Хикка

доброе утро! внимание, вопрос: как использовать во благо то, что я проснулся до сих пор пьяным? 07:54, Rudeboy

***

      Если говорить о том, что что-то сильно изменилось за последний год, то наилучшим примером, как мне кажется, может стать моя жизнь. Если честно, то сказал бы мне кто-то в тот момент, когда я откопал твиттер человека, пишущего про «американские серотониновые горки» и с забавным по моим тогдашним меркам ником, что именно этот парень станет мне дороже всех на свете, что просыпаясь с ним в одной кровати, я буду не кривиться или стараться побыстрее свалить, а нежно целовать длинную, тонкую шею, невольно оставляя пару-тройку укусов и ловя довольную улыбку, — я бы в это не поверил, а теперь, по иронии, в этом вся моя жизнь.       Мне нравится просыпаться рядом с Мироном и знать, что он никуда от меня не уйдет и не денется. Поэтому в такие моменты я наклоняюсь и аккуратно целую ухо Окси, пробегаю языком по ушной раковине и несильно смыкаю челюсти на мочке, отчего Федоров вздрагивает и неясно что-то бормочет, но не отодвигается. Тогда я переворачиваю его и сажусь на его бедра, отчего Янович почти испуганно дрожит и окончательно просыпается, и я не могу не поцеловать его, оглаживая руками внутреннюю часть слегка раздвинутых по инерции ног — Мирон стонет в поцелуй и обвивает мою шею руками, притягивая ближе и немного прогибаясь в спине от моих движений руками, и я, не в силах больше терпеть, подхватываю Окси под бедра и тащу в душ.       Я все еще не могу поверить, что все это происходит со мной — потому что все события кажутся мне ирреальными до ужаса. Мы месяц, как вернулись из Евротура, а теперь Мирон взялся писать третий микстейп вместе со мной и Порчи. До этого, примерно через месяца три после концерта в «1703», Окси выпустил свой второй альбом под названием «ГорГород», который просто взорвал интернет, после выхода альбома последовала победа Мирона на баттле с СТ, а еще через какое-то время мы рванули в концертный тур по городам Европы, организованный Мамаем. И все это было невероятно, прекрасно и просто восхитительно, и я не мог понять, как из одной моей идеи устроить Мирону концерт, получилось вот это все.       Мы объехали Европу, были в Испании, Латвии, Германии, Франции и прочих странах, и хоть собирали там не так много, как в России, но это все равно был отличный показатель. В Берлине, правда, чуть все не испортил завалившийся на концерт Шокк, но он пришел и ушел, не оставшись на автограф-сессию, хоть и заставил Мирона понервничать. Вообще, пребывание на сцене и активная творческая деятельность пошли Окси на пользу, внешне от хикки почти не осталось следа, Мирон приобретал все большую уверенность и все успешнее преодолевал барьер в общении с людьми, он стал с большей охотой выбираться наружу из четырех стен и только рядом со мной оставался тем нерешительно милым Мироном, которого я впервые встретил, когда был ужасно пьян.       Мне нравилось все, что было, есть и ожидает нас, потому что мир, в который пустил меня Мирон, был прекрасным, и я не мог не любить его. Я целую Окси, когда ловлю случайно на кухне, когда мы идем по морозным проулкам, когда засыпаю и просыпаюсь — ведь каждый наш поцелуй, как глоток воздуха для меня. Царапины на боковой стороне пальцев так и остаются с нами тонкими шрамами, напоминая о нашем первом соприкосновении как соулмейтов, и я люблю целовать руки Окси, потому что не могу сдерживать нежность, рвущуюся из груди. Мне просто хочется выйти и кричать всем, как я счастлив, но я остаюсь на месте и просто глажу усталого Яновича по впалой щеке, немного царапая кожу ногтями, так, чтобы чужое тело почувствовало разряды возбуждения, пробегающие от кончиков пальцев к самому сердцу.       Мы лежим рядом на кровати, и Мирон говорит что-то об идее для трека, но я почти не могу слушать его, ведь меня отвлекает бьющаяся жилка на чужой шее, поэтому я тянусь и целую ее — Окси замолкает и обнимает меня, запрокидывая голову и позволяя мне себя целовать. Я покусываю ключицы, ощущая тонкость косточек, затем несильно оттягиваю зубами кожу возле излюбленной мной тату и всасываю, оставляя красные следы, потом трепетно целую кадык и провожу языком по линии подбородка — Мирон часто дышит и смотрит на меня из-под полуопущенных век, улыбаясь. Я ложусь на него и порывисто целую в губы, одновременно нащупывая в кармане свой телефон. Иван Евстигнеев: « Я люблю тебя » Miron Федоров: « Я тоже тебя, но мы же лежим рядом, Вань) » Иван Евстигнеев: « Люблю символизм и тебя, серьезно »       Мирон не отвечает и только целует меня. Мы лежим в кровати, и я понимаю, что это только начало.