Зов

Небольшая интрижка с сыном торговца из земель восходящего солнца для Адельгарда Парижского не прошла бесследно. К счастью, на свет появился омега. Подарив малышу имя Бэкхён, ами исчез, оставив бастарда альфе. Если первые годы Адельгард и думал отдать его в приграничное аббатство, то со временем понял, что можно поступить более выгодно. Неожиданно нескладный ребёнок с раскосыми глазами и тёмными, непослушными волосами стал миловидным, а изгибы тела плавными и манящими. Ему вот-вот должно было исполниться восемнадцать, хотя первый цикл был ещё впереди. С небольшим приданым мелкое дворянство оторвёт омегу с руками. Так бы всё и случилось, но по дороге в графство небольшой отряд наткнулся на викингов. После относительно удачной осады Парижа норманны покидали Франкию. Битвы не было. Адельгард Парижский сбежал, едва не загнав своего коня до смерти. Половину отряда перебили сразу, вторую же половину погрузили на драккары. Их ждала незавидная участь рабов. Среди раненных альф и затесался господский сын. Весь в грязи и крови он жался к холодным доскам, мечтая слиться с ними. Бэкхён помнил множество рассказов бардов о безжалостных викингах, которые приносят своим богам кровавые жертвы, и даже боялся подумать, что его ждало впереди. Осень уже обдувала холодными ветрами, и все торопились вернуться домой, чтобы разделить добычу и начать готовиться к долгой зиме. А следующим летом викинги снова отправятся к стенам неприступного города, наводя ужас на Карла II, потомка Карла Великого. Весь путь для Бэкхёна прошёл, как в тумане. Кажется, у него была горячка, а еда не желала оставаться в желудке. Он видел как недобро на него поглядывали норманны, но не понимал ни слова из их речи. Он совершенно потерялся во времени, поэтому неожиданными стали лесистые скалы узкого фьорда. Люди отца начали перешёптываться, и омега смог уловить лишь то, что они прибыли в Каттегат. Драккары подошли к небольшой деревянной пристани, казалось, всё поселение вышло встречать воинов. Когда крепкие руки викинга вытащили его на берег, Бэкхён едва мог стоять. Но не успел он толком осмотреться, как его выдернули из кучи альф за руку и оттащили прочь. Невысокий, коренастый омега средних лет накинул ему на шею верёвку и повёл в сторону лесистых гор. Омега молчал весь путь до деревянной хижины на берегу узкой реки. За верёвку его привязали к изгороди и оставили на пару минут. Вернулся омега с небольшим свёртком. Всё за ту же верёвку Бэкхёна привели к самой реке. Не церемонясь, его толкнули прямо в холодную воду, а на песок бросили свёрток, в котором угадывалась одежда. Дорожное платье, расшитое цветными узорами, было безвозвратно испорчено. Последнее напоминание о прежней жизни упало к ногам бесформенной кучей. Кожа Бэкхёна местами была покрыта кроваво-грязевой коркой, но сам он чудом был без единой царапины. Омега хмурился, присев на небольшом бревне, но совсем не обращал внимания на него. Вода в реке текла быстро, оттого казалось, что в тело вонзались ледяные иглы. Но Бэкхён продолжал погружаться в воду, ногтями отскрёбывая грязь. Длинные волосы слиплись и запутались так, что в пору было их остригать. Да только дадут ли ему теперь в руки нож? Он окунулся под воду с головой, и в разум его вторглась шальная мысль: нет, он даже не надеялся сбежать. Возможно, от этого омеги и сможет скрыться в лесу, но дальше идти некуда. Не легче ли было просто не всплывать, отдаться на волю быстрому течению?.. И всё же что-то заставило его вынырнуть и вернуться на берег. Рубаха совсем не грела, но мягкие штаны создавали хотя бы видимость защиты. Омега без слов направился к дому, и Бэкхён последовал за ним. Внутри дома в самом центре был длинный очаг, вдоль одной стены стояли широкие скамьи и большой дубовый стол. По другой стороне шло несколько перегородок, должно быть, они создавали подобие комнат, решил Бэкхён. На стол поставили миску с похлёбкой и отрезали ломоть хлеба, омега снова молча подтолкнул его к столу. — Эйнар, — омега приложил руку к груди и снова повторил это слово. Бэкхён понял, что это было имя нормана. Он не знал, давали ли рабам новые имена или оставляли старые, но повторил чужой жест: — Бэкхён. Медленно, боясь подавиться, он принялся за скромную пищу. Похлёбка была простой, но сытной и согревала изнутри. Коркой хлеба он собрал все остатки на стенках миски и отложил посуду в сторону. Он начал шарить глазами по помещению, как дверь вдруг отворилась, и внутрь зашёл молодой альфа. Лицо его было гладким, а русые волосы собраны сзади в косу. Он тяжёлым взглядом прошёлся по фигуре Бэкхёна, отчего тот съёжился. Захотелось вдруг стать невидимкой, чтобы только не чувствовать его. — Твой отец не вернулся, Ньяр, — заговорил Эйнар совершенно непонятно для Бэкхёна. — Надеюсь, он занял своё место в чертогах Вальхаллы, — ответил альфа и сел на широкую скамью напротив Бэкхёна. — А этот здесь откуда, айти? — Скоро ты уйдёшь и создашь свою семью. Я уже стар для нового брака, а этот омега был среди добычи. Он будет помогать мне. — Право твоё, — ответил альфа. Уже знакомую Бэкхёну похлёбку Эйнар поставил перед альфой, и тот больше не обращал внимания на юного омегу. После сытной еды захотелось спать, и Бэкхён не сдержал зевка. Заметив это, Эйнар позвал его по имени и кивнул головой в сторону. Небольшая лежанка в самом углу оказалась отделена небольшой плетёной из веток перегородкой, а шкуры зверья были невероятно мягкими и уютными. Едва он закрыл глаза, как крепкий сон навалился на него.

***

Медленно, но верно время потекло, сменяя день ночью, месяц месяцем, а осень зимой. Постепенно Эйнар смягчился к нему, и жизнь Бэкхёну казалась не такой уж ужасной. Воспитанный обычным слугой, он неплохо справлялся с работой по дому. Разве что рыбу он ловил пока плохо. Его не били за подгоревшего кролика или порванную сеть, старший омега, конечно, ворчал, но Бэкхён видел, что зла на него не держали. Язык викингов он понимал совсем плохо, но Эйнар перед сном рассказывал ему саги о жизни конунгов и других воинов. Казалось, в Бэкхёне он видел сына-омегу, которого никогда не имел. Ньяр видел, как его айти привязывался к рабу, но молчал, лишь иногда по вечерам пристально смотрел на омегу своими ярко-голубыми глазами. Бэкхён замечал этот взгляд, и в такие моменты старался уйти из дома или занять себя делом. Когда в начале зимы альфа отправился в соседнее ярлство, Бэкхён лишь вздохнул облегчённо. Эйнар говорил, что зима нынче выдалась теплей обычного, однако Бэкхён заболел и несколько дней провалялся с лихорадкой. Омега поил его горькими настойками и смог поднять на ноги. К концу зимы вернулся Ньяр. От него противно-сладко пахло омегой, но альфа не порадовал своего айти скорой свадьбой. Викинг лишь чаще стал уходить в лес, а когда Эйнар начинал расспрашивать о незнакомом омеге, Ньяр отмахивался от старшего, при этом холодно смотрел на Бэкхёна, примостившегося возле очага. А когда снег растаял за Эйнаром прислали человека: в поселении несколько омег должны были вот-вот разродиться. Старший наказал Бэкхёну следить за домом, а сам ушел. И вот тогда он понял, как привязался к старому омеге, возможно, в нём он нашёл то, что должно было быть в его ами. А ещё Бэкхён чувствовал страх, потому что Ньяр перестал уходить в лес. Как и всегда, они молча сидели за столом, альфа с аппетитом уминал мясное жаркое, а Бэкхён едва возил ложкой в миске. — Ешь, — строго сказал альфа, не отрывая взгляд от еды. — Мне не хочется. — А я сказал ешь! Скоро тебе эти силы понадобятся, — омега непонимающе уставился на Ньяра, и тот продолжил, — твой запах изменился, я чувствую. Из непонимающего взгляд Бэкхёна превратился в затравленный. Он уткнулся в миску с едой и начал глотать куски, не жуя. — Я знаю, что ты меня боишься, — снова заговорил альфа, — и мне это нравится, — он улыбнулся, словно оскалился, — наши омеги не такие, они бесстрашные. Валькирии — настоящие воители. А ты слабый, хрупкий. Но я не трону тебя. Пока. Бэкхён и сам чувствовал, как приближалась течка, он стал больше спать и есть, немного раздался в бёдрах. Это значило, что тело его готовилось к долгому испытанию. И началось всё совсем внезапно. На дворе стояла глубокая ночь, и ветер бушевал, ломая ветви деревьев, а частый дождь стучал по ветхой крыше. Но не это разбудило Бэкхёна: тяжелое дыхание, вес чужого тела и горький запах полыни, что противно забивался в нос. Он попытался скинуть с себя альфу, но тот, словно озверев, зарычал и лишь сильнее прижал его к жёсткой лежанке. Ньяр смотрел на него и сквозь него, глаза его были подёрнуты дымкой, а ноздри широко раздувались. Тонкая сорочка уже намокла внизу, и Бэкхёном завладел страх. Он не хотел этого альфу, всё его омежье существо противилось этому, даже разгорающийся пожар течки не мог перебить это чувство ужаса и безысходности, потому что у него просто не было сил, чтобы дать отпор Ньяру, чтобы викинг не надругался над его телом. Он снова попытался вырваться и заёрзал под альфой, который пока не торопился растерзать его тело, а лишь шумно принюхивался, словно хищник поймавший добычу. Широкая, шершавая от мозолей ладонь коснулась его лица, а большой палец провёл по губам. Не долго думая, Бэкхён укусил альфу за этот палец и поплатился смачной пощёчиной. Струйка крови прочертила свой путь по подбородку из разбитой губы, и, казалось, это взбесило альфу не на шутку. Одной рукой он сжал тонкую шею омеги, а второй начал шарить по полам сорочки. Грубые пальцы Ньяра кружили вокруг ануса, размазывая вязкую смазку. Едва выдыхая, омега давился собственными слезами. Он царапал альфу везде, где только мог дотянуться, но тот словно и не замечал этого маленького неудобства. Старый Бог и новые смешались в его голове, и Бэкхён начал молить. Он плохо помнил те сказки, что рассказывал Эйнар, но взывал ко всем именам, что всплывали в его памяти. И когда альфа навалился на него, чтобы вторгнуться в невинное тело, в дверь застучали, словно раскатами грома. В яркой вспышке солнечных лучей стояло настоящее божество. В мгновение ока Ньяр отскочил от омеги и схватился за топор. Для альфы это был незваный гость, а рядом лежал текущий омега. — Убери оружие, человек. Я пришёл на зов, ты обязан уступить мне этого омегу, сама Природа выбрала его для меня. Бэкхён уже едва ли мог различать слова, но с упоением впитывал образ незнакомца. Он был неописуемо прекрасен, его бледная кожа словно светилась солнцем, а длинные волосы пылали огнём. Маленькие ноздри омеги трепетали, пытаясь поймать свежий аромат леса после дождя. Этот запах сводил его с ума. — И что будет, если я воспротивлюсь тебе, альв? — спросил Ньяр, стараясь дышать через рот. — Кто знает. Возможно, Боги плодородия обойдут эти земли стороной. Но если ты уступишь, я отдам тебе меч, что был выкован моим отцом — правителем всех светлых альвов. — Неужели этот омега так нужен тебе, что ты отдашь меч Вёлунда смертному? — Этот омега бесценен для меня, лишь он сможет продолжить мой род, — ответил светлый альв и посмотрел на своего омегу, даря тёплую улыбку. — И тогда Боги будут довольны мной? — альв согласно кивнул и оставил меч на широком столе. Ньяр не остановил альва, когда тот подошёл к омеге и взял его на руки. Всё его естество было против этого. Всё здесь пропахло сладким мёдом, но сорвался с места он лишь тогда, когда дверь закрылась за спиной альва. Альфа выскочил наружу, но уже никого не было, только дождь продолжал капать по крыше.

***

В ярких вспышках света Бэкхён не мог разобрать ничего. Он лишь плотнее жался к груди альфы и вдыхал восхитительный аромат, если бы его можно было испить, то он не оставил бы и капли. Что за безумие овладело им? Почему он так желал этого альфу и так противился быть с Ньяром? Никто ему не говорил, как это происходит у омег. Неожиданно он понял, что ночь сменилась днём, а небо было таким ярким, каким он никогда его не видел. И словно почувствовав его волнение, альфа заговорил: — Ты в Альвхейме, не бойся. — Кто ты? — спросил Бэкхён, едва сдерживая своё возбуждение. — Можешь звать меня Чанёль. Я тот, кто пришёл на твой зов. Ожидание растянулось на столетия, доверься же мне, Бэкхён. Откуда альфа знал его имя, уже было неважно. Этот нежный голос пленял его. Они оказались под огромным ясенем, влажная трава холодила разгорячённую кожу. Бэкхён лишился дара речи, он мог лишь повиноваться чужим рукам, что медленно изучали его тело. Казалось, что запах течного омеги совсем не волновал Чанёля: он внимательно рассматривал его, словно пытаясь запомнить каждую чёрточку лица. Когда желание сделалось невозможным, Бэкхён толкнулся бёдрами в воздух. Альфа в ответ склонился над ним и втянул носом воздух. Его горячий язык коснулся тонкой кожи, но зубы не оставили метки. — Я буду верить, что ты сможешь понести дитя, мой избранный. Иначе путь в город альвов для тебя станет закрыт. В глазах Чанёля плескалось сожаление, взор Бэкхёна был затуманен страстью. Поэтому альфа не стал оттягивать неизбежное. Лоно омеги оказалось податливым и приняло его безболезненно. Но сейчас Бэкхёну не нужна была нежность, его голод казался неутолимым и выжигал все связные мысли в голове. Оставалось лишь первобытное, животное желание. Альву подобные чувства были чужды, но желание человека затягивало его всё глубже. С каждым толчком в теле омеги ему казалось, что он падает во тьму. Что порок липкими щупальцами окутывает его. Это не было похоже на священное таинство двух душ. Это были два зверя, ненасытные и неистовые. Они сплетались воедино, и чувство животного наслаждения вымещало всё лишнее. Природа безжалостно указывала своим перстом на нужную пару. От зова было невозможно скрыться, он ломал волю и убеждения. И когда всё закончилось, Чанёль казался себе грязным. Он мог отмыть тело, но не душу. Зов заставил его склониться перед животной страстью. Невинность этого омеги, что, теперь обессиленный, забылся сном, принадлежала ему. Но если чрево его окажется пустым, они больше никогда не увидятся. Пока человеческая кровь омеги не смешается с кровью альва. Древние законы были нерушимы. Очнулся Бэкхён от ругани Ньяра. Заткнув нос, альфа выскочил из дома. Вдохнув, он улыбнулся — цветочный запах альфы словно пропитал его насквозь. На тонком запястье сверкнул золотой браслет в виде виноградной лозы. Альфа и зелёный город не были его выдумками, но Бэкхён помнил слова Чанёля. Вновь они увидятся лишь по одной причине… Всё это было похоже на очередную историю Эйнара. Прекрасный альв спасает бедного омегу из лап насильника и делает своим суженым. Мог ли быть у этой истории счастливый конец? Бэкхён боялся загадывать. Но каждый раз на закате он продолжал ждать. Пока рос его живот, это всё, что у него было. Ему было страшно, он совсем не знал своего альфу, но верил ему. И даже держа на руках пухлощёкого младенца с алыми волосами, он не сводил взгляда с горизонта, пока яркая вспышка не озарила небо.