Диструктивное поведение

В этом учебном году особенно четко ощущался, с одной стороны, запах горящих лесов Вьетнама, а с другой – сладковатый дым марихуаны с острым привкусом «свободной любви». И, надо отметить, что последняя впечатляла студенческую братию гораздо больше, чем скучные политические ароматы войны, да еще и на чужой территории. Несомненно, это так же занимало и умы преподавательского состава, поскольку количество лекций, посвященных наркологии и венерическим заболеваниям, возросло по крайней мере вдвое. Впрочем, для абсолютного большинства особой разницы между тем, где спать – на занятиях по общей физиологии или на психологии девиантного поведения, не было. Веска с некоторым недоумением смотрел на то, с какой скоростью приличные мальчики и девочки превращаются в абсолютных оторв. В принципе, раньше тоже не считалось чем-то из ряда вон выпить пива после лекций или устроить веселый уйкенд, но сейчас этот снежный ком стремительно набирал обороты. Кое-кто из самих студентов пытался возражать, мол, ребята, вы сюда учиться приехали, или как? И вообще, говорят же, что это вредно. А в сексуальной сфере так и вообще хрен знает что творите… В ответ на это самые ушлые из разгульной братии сыпали примерами из живой природы, утверждая, что высшие приматы испокон веков искали спелые перебродившие фрукты, чтобы получить свою долю кайфа. А аборигены всех стран, включая Америку, курили, жевали и нюхали, и ничего, до сих пор живы. А секс? Мальчик, девочка, какая в попу разница? Да и вообще, в родной природе сколько примеров… Дискуссии ходили по кругу, сводясь к тому, что «приличные» обзывали оппонентов торчками и отморозкамим, а те в свою очередь величали их не иначе как задротами. Веска до поры до времени пребывал где-то по середине. Иногда курнуть травки – почему бы и нет? Но кто сказал, что надо делать это постоянно? Тяжелые наркотики вызывали у него закономерное чувство опасения. В его, пусть и не большой, хирургической практике уже было несколько человек с гангреной, связанной именно с постоянными уколами. Что касается парней, то гомофобом он, в сущности, не был, но и не мог сказать, чтобы ему хотелось попробовать. *** Середина семестра. Время, когда учеба уже идет по накатанной колее, а напрягаться по поводу зачетов еще рано. Скучнейшая лекция по паразитологии. Пожилой преподаватель читает предмет слово в слово по учебнику. Можно было бы и вовсе не ходить, если бы он не отмечал посещаемость. Но, увы, почти полусотне студентов приходится просиживать штаны на неудобных скамьях и развлекать себя по мере сил и возможностей. Веска сидит, подперев подбородок ладонью, и рисует бесконечные завитки в пустой тетради. – Веска, эй! – пронзительный шепот с соседнего ряда. Белокурая Джессика машет ему рукой и кидает на стол перед ним маленький клочок смятой бумаги. «Какие планы на Хэллоуин?» Хоуэлл встречается с ней глазами, неопределенно пожимает плечами. Девушка жестами показвывает, чтобы он вернул ей записку. «Будет вечеринка в нашем корпусе общаги. Альберт обещал кое-что интересное. Придешь?» Веска утвердительно кивает. Джесс шлет ему воздушный поцелуй. *** Для Ди этот семестр проходит под лозунгом «Смертные – на редкость слабовольные существа». Ему, без сомнения, интересно воздействие токсических веществ на организм человека. Поэтому на бесконечных семинарах, посвященных психологии и наркологии, он не только внимательно слушает, но и задает вопросы. Разумеется, в индивидуальном порядке после занятия. А уж возможности наблюдать за объектами на практике у него хоть отбавляй – он по прежнему популярен среди парней и девушек и, к его раздражению, в последнее время первые стали добиваться его внимания все более настойчиво. Для него этот семестр – один большой эксперимент на живых людях. Периодически он делает пометки в некотором подобии лабораторного журнала. Вопросы, ответы, логические цепочки. «Систематическое употребление психотропных веществ ведет к постепенному отупению. Эва Мартенсон за 6 месяцев (со слов респондента, она принимает наркотики с мая этого года) регулярного употребления марихуаны и кокаина значительно ухудшила свои показатели по большинству предметов. Кроме того, очевидно падение многих психологических барьеров и снижение мотивации практически во всех сферах жизни, кроме получения удовольствия. Интересное явление. Требует более глубокого изучения, с выходом за рамки одного вида». Ди по-прежнему смотрит на всех свысока и принципиально не употребляет ничего крепче чая. Попытки подсыпать наркотики ему в чашку или в пирожное еще ни разу не увенчались успехом – чертов китаец обладает прям таки нюхом на такие вещи. А несостоявшиеся отравители лишаются его общества на длительное время. Тем не менее, полностью прекращать общение с однокурсниками ему невыгодно – таким образом он лишается возможности наблюдать за развитием событий в данном экспериментальном социуме. Поэтому, когда после пары его ловит на выходе из аудитории Альберт, к слову, регулярно пытавшийся угостить его наркотиками или затащить в постель, Ди даже позволяет тому увлечь себя в сторону. – Ди, послушай, ты, это, не злись на меня, я же случайно. Я же пошутил. Граф ухмыляется, всем видом выказывая свое мнение по поводу того, что Альберт так «случайно шутит» уже в третий раз. – Да ладно, забудем и все. Слушай, тут Хэллоуин на носу. Мы с ребятами вечеринку мутим. Давай с нами! – Альберт, а вы уверены, что мне будет с вами интересно? – Ди тянет слова, издеваясь над собеседником. – Слушай, весело будет! Тебе обеспечим чай с тортом. Покуражимся, потанцуем, в костюмах. Классная тема! Граф чуть слышно вздыхает, осознавая, что все это кончится тотальной оргией и дебошем. Но никто же не помешает ему уйти… – Я подумаю… не уверен, что мне захочется, но все возможно. – Супер! Короче, это уже в пятницу. Так что готовься! – Альберт явно намеревается хлопнуть его по плечу, но, наткнувшись на ледяной взгляд фиолетовых глаз, останавливается на полпути. *** Идти на вечеринку особого настроя не было – буквально за несколько минут до Веску поймал один из его коллег по кафедре и сообщил, что у них в понедельник промежуточный зачет по высшей нервной деятельности. Не самый простой предмет, да и не самый приятный преподаватель. Имело смысл подготовиться, но сегодня он обещал быть у Альберта. Ради приличия пришлось натянуть черный плащ, чтобы с чистой совестью заявить, что он в костюме. Большая часть народа уже собралась – правое крыло общаги гудело как растревоженный улей. Из комнат гремела музыка, по коридору туда-сюда бегали разукрашенные девицы в костюмах ведьм и чертовок, звенели бутылки, слышался смачный мат. – О, Веска! Ты че такой скучный? Это что, костюм?! Иди сюда, мы тебе хоть лицо раскрасим, чтобы похоже было, – уже явно не трезвые Молли и Аманда прямо с порога ухватили его за руки и потащили к журнальному столику, усыпанному косметикой. – Да, ладно вам, и так сойдет, – быть размалеванным как баба крайне не хотелось. – Ха, Веска, не отвертишься, – ухмыляющийся Джон с удовольствием тискал за задницу сидящую у него на коленях Лиз. – Давай штрафную – за опоздание, и все оки. – Да пошел ты… – Не выёбывайся. Праздник так праздник, – Альберт водрузил рядом с ними огромную тыкву с вырезанной злобной рожей, подмигнул девчонкам. – Свет выключим, вообще кайфово будет. Пока однокурсницы малюют у него на лице что-то подходящее случаю, Веска осматривается. На диване в обнимку лежат Мэри и Кэт в черных прозрачных пеньюарчиках, их головы венчают рожки. Рядом с ними сидит крайне недовольный Якоб в костюме розового кролика – в одной руке бутылка виски, в другой стакан. С балкона слышится гогот, мелькают простыни – там явно какие-то приведения и, судя по запаху, они там не просто сигареты курят. На двухъярусной койке рядом с балконной дверью сидит мрачный Дрейк, пожирающий глазами обжимающихся девиц на диване. Со второго яруса кровати свисают вырезанные из картона летучие мыши и пауки, с самой кровати зловеще скалится еще одна тыква. Еще правее в кресле в своем обычном китайском платье восседает Ди. На лице брезгливая ухмылка. – Слушай, Молли, а этот-то тут что забыл? – косой взгляд в сторону китайца. Девушка отхлебывает из стакана пиво, фыркает. – Да Альберт все не оставляет попыток его трахнуть. – Да ну, по-моему, после стольких обломов можно было понять, что ему ничего не светит, – Веска закуривает. – А по-моему он забавный. Да и вообще, думаю, он просто ломается, или запал на кого-то другого. Или какого хрена он таскается на все тусовки, если ему так не нравится? – Аманда наносит завершающие штрихи черной краски. – Все, свободен. А то все не хочу, да не буду. Тебе идет! – А по-моему это дерьмовая затея… – бормочет себе под нос Веска. Дверь в комнату не закрывается, туда-сюда постоянно кто-то пробегает. Народ веселится. Хоуэлл плюхается на кровать рядом с Дрейком, тот молча протягивает ему бутылку пива. –Ты чего такой нерадостный? У меня-то хоть причина есть – гребаный зачет по ВНД. – Дерьмо – бурчит Дрейк, его весьма удачно раскрасили под зомби, большого угрюмого зомби с налитыми кровью глазами, – жизнь дерьмо, и зачеты – дерьмо. А бабы – суки, слышишь Веска, последние гребаные суки. – Опять по поводу Кэт? – Веска переводит взгляд на диван, где девушки, никого не стесняясь, кормят друг друга конфетами, слизывая шоколад друг у друга с губ и пальцев. Дрейк сплевывает в пепельницу. – Нормальная баба была. Мы с ней в прошлом году отлично мутили. А теперь – не трогай меня, грязная свинья! Я только с девочками! Выебать ее надо хорошенько, чтобы дурь вся вышла! Кэт ловит, устремленный на нее взгляд, показывает фак и притягивает к себе подругу, демонстративно целуя. – Суки… эй, Веска притащи какого-нибудь крепкого пойла – меня уже тошнит от пива! *** Ди всю оставшуюся неделю мучил Альберта неизвестностью – не давая четкого ответа, придет ли он на праздник или нет. Но в итоге всё же заявился с таким выражением на лице, будто делает всем большое одолжение. За годы совместной учебы однокурсники и однокурсницы уже научились не приставать к нему с глупыми вопросами. По крайней мере, большинство. – О, Ди, ты все же решил к нам заглянуть! Джесс, свали из кресла, пусти графа, – Альберт пытается с порога приобнять Ди или хотя бы взять его за руку. Граф ловко уворачивается. Морщит носик. – Альберт, будьте любезны не трогать меня. У вас потные руки, вы оставите разводы на моем чонгсаме, – граф высокомерно поднимает бровь, дергает плечом, гибким движением опускается в кресло, чуть откидывается в нем, будто специально дразня человека. Альберт багровеет, но, справившись с собой, тоном гостеприимного хозяина замечает: – Я специально для тебя купил торт, самый большой, который нашел в магазине. И еще сладкого вина. Сливового, у вас же, вроде бы, такое пьют? – Чай. Вы обещали мне чай. Я не пью вино, – Ди со скучающим видом подпирает подбородок пальцами. – И, пожалуйста, в это раз без глупых шуток. Пока Альберт занимается приготовлением чая, Ди осматривает помещение. Вокруг него нет ни одного трезвого человека. Ни среди уже сидящих в комнате, ни среди тех, кто периодически заглядывает из коридора. Ди наблюдает и слушает. Он слышит разговор Альберта с его новым парнем. Кажется, они собираются биться об заклад что грек как минимум поцелует-таки графа сегодня ночью. Улавливает капризные голоски девушек, спорящих о том, где сегодня спать – тут, или у них в комнате. Пропускает мимо ушей сальные шуточки с балкона, в том числе и в его адрес. На мгновение прислушивается к разговору Вески и Дрейка. В комнате накурено и едко пахнет разлитым спиртным. Разукрашенные люди вокруг него больше похожи на гротескных кукол. Они смеются, движутся, танцуют, покоренные ядом в их крови. «Неужели алкоголь способен так сильно менять человеческую сущность? Но это же яд… неужели им нравится, по сути, медленно умирать?» Ди уже провел эксперименты с участием животных. Его отец, без сомнения, рассердился бы, но опыты был добровольным. Он никого не заставлял. Всего лишь объяснял, как для него важно знать истину. Животные соглашались на это сами. И гибли. И каждому из них Ди говорил в момент последнего вздоха, что люди заплатят и за эту смерть тоже. Он знал, что его отец никогда не допустил бы подобного, старший граф вообще считал науку пустой тратой времени и не одобрял увлечений сына. Но он должен был узнать, должен был попробовать. Ди верил, что людей можно уничтожить их же собственными методами. «Интересно, какое действие алкоголь произведет на меня? И произведет ли вообще… возможно, стоит попробовать. Поставить эксперимент. Но не так, не здесь. Это нужно делать в отдельном помещении. Для контроля мне необходим человек, который будет пить то же, что и я, таким образом можно будет сравнить силу воздействия. Это должен быть мужчина моего возраста, желательно, не слишком превосходящий меня по комплекции. При этом он не должен быть мною увлечен, чтобы не пришлось в очередной раз отделываться от пьяных приставаний. Но должен добровольно согласиться, и при этом знать, что это эксперимент, ему не обязательно – будет себя чрезмерно контролировать. Кто бы это мог быть?..» *** Как и предполагалось, алкоголем дело не ограничилось, Альберт с заговорщицкой улыбкой пустил по рукам коробочку с какими-то пилюлями, утверждая, что сейчас всем станет весело. – Хэй, Веска, попробуй, оно бодрит! Реально крутая тема! – Джессика тычет ему в лицо ладошкой, на которой красуется розовое сердечко. Глаза у нее совершенно безумные, а речь торопливая и сбивчивая. – Джесс, да не хочу я, вам же больше достанется. Кроме того, должен же кто-то вас потом растаскивать по койкам, – Веска старается выглядеть беззаботным, но на самом деле ему ужасно надоело бурчание Дрейка, визгливые смешки девиц с дивана, да и вообще, происходящее отнюдь не бодрило, а скорее напрягало своим бешеным ритмом и громкостью. – Сам дурак! Йо-хо! Какая песня! – Джесс выпрыгивает в середину комнаты, скачет в такт музыке, закидывая голову назад и надрывно хохоча. К ней тут же подскакивает Якоб, его кроличьи уши конвульсивно подергиваются в такт движения головы. Кто-то гасит свет – теперь комната освещается только насмешливыми ухмылками тыкв и всевозможными свечами, натыканными где попало. На противоположном конце комнаты в мерцающем свете изгибаются тела в другом танце, вот только кто это и какого они пола – понять трудно. Веска с некоторым отвращением думает, что в таком состоянии им уже все равно, кто кого трахает. Пред его глазами всплывает картинка, недавно случайно увиденная в чужом компьютере: огромная горилла, насилующая полногрудую блондинку. Черное животное было изображено с оскаленными клыками и огромным членом, на который оно с азартом насаживало развратно изгибающуюся девку, теребящую себя за раскрасневшиеся соски. Определенно, кто-то находит возбуждающими такие картинки и такой тип сношений. И это – тоже грань человеческого бытия. С правой стороны из кресла раздается шипение графа: – Альберт, уберите руки, иначе я вас ударю. Если вы думаете, что темнота позволяет вам… Звонкий звук пощечины, рычание темпераментного грека, спустя мгновение его без малого стокилограммовое тело врезается в кровать, на которой сидит Веска. Со второго яруса на спину поднимающемуся Альберту треском падает тыква. – Ты, сученыш, ты себе что позволяешь, я тебя сейчас… Веска мгновенно оказывается рядом с Альбертом, надавливает ему на плечи, еще раз поминая сквозь зубы так удачно вспомнившуюся обезьяну. – Успокойся, Ал. Оставь его. Эй, да мать твою, не дергайся! В отблесках свечей Веска видит, как стройная фигурка выскальзывает за дверь, одарив их на прощание презрительным взглядом. – Ебаная китайская фифа! Да что он себе возомнил?! Да я его так оттрахаю, что он ходить не сможет! Веска поспешно сует Альберту в руку бутылку с виски, тот делает из нее несколько глотков, постепенно успокаиваясь. – Да че он в самом деле? Я за ним уже год таскаюсь – сладким кормлю, а он, недотрога хренова… – Ал, просто забей сейчас на это. Самое время идти гулять. «Trick or Treat!» Будет круто, поднимай народ. – О, точняк! Альберт нетрезвым взглядом обводит комнату. – Хэй, а ну все на улицу! Там продолжим! Веска выходит последним, задувая за собой свечи. Разумеется, гулять он не собирается. – Что ж, по крайней мере, эти придурки не устроят пожар и не переломают тут всю мебель. *** Ди мелко потряхивает от отвращения, когда он почти бегом покидает здание студенческого общежития. Граф глотает холодный октябрьский воздух как родниковую воду, с отвращением принюхивается к своей одежде. Натуральный шелк мгновенно напитался табачным дымом, да и волосы не лучше. Такое ощущение, что на него вытряхнули полную пепельницу. – Безмозглые ошибки эволюции. Уродливые существа, портящие эту планету! Ди яростно сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладонь. Что он здесь делает? Среди этих людей? «Спокойно. Я их изучаю. Итак, если животных алкоголь очень быстро убивает, то на людей он действует как релаксант и стимулятор одновременно. Позволяет откинуть условности воспитания и превратиться в беснующуюся толпу без принципов и тормозов. Осталось понять, как алкоголь подействует на меня. Пожалуй, будет разумным попросить мистера Хоуэлла составить мне компанию. Он подходит по всем параметрам, кроме, пожалуй, веса, но боюсь, что идеальной кандидатуры мне все равно не найти…» К счастью, суббота не учебный день, и Ди может, во-первых, не встречаться ни с кем из однокурсников, во вторых вдумчиво походить по окрестным магазинам, торгующим алкоголем. Благодаря своему обаянию он не испытывает недостатка в информации касательно напитков различной крепости. Хозяева винных лавок буквально рассыпаются в любезностях, принимая его за девушку. Ди долго вертит в руках бутылки, принюхивается к запахам, когда ему приносят напиток на пробу. Ему даже нравится это занятие. Что-то немного смущающее есть в этой пробе алкоголя. В первый раз. Странное волнение щекочется в животе на уровне диафрагмы. Ди трясет головой. «Это просто эксперимент, опыт. Сплошная химия. Ничего такого». И все же, вернувшись домой с бутылкой Шериданса, красиво упакованной в цветную бумагу, Ди еще долго успокаивается. «Теперь осталось договориться с мистером Хоуэллом. И доктором Аваскесом, чтобы он оставил ключи от лаборатории». *** Его опасения сбылись в полной мере. Старый профессор Джефферсон был зол и раздражителен, билет как назло попался самый заковыристый и пространный. В общем, зачет по ВНД он провалил с треском. Веска стоит, прислонившись к одной из колонн, обрамляющих главный вход в здание университета. Холодный ноябрьский воздух клубится легкими облачками возле его губ, сливаясь со струйками сигаретного дыма. Вокруг практически безлюдно – середина лекции для тех, кто на них ходит, и раннее утро для тех, кто предпочитает не нагружать мозги излишней учебой. – Это ж надо было так облажаться… теперь придется таскаться за ним неделями, чтобы проклятый старик позволил хотя бы попытаться сдать этот зачет. – Я вижу, у вас затруднения… Веска дергается от звука бархатистого голоса, с трудом выдыхает сигаретный дым, умудрившись таки не закашляться. За его спиной у соседней колонны стоит Ди. На китайском графе поверх его привычных шелковых одежд красуется черное драповое пальто до пола, в длинных пальцах он сжимает перчатки, черные волосы не сколоты заколкой и свободно рассыпаются по матовой ткани полосами шелка. – Эм, добрый день, Ди. Прости, я не расслышал, что ты спросил. Граф чуть насмешливо наклоняет голову. – Это был не вопрос, – хитрая улыбка мелькает на ярких губах, – насколько я знаю, у вас возникли трудности с предметом профессора Джефферсона. Веска раздраженно тушит окурок носком ботинка, опускает руки в карманы. – Если тебе это известно, зачем озвучивать очевидные вещи? Ди чуть расширяет глаза, будто в удивлении. – Возможно для того, чтобы спросить: не нужна ли вам помощь… с подготовкой или с нахождением удобного времени для встречи с профессором? М? – Граф чуть улыбается. – С чего бы такая щедрость? Я не слышал, чтобы ты помогал кому-либо с учебой. В присутствие графа Веска чувствует себя неуютно. Не потому, что ему, как некоторым, начинает мешать теснота в штанах, нет, просто такое ощущение, что тебя изучают как насекомое под бинокуляром. Внимательно, но отстраненно. В ответ на его реплику граф чуть поджимает губы и на мгновение в его позе читается желание развернуться и уйти, но он остается. Медленно натягивает на руки черные перчатки, и, не поднимая головы, говорит: – Я благодарен вам за то, что вы не позволили Альберту навредить мне. В тот момент он себя не контролировал. И я хотел бы оказать вам ответную услугу. На бледных щеках графа на мгновение появляется чуть заметный румянец. Или Веске это только кажется… «То есть граф чувствует себя обязанным мне. И ему это не нравится. Ну, в таком случае, почему бы и нет…» – Да фигня на самом деле. Ну, если так, то хорошо. Давай ты мне поможешь с подготовкой, а там уж, если я буду все знать, то ловить профессора мне придется всего один раз. Где? Когда? – Я обычно после занятий провожу время в лаборатории профессора Аваскеса. Будет разумно, если вы придете туда. Там можно спокойно говорить. – Граф чуть заметно морщится. – Это которая лаборатория генетики и биохимии? Третий корпус? – Да. Это там. Мы можем начать заниматься, например… завтра. – В голосе графа нет уверенности, такое чувство, что он уже пожалел о своем предложении. – Оки. У меня завтра лекции заканчиваются в 3-50. Могу прийти сразу после. Устроит? – Да, меня устраивает это время. Буду ждать вас ровно в 4 часа. Постарайтесь не опаздывать. – Да без проблем! До встречи. Последнюю фразу Веска договаривает уже в спину удаляющемуся графу. «Интересно, у него что, сегодня нет лекций? Или он прогуливает? Ну уж нет, это из области научной фантастики…» *** Ди раздраженно поджимает губы. Этот короткий разговор основательно вывел его из себя. «Какое унижение! Мне пришлось просить человека. Уговаривать! Да он должен был… Нет. Не должен был. Для эксперимента мне нужен как раз таки человек, не поддавшийся моему обаянию. Но, все же, как это мерзко!» Внутренний двор университета наполняется хлопаньем дверей и веселыми голосами – конец пары. Ди приходится поспешно свернуть в сквер – он еще слишком плохо себя контролирует, чтобы показаться на людях. «Это все для эксперимента. Но все же, стоит ли оно того? Пропустить лекцию по гистологии для того, чтобы застать его одного. Вспомнить унизительное происшествие на Хэллоуине, чтобы убедить его. Убедить! Кроме того, все это настолько дестабилизировало меня, что проявились чисто человеческие реакции. Прилив крови к лицу. Какое унижение… но, стерпев все это, отступать попросту неразумно». Ди окончательно успокаивается после небольшой прогулки между вечнозелеными кустами и деревьями университетского сквера. На лекции он возвращается с совершенно умиротворенным выражением лица. Теперь у него есть время до завтра, чтобы досконально обдумать ход эксперимента. При воспоминании об утреннем разговоре что-то тянуще сжимается у него в животе. «Я сказал ему – завтра для того, чтобы еще раз все спланировать. Чтобы быть готовым к этому». *** Третий корпус, в котором располагается лаборатория генетики и биохимии, находится практически в самом сердце университетского лабиринта. Вытянутое двухэтажное здание, выкрашенное в непритязательный оливковый цвет. В ноябре темнеет рано, и, хотя солнце еще не скрылось за горизонтом, в некоторых окнах горит свет. – Лаборатория профессора Аваскеса… черт, он же у нас преподавал. У одной из групп. Это где-то на первом этаже… Веска торопливо шагает по коридору, чуть слышно шепча ругательство сквозь зубы. Наручные часы показывают 4-10. Не так и много, при учете того, что лекция заканчивается в 3-50. Но граф-то ему назначил встречу ровно в четыре. И, зная характер этого китайца, не преминет напомнить об этом. Наконец, к его великому облегчению, на глаза Веске попадается табличка на двери с надписью «Доктор Аваскес Дж. С». В ответ на торопливый стук в дверь раздается спокойно-сдержанное «Войдите». Ди стоит вполоборота к двери, на белом лабораторном столе перед ним разложены несколько потрепанных журналов. Сам граф одет в безупречно белоснежный халат, а его длинные волосы аккуратно собраны в кичку, сколотую длинными шпильками. – Добрый день, мистер Хоуэлл. Вы опоздали, вас задержало что-то срочное? – граф иронично приподнимает тонкую бровь. – Я забыл, где располагается эта чертова лаборатория. Да и идти сюда от главного здания далековато. – Веска раздраженно хмурится. «Неужели нельзя было просто промолчать!» – Но, раз вы все-таки здесь, давайте приступим. Присаживайтесь. – Изящным движением руки граф указывает на вытянутый стол, расположенный в центре комнаты, по периметру которого расставлены с десяток стульев. – Полагаю, вы принесли с собой конспекты. Позвольте мне ознакомиться с тем, что у вас записано. Веска вкладывает в протянутую руку графа тетрадь с изображением спортивного мотоцикла и опускается на стул на противоположной от Ди стороне стола. Китаец очень быстро пробегает глазами его записи, периодически непроизвольно поджимая губы. Веске на мгновение становится стыдно от того, что у него такой корявый почерк, а на полях тетради встречаются рисунки на весьма отвлеченные темы. Через несколько минут граф закрывает тетрадь, проведя по ее корешку длинным ногтем указательного пальца. «Нихрена себе у него маникюр. Не у каждой девицы ногти такой длины». – Ваши записи прискорбно неполные. А некоторые темы и вовсе отсутствуют. Что ж, я позволю себе начать с некоторых основополагающих принципов, лежащих в основе высшей нервной деятельности… Ди говорит размеренно, но не монотонно. У него, как оказывается, очень богатый спектр интонаций. Его взгляд блуждает по схемам и таблицам, висящим за спиной у Вески. Иногда, он неторопливо проходит от одного конца стола до другого. Несмотря на то, что говорит он о безусловных рефлексах, его мысли, кажется, блуждают где-то далеко. Странное и неприятное ощущение. Будто бы он говорит сам для себя и больше никого рядом нет. Веске очень хочется курить, но Ди не делает в своем рассказе достаточно больших пауз, чтобы его можно было прервать, при этом не перебив. Он все продолжает и продолжает свой монолог, и его не смущает, что его единственный слушатель беспокойно ерзает на стуле, явно стараясь обратить на себя внимание, а солнце давно опустилось за горизонт, и вечерние сумерки сгустились почти до полной черноты. – Ди… Граф запинается, широко распахивает глаза, будто бы просыпаясь. – Эм, прости, я не хотел тебя перебивать. Можно я покурю? Да и время уже позднее. Может, хватит на сегодня? У меня уже ум за разум заходит. – О, простите, я увлекся. Вы можете выйти покурить, но потом я хотел бы закончить. Это не займет много времени. Веска с наслаждением встает, чувствуя, как приливает кровь к затекшим от долгого сидения ногам. Блаженно потягивается, стараясь не смотреть на графа, быстро выходит из лаборатории, на ходу нащупывая в кармане рубашки пачку сигарет. *** Глядя на закрывающуюся за Веской дверь, Ди нервно сжимает пальцы. «Опять он меня вывел из равновесия…» Граф быстро проходится по комнате, сбрасывая напряжение, делает несколько глубоких вдохов и выдохов. Он чувствует как странное чувство возбуждения, интереса и некоторой… настороженности волнами исходит откуда-то из солнечного сплетения. «Чтобы понять людей, надо самому стать почти человеком. Почти. И лишь на время». Вместе с Веской в комнату проникает запах табака и свежести. Светловолосый американец поспешно садится на свое место, с нетерпением смотрит, явно предлагая продолжать. «Сегодня. Это надо сделать сегодня. Надо. Если только…» – Мистер Хоуэл, вы торопитесь? У вас какие-то планы на вечер, которые я нарушаю, задерживая вас здесь? – Э, да нет. Я просто немного устал. «Значит, сейчас…» – Тогда, возможно, у меня есть то, что вас немного взбодрит. И скрасит вам остаток моего рассказа. Граф странно улыбается, неторопливым движением открывает один из лабораторных шкафов и извлекает оттуда бутылку с двухцветным ликером и две маленькие расписные чашечки. Веска пялится на это во все глаза, старясь при этом не распахнуть рот. «Что он мне только что предложил? Выпить? Граф Ди. Выпить. Нихрена ж себе!» – Я не знаю, пьете ли вы ликеры, но полагаю, что вкус вам понравится. Он сладкий. Кроме того, это качественный продукт… Голос графа льется в каком-то особенном темпе. И Веске кажется, что он змея, а перед ним дрессировщик, который его гипнотизирует. – Эм, ну давай. Раз ты его так рекламируешь. Граф аккуратными точными движениями разливает напиток по чашечкам. Подхватывает свою тонкими наманикюренными пальцами, опирается спиной о стол с разложенными на нем журналами, подносит чашечку к губам, принюхивается. Веска аккуратно берет хрупкий сосуд из тонкого фарфора. Пробует на вкус сладковатую сливочную жидкость. «Интересно, у них в Китае все пьют из чашек? Надо будет спросить. А граф полон сюрпризов, мне казалось, что он принципиально не пьет…» Ликер очень легкий и совсем не пахнет алкоголем. Видимо, и вправду достаточно дорогая и качественная вещь. Граф аккуратно опускает на стол свою пустую чашечку, промакивает губы шелковым платком, оставляя на нем чуть заметные следы помады. – Как вам его вкусовая гамма? – Ди на мгновение отворачивается к своим журналам, делает какую-то пометку. – Да нормально, только сладкий очень. – Разве это плохо? Ведь когда сладко – это вкусно. Что ж, – Ди разливает еще по одной порции ликера – давайте я продолжу. Мы говорили о рефлексах. После второй порции ликера на щеках графа появляется румянец, и он начинает теребить ворот своего одеяния, так, будто ему жарко. Не прерывая рассказа, Ди на мгновение подходит к окну, касается его ладонью, застывает. После чего возвращается к столу и наливает еще по одной. Белый пластиковый лабораторный стол, тонкие расписные чашечки, граф в белом халате, с яркими губами и румянцем на щеках. Что-то из области нереального. Что бы это могло значить? – Ди, зачем все это? Граф сбивается на середине фразы. После четвертой порции ликера его речь стала более быстрой, чуть притормаживающей на уточнениях, будто бы он искал формулировки. – Что «все это»? – Граф смотрит четко на него своими большими глазами неестественно фиолетового цвета. – Ну, я имею в виду, я никогда не видел, чтобы ты пил что-то кроме чая. Я понимаю, что оказал тебе услугу, но все же… – Вам не нравится напиток? Или вам не нравится мое общество? – Граф говорит с явным раздражением в голосе. Он оценивающе смотрит на собеседника и подносит к губам пятую по счету чашечку ликера. – Нет, ну, просто это странно. Слушай, мне кажется, что уже хватит. Тебе точно. – С чего вы взяли? – взгляд у графа чуть расфокусированный. – Мне просто немного жарко, только и всего. Тем более здесь как раз осталось еще на один раз. И мы пойдем в общежитие. – Ну хорошо, если ты считаешь, что тебе нормально, давай ещё по одной и пойдем. Граф разливает остатки ликера по чашкам, в последний момент его рука дергается, и одна капелька падает на белую поверхность стола. Не обратив на это внимания, Ди быстро выпивает свою порцию, стремительно, но как-то неуверенно подходит к мойке, включает воду, покачнувшись, хватается за ее край. «Кажется, ему было «хватит» еще три стопки назад». Веска осторожно подходит к графу, споласкивает свою и его чашки, закрывает воду. – С тобой все хорошо? – Да, да… тут немного душно. Мне надо на воздух… ключи. Ключи в моей сумке. Положите пожалуйста туда чашки и мои записи. Простите, я… Граф быстро выбегает из комнаты, задержавшись лишь на мгновение перед дверью в попытке открыть ее в другую сторону. – Вот дурак! Нахрена было напиваться? Веска находит глазами сумку графа. Шелк, расписанный китайскими фениксами. – А может, он все же девушка? По крайней мере, куда не глянь – все у него женское. Веска осторожно кладет на дно сумки чашки, туда же отправляются журналы, исписанные китайскими иероглифами, и пустая бутылка. – А, черт, ключи! В недрах сумки ему сначала попадается зеркало и расческа, затем помада, записная книжка и, наконец, ключи. От вещей графа исходит пряный аромат корицы и розовых лепестков. – Мда… ну точно девчонка. Графа он находит на крыльце. Китаец стоит, прислонившись плечом к стене, и массирует виски. Он успел распустить прическу, а вот халат так и не снял. – Ди, ты так и пойдешь в халате? Граф быстро поднимает на него глаза, чуть покачнувшись от резкого движения, быстро расстегивает пуговицы. – Твое пальто и твоя сумка. – Веска протягивает китайцу его вещи. – Ключи там. – Спасибо. Простите, я… – Ди накидывает пальто на плечи и торопливо запихивает халат в сумку, тот явно не помещается, и граф тихо шипит от злобы. – Да без проблем, – глядя на манипуляции графа, Веска закуривает. – Ну что, пойдем? Внезапно граф бледнеет, резким движением подносит руки к лицу, при этом роняя приглушенно звякнувшую сумку. – Эй, что с тобой? Тебе плохо? Ди как-то очень жалобно кивает. Резко отвернувшись, опирается о стену. Его тошнит. – Вот черт… Веска быстро подходит к нему, придерживает его за плечи, отводя в сторону длинные волосы, при этом стараясь не глядеть на бледное лицо с искривленными губами. – Погоди, я принесу воды. Хотя нет, пойдем, тут туалет совсем рядом. Умоешься, попьешь воды, тебе станет легче. Идем. Аккуратно придерживая безвольного графа за плечи, Веска со всей осторожностью ведет его к ближайшему туалету. «Женский. Да плевать, все равно тут в такое время никого кроме нас нет». Он буквально заставляет графа умыться и прополоскать рот. Длинные пряди волос падают в раковину, и Веске приходится снова убрать их графу за спину и придерживать, пока граф умывается. Впрочем, самого графа тоже приходится придерживать. Его бьет мелкая дрожь, а тело под шелковыми одеждами холодное и влажное. «Хорошо он траванулся. Будет знать в следующий раз. Вообще-то, на самом деле выпили мы совсем мало. Хотя, для непьющего человека…» – Ди, слушай, а ты до этого пил? Граф поднимает голову, словно собираясь ответить, но натыкается на свое отражение в зеркале, отшатывается, прижимаясь спиной к груди Вески. «Да уж, хорошо мы смотримся: бледный растрепанный граф со смазанной помадой и темными кругами под глазами, а за ним я – выше на голову – на лице дурацкое выражение, одна рука у него на плече, вторая возле шеи в волосах. Пиздец, картина маслом». – Пойдем, я помогу тебе дойти. Граф бледнеет еще больше, а потом наоборот краснеет и резким движением вырывается из обнимающих его рук. – Я не нуждаюсь ни в чьей помощи! – он даже не говорит, а яростно шипит. – Я просто… Но граф, стремительно развернувшись, выбегает прочь, хлопнув дверью. Когда Веска выходит на крыльцо, его уже нет в поле видимости. – Ну и что это было? Он странный, но на психа не похож… впрочем, плевать. Закурив сигарету, Веска Хоуэлл неторопливо направляется в общагу. «Надо будет у него спросить. И да, если я хочу получить ответ, никто не должен узнать о том, что здесь сегодня было». *** Влетев в свою комнату, Ди падает на кровать, плачет от злости и унижения, закрывая лицо руками. Черные подтеки туши текут по его щекам, но гордому графу плевать на это. – О Боги, какой позор… смертный видел меня в таком… таким… я убью его! Но слезы быстро кончаются, им на смену приходит холодная злость и желание осознать причину собственной ошибки. – Что я сделал неверно? Я ведь ками, почему на меня так подействовало простейшее химическое соединение? И что спровоцировало у меня рвотный рефлекс? Если проанализировать происшедшее, то это скорее всего был резкий запах сигарет. Но этот… Веска их курил. И ничего. Ничего! Никаких симптомов отравления. С чем это может быть связано? С природной устойчивостью? Сомневаюсь. С привычкой? Вероятно. Возможно, стоит попробовать еще раз, но для этого… Граф вспыхивает от одной мысли о том, чтобы снова прийти к Веске и просить его составить компанию. – Может быть потом, чуть позже… *** Когда Веска хочет подойти к графу с разговором о вчерашнем, тот от него шарахается и очень быстро скрывается в переплетениях коридоров института, при этом гордо задрав голову. Странное сочетание гордости и смущения. Хоуэлл на это только плечами пожимает. Когда это начинает повторяться изо дня в день, он недоумевает. А однокурсники за их спинами начинают строить догадки о причинах такого поведения графа. То и дело на переменах Веска слышит хихиканье девчонок: «… говорю тебе, Мари, он его трахнул. Отодрал его аристократическую задницу. А я бы посмотрела. Представляешь, как Ди орал и выдирался…» Выслушивает подколки от парней: «Ну что, Хоуэлл, трахнул нашу фифу? И как он в постельке? Такой же отмороженный, как по жизни?» Веска вяло отмахивается, но ему не верят. Альберт даже припирает его к стенке. С вопросом «Какого хрена?!» Веска только фыркает, глядя на него, и почему-то представляет белокожего графа, изгибающегося под громадным волосатым животным с чертами Альберта. Картинка перед глазами молодого человека внезапно обретает краски, и он почти воочию видит развратного графа, со стоном насаживающегося на огромный орган, по-сучьи гнущегося в пояснице, стонущего и открывающего горло, царапающего себя по груди алыми когтями. Эта картинка вызывает у Вески болезненный спазм возбуждения и он, откинув от себя возмущенного Альберта, спешит выйти на воздух, чтобы немного освежиться и прийти в себя. К несчастью, почти на выходе из здания он сталкивается со спешащим графом, сбивая с ног и почти падая на него сверху. Граф оказывается на спине, смотрит на Веску широко распахнутыми фиолетовыми глазами, судорожно сглатывает, словно слов не может найти. А Хоуэлл чертыхается и прикрывает папкой свою эрекцию. – Ди… я извиниться хотел…. – Идите к чертовой матери, Хоуэлл. Граф гибким движением вскакивает, на его скулах вспыхивает легкий румянец. – Я надеюсь, вы никому… – китаец отводит глаза. Веска изумленно качает головой. – Ди, постой, я не очень понял, зачем ты… Граф зло трясет длинными волосами. – Не ваше дело! Это… это был эксперимент. А теперь отстаньте от меня. – Да, конечно, Ди. То есть, ты больше со мной заниматься не будешь? Кажется, граф на мгновение теряется, потом упрямо сжимает губы. – Буду. На тех же условиях и в то же время. Все, пустите меня. С этими словами китаец быстро исчезает из поля зрения растерянного Вески, уже ему в след договаривающего: – Да я тебя и не держу… *** Отойдя на достаточное расстояние, граф судорожно вздыхает. – Это для чистоты эксперимента. Только и всего. Он старается не думать о том, что снова выглядел глупо и унизительно, а так же о том, при каких обстоятельствах состоялся разговор. Он предпочитает забыть об эрекции своего собеседника, явно выпирающей сквозь обтягивающие голубые джинсы. И о том, что в какой-то момент ему самому стало немножко тесно в своем шелковом одеянии от смеси унижения и предвкушения. – Это отвратительно… – бормочет себе под нос граф, изучая свое чуть растрепанное отражение в зеркальце. – Он же человек. Грязный, вонючий мужлан. Но чтобы граф себе не говорил, он не может отменить того, что ему хотелось этого человека. Пусть всего на пару мгновений – ровно на один прилив крови к щекам и паху, но хотелось. В следующий вторник Ди опять просит ключи от лаборатории и ожидает своего ученика с толстыми лабораторными тетрадями, бутылкой ликера в ящике стола и странным щекочущим ощущением в районе диафрагмы. *** Веска опять опаздывал, даже зная дорогу сложно добежать из одного корпуса в другой за десять минут. «Ди будет злиться, язвить и смотреть как на насекомое. Хотя нет, на насекомых он смотрит с большей любовью», – с этими невеселыми мыслями Веска постучался в дверь аудитории и заглянул, дождавшись сухого «Войдите». – Вы опять опоздали, Хоуэлл, – голос Ди сочился ядом, сладким до приторности, но смертоносным, как у гадюки. – Прости, – буркнул себе под нос Веска, и, старательно избегая цепкого взгляда графа, прошел на своё старое место. – Надеюсь, больше этого не повторится. Вы тратите моё время, заставляя вас ждать. – Китаец недовольно хмурился, скрестив руки на груди. Но право же, какая наглость уже второй раз заставлять его ждать. А главное – нервничать. Или этот лохматый неандерталец решил вызвать у Ди весь спектр эмоций, на который он способен? Что ж, смущение, раздражение, злость и мимолётное возбуждение уже были в его коллекции. И это Ди просто бесило. Что такого в этом жалком человечишке, что он, ками, не может сдержаться перед ним? Противно даже думать. – Не повторится, – клятвенно заверил Веска, доставая и выкладывая на стол тетради с конспектами, – особенно если ты перенесёшь наши встречи на десять минут позже, чтобы я успевал спокойно дойти досюда от аудитории, в которой у меня проходят лекции, а не бежать к тебе, как сайгак, через два корпуса. Ди даже забыл как дышать от такой наглости. Мало того, что он помогает этому идиоту с усвоением элементарного, как ему самому казалось, материала, так тот ещё и смеет диктовать свои условия! Неслыханно! И, если бы Хоуэлл был бы не нужен Ди для проведения эксперимента, то он давно бы уже выставил его за дверь, пожелав больше никогда с ним не видеться. Ди скрипнул зубами и уставился в окно, стараясь успокоится. Повторив про себя излюбленную мантру: «Люди ничтожества, и не стоит тратить на них свои нервы», Ди улыбнулся Веске так, как улыбалась бы змея напоследок, приметив свою новую жертву. – Хорошо, мистер Хоуэлл, – прошипел он, – на следующую встречу я позволяю вам опоздать на десять минут. Но не минутой больше! Иначе я больше не буду вам помогать. – Как скажешь. *** И снова отстраненная речь графа вызывает некоторое раздражение, заставляя чувствовать себя пустым местом. Хотя, в этот раз всё немного иначе. Если тогда граф будто сам погрузился в транс, забыв обо всём вокруг, потеряв связь с реальностью, то теперь, казалось, он намеренно не обращает на Веску внимания, то ли стараясь его унизить, то ли… «Неужели ему стыдно за тот раз? – мелькнула мысль в голове Вески. – Стыдно за то, что ему стало плохо перед посторонним? Было бы чего стесняться». Сам Веска не единожды напивался до состояния, когда ноги держать были не в силах, а желудок, казалось, выворачивало наизнанку вместе с содержимым. И ничего. Да, видевшие его таким люди ещё пару дней шутили на эту тему, но потом всё забывали, так как сами хоть раз в жизни напивались до такого же состояния. Хотя, с Ди всё было намного сложнее. Если бы кто-то, ну пусть тот же Альберт, увидели бы графа в таком же состоянии, в котором видел его Веска, то ни за что не простили бы китайцу слабости. Другие воспользовались бы его беспомощностью, сломали бы. С такой точки зрения, поведение Ди было вполне обоснованно. Но Веска ведь не такой. Если бы он хотел навредить графу, то уже всем бы растрезвонил о том, как «мистер совершенство» блевал, повиснув у него на руках. В этот раз Веска не просил Ди прерваться, чтобы сходить покурить, а покорно ждал окончания лекции, старательно записывая то, что тот говорит. Ди замолчал, вглядываясь в сгущающуюся темноту за окном. – Наверное, нам пора заканчивать, Хоуэлл. – Да, пожалуй, – Веска облегчённо выдохнул и стал сгребать конспекты в рюкзак. Ди опёрся руками о край подоконника, острые лопатки резко выступили, натягивая ткань цветастого чеонгсама. У Вески промелькнула мысль, что они похожи на остатки не до конца вырванных крыльев. Он помотал головой, стараясь отогнать эту мысль. Хватит с него и эротических фантазий с графом и гориллой-Альбертом в главных ролях, Ди-птицу, или уж тем более ангела, он не перенесёт. – Мистер Хоуэлл, я хотел бы поговорить с вами кое о чём… Веска внимательно посмотрел на напряжённую спину Ди. Ему захотелось подойти к китайцу, положить руки ему на плечи, успокаивающе погладить по спине. Сжав пальцы в кулак, подавляя это сиюминутное желание, он тихо произнёс: – Ди, если ты до сих пор паришься насчёт того раза, то забей. Я никому ничего не разболтал. Граф резко обернулся и окинул презрительным взглядом человека. – Кто вам сказал такую глупость?! – китаец наигранно рассмеялся, снова отворачиваясь к окну. – Я знал, что вам хватит благоразумия не распространятся на эту тему. Это и в ваших интересах. – Тогда о чём ты хотел поговорить со мной? – попытался перевести тему Веска. Не спеша он подошёл к графу и сел рядом с ним на подоконник. Возможно, со стороны этот жест показался слишком фамильярным, а по мнению графа так и вообще дерзким, но Хоуэлл посчитал, что тем самым он мог ненадолго разрядить обстановку. Не то чтобы ему было дело до душевного состояния Ди, просто чисто по-человечески он посчитал, что графа что-то беспокоит, и ему нужна поддержка. Ди едва подавил желание отскочить в сторону и швырнуть в Хоуэлла чем-нибудь поувесистее, но решив, что это будет недостойно его, остался стоять на месте, лишь сильнее напрягся. Какое-то время понадобилось ему на то, чтобы справится со спазмом то ли отвращения, то ли лёгкого возбуждения, поднявшегося от низа живота к горлу и, натянуто улыбнувшись, спросить: – Надеюсь, вы никуда не торопитесь, мистер Хоуэлл, как и в прошлый раз?… «В прошлый раз? О нет, он что опять хочет напиться? Неужели не понял, что это плохая идея?» Веска ошарашено наблюдал, как Ди, плавно подошёл к столу, открыл ящик и извлёк оттуда бутылку Шериданса, на этот раз вишнёвого. «Чёрт, – зло думал Ди, – что он себе позволяет! Ведёт себя так, будто мы закадычные друзья! Каков наглец. Ещё и осмеливается приближаться на такое опасно-близкое расстояние, нарушая моё личное пространство». К щекам непроизвольно прилила кровь, когда граф вспомнил недавний случай со столкновением. Нет, всё же хоть Веска и был жалким человеком с отвратительными привычками и манерами и животными инстинктами, он не мог сказать, что Хоуэлл был ему противен. Хотя не так. Хоуэлл был наименее противен ему из всех людей, с которыми Ди имел несчастье быть знакомым. Никто до этого не вызывал у Ди возбуждения, он даже думал, что это такое животное чувство совсем чуждо ему. Это, конечно, ставило под сомнение чистоту эксперимента, ведь алкоголь мог весьма странно подействовать на мысли и тело графа, но Ди не привык останавливаться на полпути и доводил всё всегда до конца. – Ди, – неуверенно пробормотал Веска, глядя на бутылку и чашки, в которые граф разливал густую ароматную жидкость, – я не думаю, что это удачная мысль. В прошлый раз тебе стало нехорошо. – Тсс! – шикнул на него граф, – это всё из-за ваших сигарет, я считаю. Если бы вы тогда не курили, мне бы не стало плохо от запаха табака, которым разило вами за версту! «А по-моему, тебе просто нужно было меньше пить», – вздохнул про себя Хоуэлл и подошёл к столу, на котором уже стояли наполненные чашки, взял одну, повертел в пальцах. – Зачем тебе всё это? – Я же говорил: хочу провести эксперимент. Но для чистоты результатов мне нужен кто-то, кто уже употреблял спиртное, но при этом не будет пытаться меня... кхм… совратить, как наш друг Альберт. Вы идеально подходите на эту роль. Веска был польщен и злился одновременно. Ему было приятно то, что Ди доверяет ему больше, чем другим однокурсникам, но так же ему стало понятно, что все эти уроки и подготовка были не благодарностью за спасение от Альберта, а чётко спланированным планом. Хотя, в принципе, расстраиваться смысла не было, каждый получал от этой ситуации максимум выгоды: Веска халявного репетитора, который действительно разбирался в предмете, а Ди – собутыльника… э, нет, соучастника своего эксперимента, в присутствии которого не боялся быть слабым. – Ну ладно, – Веска поднял чашку, – только если тебе снова станет плохо, домой я тебя не потащу. Ди лишь презрительно фыркнул. *** – Нет, я не понимаю, зачем вы добровольно травите с-себя?! Это же яд! – Ди потряс чашкой перед самым носом Вески. – Ни одно животное не выжило после экспериментов с алкоголем, никотином и прочей гадостью, которой вы, люди, накачиваетесь для получения удовольствия! Пьяно пошатываясь, Ди подошёл к столу и поставил на него пустую чашку. – Это всё для развлечения, рела-акса, – Веска наполнил чашку графа ликёром. В этот раз он решил, что позволит Ди максимум три чашки, хватит с него и этого, и так уже на веселе, хотя выпил всего ничего. Вон как его в жар бросает, даже ворот своего узкого платья расстегнул, обнажив тонкую шею со слегка синеватыми жилками на ней. Может, из-за алкоголя, или из-за чего-то другого Веске до боли захотелось впиться в эту кожу зубами, прокусить до крови, услышать, как китайская фифа закричит, а ещё лучше застонет. «Нет, прочь подобные мысли, Хоуэлл, Граф доверяет тебе и не простит подобного поступка», – Веска помотал головой, отгоняя наваждение. – Вы, люди, слишком зациклены на получении удовольствия, – граф оказался совсем рядом с Веской, его острый ноготок уткнулся ему в грудь. – И ради получения кайфа не останавливаетесь не перед чем, даже перед угрозой смерти. С этими словами нельзя было не согласиться. Веска уже и сам много раз наблюдал, как ребята, его сокурсники и друзья, выжигают себе мозги спиртным и наркотиками, превращаясь в абсолютно неуправляемых диких животных, способных лишь трахаться и напиваться. – Не все люди такие, – нахмурился Веска, делая большой глоток тягучей жидкости, почти осушая бокал. – Нужели?! – глаза Ди хитро прищурились, он приблизил своё лицо к лицу Вески, его глаза пьяно блестели. – Хотите сказать, мистер Хоуэлл, что вы другой? Что вы лучше, чем весь тот сброд, который вас окружает?… – А что если так? – Веска с вызовом заглянул ему в глаза. Несколько минут они играли в гляделки, соревнуясь в том, кто кого переглядит, первым отвернулся Веска, не выдержав взгляда фиолетовых глаз. Ему даже показалось, что их глубина затягивает, заставляет терять контроль над собой. А ему и так удавалось сохранять его с большим трудом, особенно когда Ди, от которого так сладко пахло ликёром и чем-то неуловимо восточным, был так близко. «Что творит этот чёртов китаец? Неужели алкоголь так затуманивает ему разум, что он не может себя контролировать? Льнёт ко мне, будто кошка и, если бы это было возможно, я бы даже сказал, что заигрывает со мной, соблазняет… Схватить бы его сейчас, швырнуть на стол и показать, что такое животные инстинкты, пусть знает». *** В голове у графа было туманно, по телу развивалась лёгкость и вместе с тем некоторая слабость. Хотелось то взлететь, то прилечь на пол, вытянувшись во весь рост, но остатки приличия мешали сделать и то и другое. – Докажите мне, что вы не такой, Веска, – прошептал Ди прямо у самого уха Хоуэлла, почти прижимаясь к нему губами. – К-как? – в горле у Хоуэлла моментально пересохло и голос почти пропал. – Придумайте что-нибудь, – почти промурлыкал Ди. В другой ситуации Веска бы не поверил, что эти губы могут произносить такие слова и с такой интонацией, но сейчас за графа говорил алкоголь. – Вы же умный, Вес-ка. Умный, конечно. И граф ему доверяет. Но больше всего сейчас Веске хотелось быть не тем, кому доверяют, а грубым животным, следующим своим инстинктам. От близости графа в брюках стало совсем тесно, а перед глазами стояла всё та же картинка, где граф извивается под навалившимся на него Альбертом, но черты насильника постепенно изменялись, и вот, Веска уже с лёгким ужасом узнавал в них себя, и граф теперь в его фантазиях стонал и извивался уже под ним. – Знаешь, Ди, – хрипло прошептал он, – ты прав, я такой же, как и все. Такое же животное, похотливое, стремящееся утолить свои инстинкты и получить как можно больше удовольствия. С этими словами он опрокинул Ди на стол и грубо поцеловал, размазывая помаду. Граф, вопреки ожиданиям, не оттолкнул его, а обнял за шею, впившись острыми коготками в спину и застонал ему в рот, так сладко и протяжно, будто только и ждал момента, когда Веска потеряет над собой контроль. По спине пробежали мушки, скрываясь в области копчика, накаляя возбуждение до предела. И Веска уже не понимал, что делает, срывая с графа его одежду, не заботясь о целостности оной, бесцеремонно вырывая неподдающиеся застёжки с корнем. Не понимал, зачем целует грудь Ди, ласкает языком соски, покусывает их, вырывая из груди графа стоны разных тональностей. Не понимал, но получал удовольствие, сладкое животное удовольствие от осознания того, что он ласкает совершенное тело, возможно, самое совершенное, что он когда либо видел. Веска скинул с себя мешавшую одежду, нужно было прикоснуться к этой белой фарфоровой коже каждой клеточкой своего тела, почувствовать каждый миллиметр, получить удовольствие. Подарить удовольствие этому странному, загадочному, но такому красивому существу, что, обвивая шею Вески, было так беззащитно перед ним. Граф был возбуждён не меньше самого Хоуэлла, доказательством этого служил член, упиравшийся в его живот. Веска грубо провёл по нему ладонью, вызывая новый поток сладостных стонов у графа, скользнул по бедру, пальцы замерли в нескольких миллиметрах от сжатого колечка тугих мышц. «Нужна смазка», – мелькнула единственная разумная за это время мысль. Хоуэлл судорожно огляделся, но рядом оказалась лишь бутылка недопитого ликёра. «Была не была», - он вылил несколько капель себе на ладонь, не очень осторожно, заляпав конспекты и методички, согрел ликёр в руках и скользнул влажными пальцами между ягодиц графа, проникая в него, раздвигая тугие мышцы, расслабляя их перед более грубым проникновением. Сначала граф попытался сопротивляться, хотел оттолкнуть Веску, но Хоуэлл схватил его за запястья, такие тонкие, что помещались оба в одной его руке, и прижал их к столу над головой графа. Ди зажмурился, закусил губу, к его щекам прилил болезненный румянец, но продолжалось это недолго: возмущённые стоны боли постепенно снова стали песней наслаждения, давая понять, что тело графа расслаблено и готово получить больше. Больше наслаждения. Встав между его ног, Веска, подхватил Ди под худые бёдра и плавным, но сильным толчком вошёл. Ди стонал и извивался под ним, царапал свою грудь и спину Хоуэлла, оставляя неглубокие рваные раны, но даже эта боль сейчас была приятной. Всё: и холод ветра, врывающегося в открытое окно, и жар между двумя совокупляющимися телами, и стоны графа – раскрасневшегося, с разметавшимися по столу волосами, всё это приносило удовольствие, которое только нарастало с каждым толчком. И оргазм в конце, как высшая его точка. Эйфория. *** Веска проснулся на кушетке в лаборатории доктора Эваскеса, в которой он и Ди занимались. Из одежды на нём были лишь джинсы, натянутые как будто впопыхах, без нижнего белья под ними. Остальная одежда была хаотично разбросана по комнате, как и конспекты. Бутылка из под ликёра стояла на столе, придерживая листок бумаги, на котором аккуратным до приторности подчерком было выведено: «Спасибо за помощь в эксперименте, мистер Хоуэлл. Вы мне очень помогли, хотя результат вышел и не таким, какой я ожидал. Впрочем, я лгу, я не знал, что будет, если в алкоголь подсыпать немного наркотика, который вы, люди, называете «экстази», но благодаря вам я смог это проверить. Спасибо вам за это. Надеюсь, вам понравилась прошлая ночь, потому что она больше никогда не повторится. P.S. Можете не утруждать себя и не пытаться найти меня, чтобы высказать накипевшее. Сегодня рано утром я улетаю. Прощайте мистер Хоуэлл. Граф Ди». – Вот же чёртов китаец! Найду его и заставлю сожрать эту бумажку! Веска подхватил свои вещи и, хлопнув на прощанье дверью лаборатории, почти бегом направился в общежитие, проверять, действительно ли граф Ди сбежал.