Писатель (Осознание)

      Прошло несколько недель с последнего визита Лео, но он не появлялся в компаниях друзей, ссылаясь на постоянную занятость по причине создания книги. Впрочем, Леонард был лишь приятным дополнением нашей уютной тусовки, а не её центральной частью, ведь это место было занято Биллом. Братцу, кстати, по ходу работы в мини-сериале предложили более видную роль уже на одном из известных платных каналов, и тот усиленно начал готовиться к съемкам и даже записался в школу актёрского мастерства, которую после выпуска из университета всегда презирал.       «Чему они могут научить, если их преподаватели сами никогда не были актерами?» — заявил он еще пять лет назад на моё предложение пройти курсы, после того, как получил несколько отказов от киностудий. Но, посидев немного на сухом пайке от безработицы и поняв, что до города ангелов, куда он так стремился, как до Китая раком, сбавил обороты и перестал лезть в чересчур крутые медиакомпании. С тех пор много воды утекло, а в последние пару недель и сознание Билла поменялось. Внешне это было незаметно, но он стал приходить ко мне за советом, не боясь услышать критику, на которую раньше просто затыкал уши и закрывал глаза. У брата словно обновилась цель в жизни, согласно которой, много лет он хотел блистать на ковровых дорожках наравне с мастодонтами киноиндустрии типа Питта и Клуни. Моя объективная оценка и напоминания, что при замашках на такую вершину, он ничего для достижения оной не делал, его только злили, но не меняли поведения. Билл был максималистом по природе и, если что-то приходило в его светлую головушку, посвящал всего себя процессу, но так же быстро перегорал, не дождавшись немедленной отдачи. Актёрство было его первой и пока единственной ещё не брошенной работой, от которой он действительно получал удовольствие, закрывая глаза на неудачи и неудобства. Моя искренняя радость от первой роли Билла, правда, была встречена в тот момент не слишком тепло, ибо прежние попытки снять с него розовые очки обернулись нешуточной ссорой, в результате которой брат не разговаривал со мной около месяца. Максималистом он был даже в этом. Попытки примириться оканчивались изменами «назло», а похвала и извинения встречались им крайне холодно. Тем не менее, с тех пор прошло много времени, и вот теперь на похвалу за отличную работу от меня Билл улыбался и благодарил в ответ. Перспектива его роста в кино казалась настолько близкой, что я, не раздумывая, свозил его в Лос-Анджелес. Мы ходили по Голливуду, рассматривали имена на Аллее Звёзд, даже посетили парк аттракционов студии Юниверсал. У брата кружилась голова от счастья, потому что его мечты стали воплощаться в реальность, да и я, признаться, заразился кино-лихорадкой, начав воображать нас обоих на красных ковровых дорожках на премьерах.       Впрочем, выходные на западном побережье закончились, и мы вернулись в свой город, привезя багажом кучу приятных воспоминаний о поездке. Меня тут же поглотила работа, а Билл стал ходить на занятия по актерскому мастерству, проводя там уйму времени. Утренние эфиры проходили в обычном режиме, и моя популярность — как самостоятельного ведущего — росла. К тому же, моя коллега Эмили — соведущая утреннего шоу — подозрительно часто стала заглядывать к шефу, нередко задерживаясь и вынуждая меня начинать без нее. По этому поводу в голову лезли абсолютно разные мысли, в том числе и грязные, но обвинять её я просто не имел права, так как причина столь резко поменявшегося поведения мне ясна не была, а Эм не спешила раскрывать карты. Одно я знал точно — работать пришлось больше.       Терпел я это около двух недель, к выходным совершенно выматываясь на студии. Помимо увеличенного времени в эфире из-за халтуры напарницы, мне так же приходилось самостоятельно отбирать материал для каждого следующего выпуска, что заметно сокращало по вечерам время отдыха. Даже с братом за ужином я теперь сидел весь заваленный бумажками с актуальными новостями дня, злясь на Эмили и игнорируя все радикальные настроения Билла на этот счёт.       «А чего ты с ней не поговоришь?» — начинал он каждый раз, видя, как такого рода «домашняя работа» выматывает меня, — «Выскажи ей всё, как есть, пусть эта сучка знает, что тебе такое не по нраву. Шеф тебе говорил что-нибудь по поводу этого? Зарплату поднимут?»       «Я не могу наезжать на женщин, ты это знаешь. С шефом не разговаривал, я не могу застать его на работе, когда я выхожу с эфира — его уже нет или ещё нет, ждать мне тоже теперь некогда как видишь», — всё, что я мог ответить ему на возмущения.       Реакция брата была мне понятна, все-таки он переживал за меня и мое вечное стрессовое состояние, подталкивая разговорами к уже какому-нибудь решению, но легче мне от этого не становилось. На работе Эмили всё так же пропадала невесть где, а я продолжал вести эфиры почти в одиночку, пока однажды она не забила на работу вовсе.       — Что за дела, мистер Гриер? — ворвавшись в кабинет в полседьмого вечера, загубив весь свой день из-за ожидания шефа, я тут же перешел к делу. — Почему Эмили нет на работе? Куда она делась и почему мне ничего не говорят?       — Томас, во-первых, присядь, — внешнее спокойствие босса только раздражало, но я не стал сопротивляться.       — Я требую объяснений прямо сейчас, иначе уволюсь, — опуская пятую точку в кресло напротив мужчины, честно признаться, готов был писать заявление об уходе.       — Эмили работать с тобой больше не будет.       — С какой стати? И почему я не узнал об этом раньше?       — Она просила не говорить тебе раньше времени, но сегодня я уже могу раскрыть её секрет. Том, Эмили ждёт ребенка и не может больше работать ведущей. Так что нам придется закрыть ваше шоу.       Я не ожидал такого. Утреннее шоу «Томили» выходило в эфир три года подряд, заряжая каждого жителя города и окрестностей позитивом с начала дня и до самого вечера. Мы обсуждали актуальные проблемы и действительно дополняли друг друга. Удивительная легкость общения Эми завоевала любовь публики, и мы, казалось, доверяли друг другу так много, что и секретов, тем более столь крупного масштаба, не должно было остаться ни у кого из нас. Но о её беременности я узнал только от босса и только после того, как две недели она согласовывала с ним дату и время своего последнего эфира.       — Эмили попрощается со слушателями сегодня в восемь, хочешь поддержать её? — мистер Гриер бросил взгляд на часы, прикидывая оставшееся до этого момента время.       В моей голове в это время роилось слишком много мыслей, чтобы что-либо ответить. Три года почти каждодневной работы вместе, оказалось, были недостаточным основанием для того, чтоб сообщить мне об увольнении раньше и лично. Мы не были столь близки, как Билл с Николь, проводившие выходные вместе в компании друзей, но всегда тепло общались друг с другом, а теперь я словно оказался за бортом. За бортом корабля под названием «Отношения с людьми» в океане Непонимания, подхваченный течением Растерянности и уносимый вдаль к островам Неизвестности.       — Что будет с нашим шоу?       Я боялся ответа на этот вопрос. Моя карьера стабильно шла в гору последние три года только благодаря нашей с Эми совместной работе, а теперь я разом перестал быть уверенным в завтрашнем дне.       — Его больше не будет. С понедельника будет другое шоу, мы уже подобрали ведущих.       Спокойствие босса поражало. Он говорил такие страшные вещи настолько будничным тоном, что я терялся в эмоциях, то злясь, то холодея от ужаса.       — А со мной что? Я уволен?       Два последних вопроса были для меня настолько противоестественными, что даже голос поддался панике и скаканул вверх. Но мужчина напротив лишь хмыкнул, покачав головой.       — Куда мы без тебя, Том? Ты удивительно точно попал на радио, это твоё призвание, и я буду последним дураком, если потеряю столь ценный кадр. С понедельника ты начнешь подготовку к своей собственной программе, я дам тебе полную свободу действий. И, если ты согласен, можешь подписать соответствующие документы и получить сейчас аванс. Считай, что это повышение.       Сразу домой я не пошел. Мне настолько сильно хотелось выпить, что решено было заехать в ближайший бар, у которого и был оставлен автомобиль, когда я изрядно накидался. Двухнедельный стресс теперь казался оправданным, но эмоции, которые всё это время копились во мне, нарастая в целый ком из нервов, требовали выхода, и я просто ушел в отрыв, позабыв обо всем. Глоток. Стук пустой рюмки по столешнице, тяжелый выдох. Мне дали повышение. «Бармен, ещё!» Жидкость резко обжигает горло. Я буду вести эфир сам. «Повтори!» Вновь жгучий алкоголь оказывается на языке. У меня будет своя программа. «Наливай!» Перехватило дыхание. Глаза сами зажмуриваются. Легкие резко наполняются воздухом. Лёгкость. Радость. Спокойствие. Я всё могу. Мне подвластен весь мир.

***

      — Ты с ума сошел? — услышал крики брата, бегущего по лестнице вниз. Добрый таксист проводил меня до дома. Сам я на ногах уже не стоял.       — Прив…па…ве…       Попытки активировать мозг оказались неудачными, и я лишь пошатывался, стараясь разуться на пороге после того как открыл дверь с десятой попытки.       — Боже мой! Ты в жизни так не надирался, что случилось? — Билл подхватил меня, чтоб не упал, и помог добраться до спальни.       Шипучая таблетка на ночь от головной боли. Глоток за глотком он заставлял меня пить растворившуюся в стакане помощь от неизбежного похмелья. Затем следующий шаг.       Я сумел прочесть беспокойство в глазах брата, пока тот тащил меня к раковине умыться.       — Я шиол к эматлы…       — Молчи. Завтра расскажешь, — он включил воду, ровнее поставив меня перед краном, а я успел разглядеть себя в зеркало.       Совершенно пьяный. В стельку. И справа обеспокоенный Билл. Надо сказать ему, что всё хорошо.       — Повы…ленеши… — выдавив из себя несвязную ерунду, с улыбкой дегенерата уставился на брата через зеркало.       Тот немного помолчал, осуждающе глядя на меня, а потом склонил над раковиной, умывая пьяную рожу.       Даже в таком состоянии я понимал, что завтра разговора не избежать, и я был готов ко всему, в том числе извиниться за свою выходку. Но сейчас Билл просто умыл меня и уложил в кровать, заботливо сняв всю мою одежду и оставив одного наедине с надвигающимися красочными снами.