We Are Not An English Rock Band

Паб «Корона и якорь», Лондон, май 1985. Я ковыряю засохшее пятно на свитере. По ходу я им что-то размазал, вроде овсянки. Я едва удерживаюсь, чтобы не лизнуть его. Вместо этого я ставлю локти на стол и подпираю подбородок, глядя в акварельные глаза Эдриана. Он продолжает трепаться об удочках, катушках, крючках и прочих снастях. Что-то про тину в прудах и зимние водоросли. Колючих морских коньков и трижды колючих колюшек. Я скребу голову и завожу за ухо белобрысую прядь. Да, блин, чтоб мне провалиться. Где эти чертовы пробки в ушах, когда они так нужны, ну? Ой, ой, ой, понеслась… Легендарная рыба-монстр, которая обитает в глубине своей древней рыбьей норы. Ты же этого не хочешь, чувак. Не-не-не. Ты знал, из-за чего почти непременно порвется или запутается леска во время твоей самой эпической рыбалки? Ну, в смысле, О, БОЖЕ! Двадцать восемь лет жизни на Земле и я не имею об этом представления, твою налево! - Нужно иметь леску про запас в своей коробке, - говорит он. – Как я уже сказал, толщина лески, которую ты выбираешь в огромной степени зависит от места, где ты рыбачишь, чувак. Вот возьми щуку… - Нет! Имел я эту блядскую ЩУКУ вместе с леской, Эйд! - Что это тебе в задницу попало? - его глаза сужаются. - Хочешь, чтобы я просрался и дал тебе посмотреть? Его губы сжимаются. Мои брови приподнимаются. - Муахахахахахахахахаха! - Хаааааааааааааааааааааа! - Принеси мне еще пинту, мерзавец. - Давай пятерку, - я щелкаю пальцами. - Облезешь. И курева захвати. - Что-нибудь пожевать, может? - Если не трудно. - Банановый дайкири? - Дэйв, хорош трындеть. Просто тащи это проклятое пиво. - Ой-ей! ТЫ бы сначала перестал трындеть про свою ублюдочную рыбалку. - Бе, бе, бе, бе, беееее, - дразнится он. - Дебил. Я поднимаюсь и шествую к стойке. Дом там, где сердце. Ну, или там, где паб, если ты англичанин. Это может быть просто крыша и четыре стены, а может, и глубокая темная отдушина в этом прогнившем мире. Эйд и я были завсегдатаями «Короны» уже одиннадцать лет. До того, как мы стали знаменитыми, до того, как Эдриан стал отличать свои медиаторы от своих щук. Просто парочка отбросов-кокни. Одиннадцать лет спустя не особо многое изменилось. Мы все та же неотесанная шваль. Единственная разница в размере банковского счета. - Чипсы со вкусом креветок или просто соленые? - Просто соленые, - бормочу я. - Лучше уж больше не намекать Эйду на морепродукты, ага? Тревор ухмыляется. - За счет заведения, чувак. - В таком случае подбрось еще арахиса. - Нахальный ублюдок, - он вручает мне пакет. Я причмокиваю губами. - Круть, ты только взгляни, какая шапка на этом Guinness’е. - Желаешь такую же? - Неа, - я прихлебываю от пинты Эйда. - С меня на сегодня довольно. Бывай. Я подмигиваю Треву и возвращаюсь за наш столик. Эдриан барабанит по нему пальцами. Я вскидываю брови и протягиваю ему пинту, чипсы и пакет «Benson & Hedges». - Ладненько, ты исчерпал предел моего великодушия на этот месяц. Кайфуй. - Ты сам будешь кайфовать с этим пивом, если не вернешься и не принесешь мне другое! - Ась? - Я видел, как ты оттуда отпил! - Твою мать. Ты мандавошек от меня боишься подцепить или чего? Он пожимает плечами. - Я даже не берусь представить, чем твой рот мог заниматься, верно? - Зевал, бля, весь вечер на твое задротство! - Оооо, посмотрите на нашего выпендрежного мистера Мюррея! Что за комик. Да гребаный лук-порей прикольнее тебя. Козлина. Если считаешь меня таким занудным, что ты тогда тут делаешь, м? - То же самое, что я делаю, вот уже 11 лет, Эйд. - И что же это? - вскидывается он. - Выдерживаю тебя. - Подержи меня за задницу. - Ладно, если ты настаиваешь. Он затягивается сигаретой. - Прощу прощенья? - Имел я твои просьбы, чувак. - Дэйв, я от тебя вечно кончаю мигренью. - Че-че? Ты от меня КОНЧАЕШЬ? Ах, мигренью… - Ты совсем ебнулся, что ли? Я бросаю в него арахисом. - Поехали в Брайтон. - Брайтон? Что, прям щас? - Ага. Что ты жмешься? Он энергично трясет головой. - Дэйв, уже поздно! Нужно думать о записи прежде всего. О твоем собственном чертовом дублировании. Нам не нужна та же фигня, что и с «2 Minutes To Midnight». Я расхрустываю очередной арахис. - Но мне нравится, когда ТЫ дублируешь мои партии. - Ну что за мудак! - он сердито хмурится. - Знаю, - я изгибаю бровь. - Но это же ты у нас технарь. А я человек душевный. - Лентяй ты, вот ты кто, - фыркает он. - Я не знаю ни одного другого уважающего себя гитариста, чьи, блять, партии дублировал бы кто-то другой! - Ты признаешь, что я достоин уважения, вау. - У тебя совесть есть? - Не-а, - я выплевываю арахисовую скорлупу. - Хендрикс вот ни фига не дублирует. Дублирование - это мегазадротство, чувак, - я для наглядности двигаю кулаком. - Почему я должен хотеть звучать подобным образом, а? - Потому что ты в метал-группе! - Просто потому, что ты хочешь звучать, как Ингви, мать его, Мальмстин, не означает, что и остальные этого хотят, так ведь. А некоторые из нас предпочитают ИЗЫСКАННОСТЬ. Хотя тебе не понять, что такое изысканность, даже если тебя ею в жопу трахнуть. Так что, короче, Брайтон. Ты едешь или как? - Дэйв, - он вздыхает. - Как ты собираешься туда добраться, ну? На осликах? Мы слишком бухие даже для того, чтобы с тостером управиться, а не то что до этого гребаного Брайтона сейчас доехать. Я внимательно смотрю на него. - Раз, ты у нас нытик. Тоже мне, нах, нашел проблему. Два, есть такое изобретение, ПОЕЗД называется, знаешь, для того, чтобы доставлять тебя из одного места в дру… - Ебись ты колом. - С радостью, но я хочу, чтобы и ты со мной. Все мои инсинуации пропадают к едреням, но я все равно получаю от них удовольствие. Он фыркает. - В Брайтон? Прям щас? Ну и что мы там будем делать хотя бы? - Любоваться морем. Он качает головой. - И во что ты меня только втягиваешь, Дэйв. - Зашибись, правда? Я втяну тебя в нечто гораздо большее еще до конца ночи, чувак. Попомни мои слова, - я ухмыляюсь. - А теперь допивай и выдвигаемся. *** Мы прибываем на вокзал Виктория в 22.45 и садимся в поезд. Но почти тут же встаем и проскальзываем в следующий вагон, когда замечаем группу подростков в майках Iron Maiden. Одна из них выглядит как-то знакомо. Возможно, я ее когда-то пялил. Мы быстро проходим по поезду до последнего вагона, пустого и темного. Отлично. Мы устраиваемся там и улыбаемся друг другу. Эйд извлекает заблаговременно приобретенную бутылку скотча и отхлебывает. - Держи, - он протягивает ее мне. - Уверен, что тебя не заботят мои мандавошки на ней? - Заткнись и пей, Дэйв. Я присасываюсь к бутылке. И у меня есть четкое намерение присосаться так же к Эйду до конца ночи. Но ему об этом знать вовсе необязательно. Неа. Мне совсем не улыбается получить рыболовный крючок в задницу. Это дело деликатное и требует более тонкого подхода. ИЗЫСКАННОСТИ. Без пряников нельзя, ну, типа. Детка-конфетка. - Эйд, - я поворачиваюсь к нему. Он делает еще один мощный глоток и смотрит на меня. - Ну? - Не. - Че? - Повиси немного. Я думаю. Поезд отходит от платформы. - Да уж, это должно тебя занять до самого Кройдона. Но практика ведет к совершенству, чувак. Когда-нибудь твой МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ процесс затянется не дальше Хоува. - Ты помнишь тот вечер в «Centre»? – я затягиваюсь. Он поглубже устраивается в кресле с откидной спинкой и кладет ноги на противоположное сиденье. - Который? Их было немало за эти годы. - После того, как мы прилетели с Багамов. Разминочный концерт для Powerslave-тура. - Как я мог забыть, - он хрустит пальцами. – Ты ни в одну ноту и ни по одной струне не попал тем вечером. Проебал весь сет, по факту говоря. - И никто не заметил. - Кроме меня, - хмыкает он. – Потому что мне, блять, пришлось прикрывать твое в хлам кирнутое дребезжание целый вечер. Я был в бешенстве. Это вообще чудо, что Харри ничего не заметил, чувак. - Брюс заметил. Он заглядывает мне в лицо. - Да ну? Сказал что-нибудь? - Не, но потом не раз дал понять, какой он весь из себя Брюс. Он бурчит что-то и смотрит в окно, пока мы пересекаем мост через Темзу. - Эйд, - я пихаю его локтем, и он оборачивается ко мне. – Я никогда, н-да, я никогда не благодарил тебя за это. Я знаю, что ты спас мою задницу в тот вечер, а я после этого повел себя как последний козел. Он пожимает плечами. - Просто не делай так больше, хорошо? Я киваю и тянусь за сигаретой. Эдриан углубляется в созерцание несущихся мимо нас пейзажей. Я изучающее его оглядываю. Он кажется будто обтянутым мышцами и безупречно гладкой кожей. Его джинсы плотно облегают бедра, обрисовывая плавные линии особо выдающихся мускулов. Его русые волосы в прихотливом беспорядке прекрасны, как солнце. Его глаза, бледно-голубые, как молния, как морозное пламя. - Чего это ты так на меня уставился? - Да так, не из-за чего, чувак. Он сверкает в мою сторону полуулыбкой, которая словно пронзает меня, и я без понятия почему, я без понятия как, но я подозреваю, он прекрасно знает, каким именно способом можно накрепко завязать мой язык в узел. *** Мы сходим с поезда и направляемся на пристань. Несмотря на поздний час, набережная запружена народом, и ночное гулянье идет вовсю. Мы проходим мимо различных аттракционов, огибая скопления игровых автоматов и проталкиваясь сквозь других таких же бродяг, туристов, принимающих лунные ванны на лежаках и на песке, людей облокотившихся на перила пристани и любующихся темным берегом. Достигнув, наконец, финала нашей долгой прогулки, полуобморочные от морского воздуха и воспоминаний, мы забираемся в забытое у пирса каноэ. Всего лишь парочка призраков английских рок-звезд, невидимых под холодным пологом ночи. - Я не могу поверить, - Эйд делает еще один знатный глоток скотча, - что я полез в этот блядский поезд до Брайтона, чтобы просто сидеть с тобой в этом ублюдочном каноэ и пить, когда мы могли делать это в нашей забегаловке или дома, не рискуя на хрен отморозить себе яйца! - Ага, но посмотри, какой вид. Он фыркает и ежится. - Да уж. Через пятнадцать минут пойдем подыщем отель. - Не будь уродом, - я морщусь. – Мы будем здесь встречать рассвет и любоваться солнцем. - Совсем, что ли, спятил? - Где твой дух авантюризма, чувак? Он окидывает взглядом волны. - Вот бы мне сюда гитару. - Что, не удочку? - Сможем мы ее купить? – он смотрит на меня. - Кого, блять, удочку? Он скрипит зубами. - Гитару. - Эйд, уже за полночь. - Гадство. Я без нее чувствую себя голым. - Ты не можешь просто наслаждаться покоем? - Покоем? – он хмурится. - Слушай, просто захлопни пасть, лады? - Задрот. - Шалава. Мы обмениваемся улыбками. Я откидываюсь назад, прямо на мягкий клубок сетей, который теперь служит чем-то вроде подушки. Эйд следует моему примеру и скоро нас убаюкивает шелест волн и обжигающе-сладкий скотч. Мы обсуждаем поездку. Не эту нашу спонтанную экскурсию на побережье, но одну из тех, что были до этого, и еще одну до этого. Потоки дорожных полос, реки асфальта, годы, мили и Iron Maiden, которая сейчас кажется чем-то далеким и не имеющим к нам отношения. Нас только двое, мы наедине друг с другом, окруженные морем. Какой смысл и дальше это скрывать? - Дэйв, - говорит он мягко. – Тем вечером, здесь, в Брайтоне, после концерта. - Ну что еще? - Я спас твою шкуру, и это тебя почему-то здорово пробесило. - Я же уже извинился. - Да я совсем не про это, - он качает головой. - Я не могу избавиться от ощущения, что за этим было нечто большее, чем просто ужраться в драбадан. Почему ты тогда так на меня наехал? - Крысы. - Это ты о чем вообще? Я не могу сказать тебе, Эйд, потому что тогда крысы загрызут меня. Мерзкие мелкие верещащие падальщики, полные ядовитых мыслишек, со своими злобными, брызжущими слюной ротиками. Их глаза как будто держат меня под прицелом, готовые поразить свою цель. Сожрать меня. Мне не стоит даже заводить об этом речь. ЭТО останется только между нами. - Что «это»? Ох, чувак. Эта пульсирующая, сексуально-обостренная, всепоглощающая, непредсказуемая энергия. Я должен по-прежнему держать это в себе. Но напряжение все только увеличивается с каждым днем, с тем, чтобы однажды обрушится на меня непреодолимой лавиной. Ты не можешь растягивать резину бесконечно, на хер, в один прекрасный момент резина придет в прежнюю форму, или вырвется и даст тебе по рукам, словно учительской розгой. - Если ты действительно хочешь знать, Эйд, то некоторым вещам лучше оставаться невысказанными. - Но не этой. - Забей, ладно? После этого он наклоняется ближе, мускулы на его предплечье напрягаются, когда он сгибает руку в локте, чтобы придвинуться вплотную ко мне, почти прикасаясь. Меня хмелит от его близости. Затем я ощущаю легчайший шепот его губ у своего уха. - Нет. - Отъебись. Он улыбается. - Может быть, подыскать отель было не такой плохой идеей. - Вообще-то мне начинает здесь нравиться, - он окидывает взглядом побережье. - Смотри, там Франция. По приколу доплыть до Кале? Как раз успеем к завтраку. Я хихикаю. - Радехонький, что дурнехонький. - Ты же любишь свежие круассаны. - Точно. - А что еще ты любишь, Дэйв? - Нежные филейчики. И мы ржем. Пара молодых идиотов, ринувшихся когда-то в неизвестность покорять мир на стальных конях, и когда ногти Эйда вжимаются в мой затылок, а его губы скользят по моему подбородку и ниже, к ямочке у горла, это кажется нормальным и правильным. Это совершенно не поражает и даже не тревожит. Наши губы встречаются и сливаются, жадно и неистово, как будто мы уже давно собирались этим заняться. Он запрокидывает мое лицо, по-прежнему придерживая большим и указательным пальцами за щеку и подбородок. Мы целуемся, впиваясь и вгрызаясь друг в друга, как будто вспышки молнии пополам с громом раздирают на хрен небосклон на горизонте, мы поглощаем друг друга, расцарапывая кожу в кровь. Путешествие, которое казалось лишь недолгим возвратом в прошлое, по-настоящему началось именно здесь, у края волнолома, в забытом каноэ, с двух вышеупомянутых гитаристов и мерцающего зеленью моря.