько горячих, что можно сигареты прикуривать. Служитель Божий? Серьезно? Скорее умелый наебыватель. Божьи слуги не носят такие узкие штаны. Их одежда не смотрится так, словно они вышли из самых сокровенных людских мечт. Типа, ода, проповедник, накажи меня. Нет, я не имею ничего против. Но, блять, кто-нибудь, вытащите у него сигарету изо рта. Распивать алкоголь посреди ночи в церкви со старым вампиром? Ты меня одновременно пугаешь и завораживаешь еще больше. Когда ты что-то говоришь, что-то связанное со своим прошлым, ты смотришь мне за спину. Туда, далеко вдаль, словно видишь там что-то. Я залипаю на твоих губах. Мне слишком интересно, как они будут смотреться растянутыми на моем члене? Я залипаю на твоих глазах. Хей, падре, если ты будешь гореть в похоти, они потемнеют? Я залипаю на твоих руках. Почему они такие ахуенные? Ты сидишь так, словно не боишься меня. Ты расслаблен. Всего секунду назад, я рассказал тебе о себе. О своей сущности. Неужели ты мне не поверил? Опять твоя блядская ухмылка. Не поверил. Знаешь, твое желание выпить того дерьма, что я себе мешаю, откровенно спасло мою жопу. Я уже мечтал, как от тебя свалить. Меня слишком это напрягает. Заставляет впасть в ступор. Ты выглядишь так, что я не могу оторвать от тебя свой взгляд. Ты говоришь так, что я не слышу твоих слов, лишь голос. Ты смотришь так, что я горю в темноте без солнца. Хотя нет. Ты — мое солнце. И я сгораю. Я вытаскиваю из твоих карманов ключи и валю к машине. Я полон решимости сбежать, как трус, поджав хвост. Да я и есть трус. Мне больше ста лет, я бегу от пастыря людских душ. Лучше не придумаешь. Это было бы чертовски смешно, зная мою историю, если не было так печально. Я не знаю, что заставило меня развернуться и поехать обратно в эту богом забытую церквушку. Стыд? Или все-таки нежелание тебя оставлять? Я приехал достаточно вовремя. Кажется, ты должен быть мне благодарен. Когда я вижу этих двоих, бензопилу и тебя на том же месте, я… потерян? Я зол и мне страшно. Я мог не успеть и тебя бы не стало. Тебя бы не стало. А все почему? Потому что я появился здесь. И они пришли за мной. Кажется, это была самая жестокая драка за последние мои лет сорок. Они могли забрать тебя. И они заслужили мучительной смерти, только у меня времени не так много. И это первый раз, когда я убираю трупы, после того, как спас твою жопу. Кстати, ахуенную жопу.  — Как я и говорил, падре, нет проблем. Второй раз случается, когда я сбиваю их же на фургоне. Я начинаю понимать, что дело тут не самое чистое. Даже иду на переговоры. Получаю объяснение и даже облегчение, что меня еще не нашли. Только вот осознание того, что ты в опасности настигает меня раньше, чем я расслабляюсь. Я требую дурь и иду закинуться. Я должен утолить голод, проснувшийся из-за опасений за твою сексуальную тушку. Либо наркота, либо кровь. Я прихожу на твои службы и закрываю глаза. У меня есть алкоголь и твой голос. От второго разносит больше, чем от самого крепкого виски. Я не знаю, зачем я хожу на службы, если всю жизнь бегаю от религиозных фанатиков. Все внемлют твоим словам, а я лишь слышу голос. Я готов все отдать, лишь бы слышать его постоянно. Говорят, любить больно. Но я никогда не признаюсь, что влюблен в тебя, сучья ты морда. У тебя есть Тюльпан, Эмили, церковь. Зачем тебе старый ворчливый вампир? Кажется, я просыпаюсь, когда кто-то пихнул меня в плечо. Я уснул, убаюканный твоим голосом.  — Неужели было так скучно?  — Религия — это всегда скучно. Ты смеешься. Смех — еще одна вещь, которую я готов слушать и слышать вечно. У нас с тобой очередная ночь с алкоголем и беседами. Ты много смеешься, рассказываешь всякую чепуху, а я смотрю на тебя. Зачем мне ваш сраный Бог, когда у меня есть ты? Ты куришь так, словно соблазняешь. Может так и есть. Твой блядский вид совращает мою совсем недетскую психику. Кажется, ты что-то у меня спрашиваешь. О, я даже отвечаю. Я словно под гипнозом твоих глаз. Это похоже на погружение в желе. Есть только ты и я в тебе тону.  — Знаешь, если ты сейчас же не прекратишь на меня так пялиться, то я за себя не отвечаю.  — Я не пялюсь. Единственное, что я могу, так обиженно фыркнуть и отвернуться. Но я этого не делаю. А ты страдальчески закатываешь глаза и вдруг внезапно оказываешься в опасной близости от моих губ. Ты целуешь меня? Серьезно? Больше похоже на сраный укус. Как-то слишком неожиданно твои руки оказываются везде. Только что одна была на моей шее, вторая на затылке, а вот сейчас уже под моей драной футболкой. Это не поцелуи, больше драка. Кто кого быстрее задавит. И знаешь? Я не могу тебе сопротивляться. Я могу лишь подставить беззащитную шею под твой блядский, гребанный, абсолютно похотливый рот. И готов целоваться с тобой всю ночь напролет. И да, падре, твои глаза темнеют от похоти. Ты — мое солнце. Вдали холодно, а слишком близко — обжигаешь. Я не хочу гореть, но видимо у Бога на меня другие планы. Я буду спасть твою жопу, убирать трупы, ходить на службы, даже вино прекращу пиздить из кладовки. Если я буду гореть, ты же сгоришь вместе со мной?