Да что плохого в биандрии?!

Стоял прекрасный солнечный день: над дорожным полотном дрожал воздух и медленно плавился асфальт. Лето было в самом разгаре, и погода радовала нестерпимой жарой. Улицы города казались пустынными, и изредка кое-где показывался одинокий человек, истекающий потом от жары. Именно в такую погоду продавцы мороженого имеют небывалую выручку. В такие дни люди не стремятся на улицу без повода и прячутся за толстыми стенами под кондиционерами на работе или дома. Но Роману Васильевичу дома не сиделось. Отъявленный трудоголик, любитель своей работы не мог усидеть дома, где стены навевали тоску и апатию. С каким бы удовольствием он сидел на своём рабочем месте в этот ужасно жаркий день! Но стоило ему туда прийти на второй день отпуска, как его выгнали. — Ох, Роман Васильевич! Что ж вы, голубчик, пришли так рано? Ваш отпуск только вчера начался, а вы снова тут! Запамятовали, наверное, да? Ну, отдохните, наберитесь свежих сил и снова приходите. А пока ни-ни! — С этими словами медсестра Людочка вытолкала его ещё в приёмной, даже не дав дойти до лестницы, не то что до кабинета. В кафе Роман Васильевич сидел уже второй час. Из-за того, что помещение находилось на полуподвальном этаже и окна были почти под потолком, в нём не было жарко. Именно этим оно привлекало посетителей. Люди приходили, уходили, делали заказы, ели, смеялись, в общем, вели себя как люди. А людей Роман Васильевич любил. И работа у него была связана с людьми: Роман Васильевич работал психиатром, поэтому и смотреть на условно нормальных людей в обед, когда он обычно находился на работе, казалось ему немного необычным. — Я уже третий день не могу заснуть, только под утро с рассветом. Как ни лягу, хоть в девять, хоть в двенадцать, всё равно не могу. — Тяжкий вздох. — Спасибо, Танечка. Молодой человек богемного вида очаровательно улыбнулся официантке, поставившей кофе. Взяв пакетик с сахаром, открыв, он тут же просыпал половину мимо чашки. — Ох, совсем с бессонницей замучился, руки вот дрожать начали, — жаловался он своему собеседнику, салфеткой суетливо смахивая в сторону просыпанный сахар и роняя ложку. — Нервничаю. Всё из рук валится, и совсем не понимаю, из-за чего. «Всё с вами понятно, молодой человек. Следующий». Две девушки, яркие, гламурные, весёлые хохотушки, пришедшие посплетничать за чашечкой капучино. — Слышала, что Дэн вчера вытворял? — спрашивает первая и, не договорив, начинает хихикать. — Нет. От него всё что угодно можно ожидать, — морщится другая. — В последнее время он как с катушек съехал, псих! На меня позавчера набросился, что-то кричал. Пьяный, наверное, был. — Он совсем долбанулся. Это полный… Ха-ха. Представляешь, он выдумал какую-то теорию заговора против него! Что все за ним следят. Представляешь? А вчера собрал вещи и уехал куда-то. — Ха-ха-ха! — Хи-хи-хи! «Не смешно, молодые леди. Этому Дэну действительно лечиться надо». Замечать мелкие, незаметные для простых людей движения, будь то постукивание ногой, дробь пальцев по столу или суетливое заглядывание в телефон каждые три минуты, было обыденным действием. Это происходило непроизвольно, само собой. Взгляд сам цепляется, уши слушают, подсознание находит соответствия, точнее, несоответствия, отклонения. Издержки профессии. Роман Васильевич отвлёкся от планшета, где читал статью с конференции по психологии, посвященной клинической депрессии, и сделал глоток кофе. Уже остывшего. Кхекнув с досады, Роман Васильевич задумался: «Взять ли ещё или дочитать до конца статью и только потом взять?» Зачитается — снова остынет. Вдруг за соседний столик села девушка. Перед тем как подойти к столику, она осмотрела зал, нахмурилась от оживленной компании в центре и поспешила выбрать столик подальше от людей. Самый дальний столик был выбран Романом Васильевичем неслучайно: он позволял наблюдать за людьми. Девушка же выбрала дальний столик, чтобы на неё не обращали внимание. Совсем случайно она оказалась под более пристальным вниманием, чем если бы села в центре зала. В ней не было ничего красивого или некрасивого. Стандартная. Не искуственная, не вычурная — обычная. Не сказать, что серая мышка, но во внешности она проигрывала тем девушкам, что смеялись в компании ближе к выходу. В нынешний век, когда красивым считалось яркое лицо, тонкая талия и вечная молодость, её можно было бы назвать старомодной. Высоко на затылке завязанные волосы, простое прямое платье, сумочка и веер. Это было неудивительно — на улице стояла жара, и все же не часто с таким аксессуаром можно было встретить кого-то. Не принято, не модно. Она волновалась. Это было заметно. Она заказала воды, но не стала пить. Она дёргала ремешок часов, смотрела на телефон, хотя часы висели над стойкой. Она крутила стакан, поправляла платье, не знала, куда деть руки, мяла салфетки, делая из них оригами, раскрывала и закрывала веер, пересчитывая лепестки. Отвлеченный скрипом стула, Роман Васильевич, бросив мимолётный взгляд на неё, вернулся к своим любимым болезням. Исследования были увлекательнее любой симпатичной девушки. Обычная посетительница, волнуется, кого-то ждёт, наверное, первое свидание. Удивительно, что девушка пришла первой, но не так сильно, чтобы возвести это в подвиг. Насчёт свидания он не ошибся. Через некоторое время к девушке подошел высокий темноволосый парень в костюме, похожий на офисного служащего. Перед тем как появился парень, девушка смахнула все салфетки, унесли стакан воды, и она заказала чашку холодного чая, сделав вид, как будто бы только что пришла. Восхитившись проворностью девушки, мужчина продолжил читать статью, чтение которой прервало сумбурное поведение этой молодой леди. Так как пара сидела за соседним столиком, их беседа была слышна, обрывками доносилась до доктора, делая его невольным слушателем. Это было не свидание. Это было расставание, причём девушка бросала парня. И начала она с самой банальной и опасной фразы: — Нам надо поговорить, — сразу же выдала она после приветствия. — Хорошо, слушаю. И почему она так волновалась? Парень воспринял это довольно спокойно, к тому же она привела достаточно мощные аргументы. — Когда мы начали встречаться, мы договорились, что между нами будет только секс. Хм… Друзья по перепиху. Мы условились, что, как только кому-нибудь из нас это надоест, всё прекратится. Ты же понимаешь, к чему я веду? Молчание. Она продолжила: — Недавно я встретила парня. Он мне понравился, я ему тоже. Между нами ещё ничего не было, но, я надеюсь, скоро будет. Я не могла тебя обманывать или изменять тебе, мы же всё-таки партнёры. Но начинать встречаться с ним, когда у меня отношения с тобой, я не могу. Да, хоть мы с тобой и не встречаемся, а только спим друг с другом, я считаю, что это неправильно, начинать отношения с ним, когда у меня отношения с тобой. Поэтому нам нужно расстаться. Именно для этого я позвала тебя сюда. Я не могла сказать это по телефону или написать, мне показалось, что я должна сказать тебе лично. — Начало речи постоянно прерывалось паузами, девушка пыталась подбирать слова, часто кусала губы и вздыхала, но к концу её речь выпрямилась, стала ровнее и увереннее. Это были довольно железные и логичные аргументы. Роман Васильевич слегка удивился волнению до этого. Это было немного странно. Мужчина посмотрел на девушку — она вела себя слишком спокойно для той, что буквально пять минут назад превратила свой столик в салфеточный зоопарк. Расставаясь, люди себя так не ведут, даже если они были так называемыми «друзьями по перепиху». Роман Васильевич слегка поморщился: от этого термина дурно пахло. Она не хотела расставаться, но почему-то расставалась. Поверх лица взволнованной, суетливой девочки она надела маску спокойной, холодной и разумной женщины. Роман Васильевич не хотел об этом думать в такой солнечный погожий денёк, но мысли сами лезли, напрашивались. Особенно та, что говорила: «Она похожа на самоубийцу». Её поведение на самом деле напоминало поведение самоубийцы. Настоящего. Не тех истеричных особей, работающих на публику, надеющихся привлечь к себе внимание, а тех, кто внимательно изучает необходимую литературу; тех, кто знает, что прыжок с моста не всегда ведёт к смерти; тех, кто подстрахуется и сделает всё наверняка. За несколько дней до самоубийства их поведение меняется. Зная, что скоро умрут, они стараются разобраться со всеми важными делами, ловя недоумённые взгляды знакомых и родственников. Думать об этом не хотелось, но оно думалось само.