Огоньки

Ты никогда не старался быть кем-то, подстраиваться под кого-то. Ты ненавидел правила, созданные другими; у тебя никогда не было расписание своей жизни, ты думал обо всем именно сейчас, не думал о последствиях и о будущем. Никогда. Именно из-за этого люди сторонились тебя, ты излучал опасность, а люди, как известно, предпочитают безопасность, но только не ты. Лишь некоторые смогли пройти твои высокие и колючие ограждения, именно этим «некоторые» был твой лучший друг Матвей, без которого ничего не происходило. Я, покусывая ручку, вновь отвожу от тебя взгляда. Твоя ухмылка, мимика, жесты — очень завораживают. Мои глаза вновь и вновь возвращаются к тебе, а я задумчивым взглядом аки Серсея Ланнистер смотрю на тебя. Лишь когда ты, думаю, случайно, переводишь на меня взгляд, я смотрю несколько секунд и переворачиваю голову. С каких-то времен, заметив аудио трансляцию на твоей странице, ссылку которой попросила у Регины — моей подруги, я начала слушать Twenty One Pilots. И песня «Heathens» у меня связана с тобой. Именно ее я услышала, с тех времен я ее полюбила. Ты был любимчиком физрука — кажется, единственный такой учитель уважает тебя. На физкультуре всегда побеждала только твоя команда; только спустя месяц я узнала, что ты занимаешься футболом серьезно. Может, ты станешь когда-нибудь популярным? Если бы ты знал, как я в тебя верю, Артем. На физкультуре я говорила, что у меня болит живот. Физрук всегда качал головой, а я садилась на скамейку и смотрела на тебя. На то, как ты бегаешь, на то, как слишком бурно реагируешь, когда одноклассник делает что-то не так, как нужно было. Ты никогда не ходил в столовые: ты сбегал с Матвеем в ближайшую пиццерию, которая находилась в паре домов отсюда. Ты приносишь пиццу в школу и ешь с Матвеем заодно, что-то обсуждая и ухмыляясь. Мне безумно нравится твои огоньки в глазах, когда ты делаешь что-то неправильное. Мне нравятся твои складки на лбу, когда ты хмуришься. Или как закатываешь глаза, когда кто-то осмелился тебя оскорбить. Глупые, правда, Артем? Когда ты думаешь, ты слабо поджимаешь губы, изредка их облизывая. Порой мне кажется, что тебя я знаю больше, чем себя саму. Регина, конечно, знает о моих к тебе чувствах. Никогда не говорит об этом, но я же знаю. Она мне советует перестать наконец наблюдать издалека и начать действовать. Я пыталась, правда. Когда я хотела к тебе подойти, я упала. Это произошло случайно, честно. Но когда ты подал мне руку, при этом хмурясь, я подумала, что впервые рада своей неуклюжести. Когда я приняла протянутую руку, я почувствовала, как покрываюсь мурашками, прекращая дышать. Ты покачал головой отчего-то и, кажется, не расслышав мои жалкие извинения, ушел. Лишь потом я вспомнила, что нужно дышать. Регина подошла ко мне, говоря что-то о том, что это уже прогресс, а я просто закрыла глаза, пытаясь представить твое лицо опять. Кажется, ты был еще ребенком, все проблемы решал кулаками. Но как же красиво у тебя получалось и так! Ты ни с кем не встречался, что грело мне душу, но и огорчало одновременно. Я бы хотела, чтобы ты был счастлив. Я вновь смотрю на тебя. Ты сидишь на подоконнике, поставив одну ногу на батарею. Уборщица приходит мимо, тяжело вздыхая: она уже даже не пытается тебя заставить не делать этого. Рядом с тобой, как всегда, Матвей, который отчего-то обидчивым взглядом смотрит на тебя, а затем медленно смотрит на кабинет, в котором должен пройти следующий урок. Я догадываюсь, что это может быть, ведь в твоих глазах играют те же веселые огоньки. Смею предположить, на уроке будет что-то веселое, это же и рассказываю Регина. Она закатывает глаза и «Вечно твой Артем!». Затем она все же улыбается и говорит о том, что можно было бы предупредить учительницу, спрашивает меня, как я догадалась. Стала ли я говорить о тех огоньках в твоих глазах? Нет, конечно, нет. Огоньки в твоих глазах — мои. — Ты читаешь мысли? А, ну, прочитай меня! — подпрыгивает Регина, становясь передо мною, тем самым закрывая тебя. Устало отвечаю, что нет. Тогда Регина разочаровывается и говорит, что учительница потерпит. Я же думаю, что ничего опасного для училки ты не сделаешь. Ты делаешь все только для того, чтобы повеселиться, но принося окружающим мало вреда. Ты делаешь это для себя. Звенит звонок. Я удержала себя, чтобы вновь не посмотреть на тебя. Сажусь за парту, рядом плюхнулась Регина и уже пожирает глазами учительницу, довольно ухмыляясь. Она-то мне верит, да и прогнозы мои всегда верны. Огоньки сдают тебя, Артем. — Я люблю вас, Елена Сергеевна! — громко оглашает Матвей, пылающим взглядом глядя на учительницу. Ее рука, писавшая дату, остановилась, а обладательница развернулась и гневно посмотрела на Матвея и только собиралась что-то сказать, как ее прервали: — Так я еще никого не любил! Я готов вас нагну… Любить вас вечно, Еленочка! — я неодобрительно покачала головой. Второе предложения явно было лишним. К сожалению, Матвей мыслей читать не умел, поэтому продолжил свою речь: — Выходите за меня! Вы родите мне пять детей, они будут красивы так же, как и вы. Мне ли не показалось, или Елена Сергеевна действительно покраснела? И молчит? Ура, она задвигалась! — Ромашов, прекрати, пожалуйста. Матвей, огорченный до невозможности, двинулся вперед: — Пятеро — мало? Можно и больше! Лишь бы вы были со мной, — проскулил тот. Что ни говори, а играл Матвей отлично. Интересно, что сейчас делаешь ты? Могу поспорить, что довольно ухмыляешься. Я слишком хорошо тебя изучила. — Слышь? — недовольный голос с задних парты. Ты. — Елена Сергеевна моя! А ну свали, говнюк мелкий, как ты смеешь? Я чуть не рассмеялась, но сдержалась. И опять не посмотрела на тебя. Может Регина права — надо заканчивать с этим. Но, черт, как же я привыкла смотреть на тебя! Это уже повседневное дело — мне очень нужно знать, что ты такой же, как и всегда. Матвей с Артемом шутливо начали драться. А украинка, кажется, стояла и чуть ли не плакала — нервишки-то шалят. Кинув короткий взгляд на твою спину, я уткнулась в тетрадь, вырисовывая всякие штуковины. И неимоверно ждала звонка — вот бы уйти отсюда и вздохнуть спокойно, чтобы сдерживать порывы смотреть на тебя. Урока не было: все сорок пять минут ты с Матвеем выпрашивали у Елены Сергеевны руки и сердца. Причем один уточнил, что крови боится, поэтому вместо сердца можно и любовь, а второй, ты, сказал, что крови не боится и вообще ничего не боится, «с таким мужчиной не пропадешь», как говорил ты. Звонок прозвенел. Я, запихнув в сумку все вещи, быстро вышла из кабинета, а смеющаяся Регина шла за мной. Лишь вне кабинета я смогла вздохнуть с облегчением и пойти в столовую. Там тебя точно не встретить, и слава богу. Регина, увидев мое лицо, сразу вздохнула, а в глазах ее пропал смех. Мне грустно, что я разочаровываю ее, правда. Но я ничего не могу с собой поделать. Выхожу из столовой с Региной под ручкой в минуту до звонка. Дохожу до кабинета и медленно вхожу со всеми. Опять распустила волосы и закрыла глаза — идеально. Только неодобрительный взгляд Регины все еще заставляет тяжело вздыхать. И ты, на которого я не посмотрела ни разу за целый час. И чувствую, что задыхаюсь. Ох, черт бы тебя побрал! Сердце еще так быстро стучит. Раскрываю рот, вдыхая в себя жаркий воздух — вроде легче. На середине урока я вздохнула от облегчения — последний урок, после него уже домой. А там мама, папа… Внезапно учительница переводит на меня взгляд, я же поежилась. И она, растянувшись в едкой ухмылке, вызывает меня к доске. Стерва. Ибо всегда у меня биология не шла. В итоге села с натянутой (как сказала Евгения Семеновна) тройкой. Первая тройка за год, шикарно! Кажется ли мне, что у биологички пмс, и она ради веселья решила меня задавить? Что ж, повторю еще раз: стерва. Ух, расслабляют эти оскорбления. Быстрым шагом выбегаю из кабинета, когда звенит этот долгожданный звонок. Надеюсь, ты, как всегда, будешь выходить неспеша, не хочу тебя встретить. Ты мне слишком нужен сейчас, пойми же ты наконец! Не застегивая легкую куртку, быстрым шагом прыгаю по ступенькам во дворе. И — боже, какая же я неуклюжая дура! — шлепаюсь прямо на асфальт. Можно мне, как в детстве, разрыдаться прямо на улице? — Ох, господи, какая же ты неклюжая, — простонал ты. Сразу же ощущаю, как сердце предательски начинает биться сильнее. Пожалуйста, Земля, смилуйся, дай провалиться под тебя. Вздыхая, ты хватаешь меня за талию и поднимаешь. Обязательно меня ставить лицом к себе? Не видишь, что я сейчас прямо здесь в обморок хлопнусь от смущения? — Больно? — спрашиваешь ты. Надеюсь, что забота в твоем голосе только моя фантазия. — Нет, — вздыхаю я. У меня должно что-то болеть? Ай, черт, почувствовала боль в ноге. Я уже и забыла. Нет, надо было напомнить! Артем прижал меня к себе. Я закрыла глаза, невольно подавшись вперед, вдыхая его запах, как что-то… что-то очено сладкое. Я люблю сладости. Так же, как и Артема. — Ты не смотрела на меня два урока, — шепчет он прямо возле моего уха. Я краснею, в то же время безумно наслаждаюсь его запахом. Вот бы мне посмотреть в его глаза, но я же настолько смущенная, что очень стыдно. Он приподнимает мою голову за подбородок и смотрит в мои глаза. Это очень не похоже на Артема, но в его глазах все те же родные огоньки. Я, завороженная ими и подавляя свою трусливость, коснулась пальцем его глаза, который он закрыл секундой раньше. Может, я все же хлопнулась в обморок и это — мои иллюзии? — Я очень скучал по твоему взгляду, — шепотом произнес он. Огоньки… Они здесь. Мои огоньки! — Не отводи его. Смотри на меня, пожалуйста. Возможно, это странно, но я и правда не отвожу взгляда, покорно наслаждаясь его лицом. Мне ведь и самой это безумно нравится. Мне нравятся его огоньки, мне нравится он, мне нравится его запах, мне нравится его взгляд, мне нравится его голос. Тут же он подается вперед, насколько это возможно, и целует в губы. В его глазах так нехарактерно для него блестнула нежность. Я вздыхаю, а он, гладя мою талию, проникает еще глубже. Я несмело влекаюсь в нежный поцелуй, покрытая мурашками от счастья. Пожалуйста, пусть это длится вечно… — Огоньки, — шепчу я, когда восстанавливаю дыхание от поцелуя. Его поцелуя. Я попыталась запомнить все эмоции, хотя уверена, что и так все запомню. — Что? — поднимает бровь Артем, но затем рассмеялся, а в его глазах сверкали те же огоньки, которые ужасно меня завораживают. — Я хочу, чтобы ты всегда на меня смотрела, слышишь? Я закрываю глаза и кивая, утыкаясь носом в его куртку, которую он, в отличии от меня, все же застегнул. — Никогда не смотри так на других. Я буду жутко ревновать, когда поймаю такой горящий взгляд моей девушки на ком-нибудь другом. Этот взгляд только мой.