Дневник Полукровки

      Деревянные палочки с едва слышным звоном отзываются от краёв глубокой тарелки, как только стоит подцепить длинную лапшу с краёв. Пар глумиться тонким облаком, показывая тем самым, что том-ям отнюдь недавно сошёл с плиты. Его притягательный аромат с едва-едва ощутимым привкусом курицы заставлял вкусовые рецепторы заработать в полную меру, при том всё чаще заставляя Юки сглатывать слюну.       Девушка подцепляла лапшу всё чаще, поглощая порцию с причмокиванием, хоть и отучила себя от этой диковатой привычки в окружении общества. В этой девушке всегда просыпалась ненасытность, и даже если углубится в детское, отнюдь не далёкое прошлое, то без труда можно наскрести этому факту доказательства.       Эстетическая сторона её беспокоила редко, а потому брезгливость к немного нестандартно-бедняцкому питанию обходила стороной, заставляя уплетать ненаваристый бульон, с самой дешёвой лапшой и остатками подобия курицы, за оби щёки.       Да, бюджетное состояние порой давило и в неокрепшем подростковом уме, проскакивали вопросы: Почему же состояние их семьи погрязло в безвыходности, загнало в самый угол. Грязный и пыльный. В долги и нескончаемые проблемы Ханны, как бы воспитать детей по достоинству.       Она разрывалась на две части. Порой ей хотелось оставить всё это и в полнейшей замотанности, как душевной, так и физической, упасть на колени. Ей действительно порой хотелось опустить руки, перестать бороться за выживание и погрязнуть в тяжести этой, казалось бы, бессмысленной битвы.       Единственное, что могло согреть в эти моменты — мысли о детях, ради которых мать-одиночка и жила в бесконечном напряжении. Их воспитание затянулось длинной во всю жизнь и Ханна никогда не жалела о выборе отдавать себя полностью. Она никогда не оставит частицу от возлюбленного. Он был её смыслом, и стоило прерваться их семейной жизни смертью этот смысл моментально перекочевал к Юки и Амэ.       Матери больно осознавать, что дети постепенно взрослеют, а значит их ждёт другая жизнь, вдалеке от неё — чересчур заботливой. Боль утраты Амэ, как человека, колола в сердце. Теперь же, нужно было быть подготовленной к еще одному удару судьбы.       Аккуратные ломтики овощей стопкой ложились друг на друга, когда ловких руках Ханны находился нож. Она продолжала что-то кропотливо створять, в попытках отвлечься от гнетущего ожидания прощания, продолжала дело, полюбившееся за годы жизни, как какое-то хобби.       Кажется, эта тишина нравилась им двоим. Разговор никак ни начинался. В прочем, быть может оно и к лучшему.       Мир распорядился иначе, и неожиданно переломленный момент бытовых заморочек перешел в совместное удивление и шок.       Юки подняла глаза и прекратила пережёвывать еще одну «ложку» том-яма, мгновенное затишье и глубокий взгляд Ханны, помог понять её немой вопрос без слов. Она всегда понимала её взгляд, именно этот взгляд, полный надежды на радостную весть. — Это Амэ? — Вопрос был преподнесён прямо без каких-либо намёков, а значит увильнуть от ответа не выйдет.       Не то чтобы Юки лгала матери при всякой возможности, но порой способности острого слуха и волчья связь выводили Юки в безвыходное положение. Всякий исходящий издали вой, был очередной попыткой матери связаться с потерянным сыном.       Сейчас на Юки накатило напряжение, по челюсти заходили нервные жевалки, ведь сегодня этот вой был знакомым. До дрожи знакомым. Пришлось через силу кивнуть, до сих пор пребывая в собственных размышлениях, и старательно отодвигая от себя инстинктивное желание ответить на его призыв такой же протяжной песней. Она человек, а человек не воет. — Что он говорит? — Гм, — Юки копошится в тарелке, надёжно пряча взгляд от настырности собственной матери. Она понимала её любопытство, разделяла жажду заполучить весточку, но что-то подталкивало утаить пришедшую информацию при себе, в собственных мыслях, и не раскрывать секретов.       Эгоистично? Возможно. Правильно ли? Наверняка, так оно и есть. — Он выл, — Коротко заявила девушка, стоило секундам молчания затянутся чуть дольше чем следует. — Просто выл.

***

      Время приближалось к полудню, постепенно и неумолимо быстро шествовало следом за будущем отъездом, как будто бы знало, что прощание для матери слишком болезненно, чтобы растягивать длительное время, и тем же временем бежало впопыхах, укоротив последние часы матери и дочери наедине друг с другом. Оно издевательски меняло свои стрелки, заставляя юную Юки трепетать от волнения с каждой минутой.       Страх переполнял стенки разума, и от этого дыхание участилось, и даже глубокие выдохи не спасали. Главное держатся в облике, присущем ей теперь по жизни, главное остаться Юки — юной девушкой и первокурсницей токийского университета. — Милая, — Мягкий голос заставил дрогнуть, моментально поднять голову, роняя заплетённые длинные косы на грудь. Ладони напряженно упираясь в колени, покрытые капельками солёного пота, неприятно прилипшие к белым чулкам, чуть сжались. И испуг перешёл в облегчение.       Мама. Это всего лишь мама. — Да? — Слог сломался, под тяжестью волнения и страха, складывалось ощущение, подступающих слёз и твердого горького узла, где-то поперёк горла. Плакать не хотелось, но иллюзия истерики почему-то присутствовала.       В ожидании слов, карие глаза врезались в очертания круглого лица, надежда на сопутствующие слова и каплю нравоучительных советов по поводу, как нужно вести себя в «цивилизации», окружило сильнее, чем ожидание чего-то иного. Юки думала именно о разговоре, и ни о чём другом.       Брови моментально поднялись вверх, стоило лицезреть пред собой вытянутые ладони, чуть дрожащие, в оковах которых находился крошечный цветной свёрток. Он бросался в глаза своим ярко-кислотным розовым переливом, с множеством блёсток. «Подарочная бумага, которая сейчас поднялась в своей стоимости.» — Первое, что промелькнуло в её мыслях.       Ханна потратила очередную сумму от своего бюджета на подарок. Она опять отдаёт, что имеет.       Улыбка проскакивает по лицу девушки, и Ханна улыбается в ответ, когда ощущает взгляд дочери. — Ну же, открывай.       Юки принимает подарок даже как-то неуверенно. Былое ощущение перемешенной радости сменилось любопытством узнать, что же внутри. В таком маленькой упаковке, кроется что-то необыкновенное, что-то загадочное, именно поэтому и влекущее к себе всё сильнее, несмотря на смущённость.       Скотч, скрепляющий конструкцию одним единственным пластиком, отлипает и бумага с шелестом открывает свои створки таинственности предмета, скрытого внутри.        Одно мгновенье и Юки млеет.       Содержимое преподающее себя, как подарок — студенческий проходной отца.