Три самые важные вещи

— Единственное, за что тебя стоило бы любить, — это твои волосы. Сецура расчесывает волосы мальчика удивительно долго и с удовольствием. — Ну, еще, может, потому что ты — сын Нурарихёна. На этом всё. Понял, мелкий? Почти младенец, Рихан смотрит на Юки-онну и согласно кивает. Та продолжает говорить, а ему нравится. У Сецуры холодные ладони и колючий взгляд, но голос красивый. — Наполовину ёкай — и где это такое видано? Отпрыск слабой человеческой женщины, не больше, не меньше. И как ты будешь править Хякки Якко, скажи, а? Чего ты улыбаешься, мелкий?! Ты вообще понимаешь, что я тебе говорю? Сецуре обидно, что её, преданную и сильную, забыли где-то на обочине. Нет, она-то, конечно, всегда будет рядом и вернется по первому зову, только вот… Нужно ли будет кому-то когда-то звать её? Она хмурится, кусает губы и обещает. Обещает себе и несмышленышу, которому она так любит расчесывать волосы — любит почти так же, как его отца. — Вырастешь, и я уйду. Понял? Честное слово, уйду, надоело. Не вечно же я буду тебе волосы расчесывать! А Рихан кивает на каждое её слово. Мол, понимаю-понимаю, тетя с красивым голосом и волнистыми — как у него — волосами. Все понимаю, ты только продолжай говорить. И вихры расчесывать. — Я вырасту, и у меня будет самый большой Хякки! Больше даже, чем у папы! Да, Сецура? — черноволосый мальчик извивается, все норовит убежать во двор от ледяной няньки. Только пусть она сначала признает, что он самый сильный. А раз самый сильный, значит, уже не маленький. Не пристало взрослым мужчинам послушно сидеть на женских коленях, когда те расчесывают им волосы. — Ну хватит уже, все равно через пять минут опять буду лохматым! Глава Хякки не должен выглядеть как девчонка! Мальчишка соскакивает, но сильная рука удерживает его за плечо. Юки-онна грозным взглядом пригвождает разгоряченного будущего главу Хякки. — А сын Нурарихёна не должен выглядеть как уличный оборванец! — безапелляционно заявляет она. — Сиди и не дергайся, а то поцарапаю ухо. — Будущего главу самого большого Хякки это не страшит, чтоб ты знала, да… Ай! Больно! После окончания ритуала Рихан исчезает поразительно надолго. Сецура осматривает двор, но не видит ничего подозрительного. Затем долго ходит и зовет его — пока крепкая веревка не затянется вокруг щиколотки, а полы кимоно не затрепещут в воздухе, показывая бледные коленки. Мальчишка выглядывает из-за дерева и широко улыбается. Знает, конечно, что, как только Юки-онна выберется, не сносить ему головы, но все равно улыбается. Сецура только глядит на него из-под насупленных бровей да шипит, как разозленная кошка, что она сделает с мелким и под каким соусом приготовит к ужину. — Спроси у меня, какие три вещи — самое лучшее, что есть в этом мире, — прищуривает левый глаз Рихан, играясь с утащенной у отца трубкой. — Какие? — женщина доплетает себе косу и берет в руки любимый гребень, которым расчесывает черные волосы подростка. — Девчонки! — не раздумывая ни секунды, заявляет тот. — Ну, еще драки и саке, но самое-самое — это девчонки! Юки-онна только презрительно фыркает, а мальчик изворачивается, чтобы заглянуть ей в глаза. — А у тебя? У тебя есть такие вещи, Сецура? Она молчит некоторое время, так что Рихан уже успевает забыть о своем вопросе, а потом все-таки говорит: — Я верна Нурарихёну. Потому и ношусь с тобой, мелкий, ты как-никак его сын. — А еще что? — тот на удивление спокойно реагирует на факт, что нянька призналась в любви его отцу. Снежная женщина долго-долго смотрит на него. — Твои волосы. — Что? — Твои волосы люблю. Мальчик улыбается, довольный, словно напакостивший чертенок. Чаще всего его раздражают манипуляции с непослушными волнистыми вихрами, но это редкие встречи с хозяйкой метели, поэтому такую плату Рихан считает вполне сносной. — На этом всё, наверное. — Прямо всё? Может, еще что-то? Ну что-нибудь совсем обычное? Может, снег, не зря же ты Юки-онна? Или песню какую-нибудь? — Не раздражай меня дурацкими вопросами, мелкий! Это что-то слишком особенное, чтобы отдавать какой-то песне! — Сецура почти обиженно насупливается. — Дочка будет, вот и буду её любить. — А у Юки-онн бывают сыновья? — Я сказала тебе, не раздражай меня дурацкими вопросами! И не дергайся, а то все девушки будут шарахаться от тебя, если случайно выдеру клок твоих паклей. Сецура пьет остывший чай, смачивает уставшее горло. Задумчиво грызет попавшую в рот ледышку, глядит в окно на закат, на вишню распустившуюся… Эх, сюда бы пиалочку саке… Седзи оглушительно хлопают, и сонную застывшую атмосферу комнаты рвет в клочья запыхавшийся, красный как рак, но счастливый Рихан. Он хватает растерявшуюся Юки-онну и кружит так долго и быстро, что у той в глазах все танцует, пляшет, как и сам несносный мальчишка. Едва сумев оторвать от себя крепкие мужские руки, Сецура наблюдает за ним — неужели настолько перепил? А сын Нурарихёна хохочет, не в силах сдержаться. — Я не пьян! Ты не поверишь, что со мной! — Попробуй объяснить, — настороженно велит та. — Я встретил ЕЁ. Чашка разлетается на осколки, чай оставляет желтые разводы на белой ткани, а смеющийся сумасшедший мужчина приземляется у ног Юки-онны. — Сецура, ты понимаешь? Я женюсь! Сецура не понимает. Её мелкий женится? Да у него еще на губах капли от первой пиалы саке блестят! А тот смотрит на неё и дует на пятна от чая на расшитом снежинками кимоно няньки-матери и подруги. Смех вдруг обрывается на половине. — Ты же рада за меня, правда? Скажи, что рада. Женщина медленно оседает на пол, Рихан едва успевает подхватить её. Её имя звучит с тревогой — будто он зовет откуда-то из-за толщи воды. А потом она выдавливает улыбку, понимая, что не сын Нурарихёна только что чуть не утонул — а Юки-онна в когда-то белоснежном одеянии. — И ты сделал ей предложение, будучи таким лохматым? Стыд на мою голову! Давай сюда гребень, хоть отцу и Хякки сообщишь всё по-человечески. Я так поняла, ты мне первой рассказал? А надо было отцу! Что за ребенок ты, а, мелкий?! Сын Нурарихёна глупо улыбается, но подает ей то, что попросила. — Я уже глава Хякки, скоро стану отцом, а ты всё расчесываешь меня. — Вот и молчи, пока сам не научишься приводить себя в надлежащий вид. Рикуо вытягивает тонкие ручки, стараясь ухватить склонившуюся над колыбелькой девочку за длинные черные волосы. Когда у него получается, та коротко взвизгивает и отпрыгивает к матери. — Матушка, маленький господин дернул меня! — Нечего развешивать свои патлы где ни попадя, — строго отвечает женщина с колючим взглядом. — Рикуо-чан выказывает тебе особое расположение, цени это. В комнату заглядывает Второй Глава и ненадолго отсылает Цурару поиграть с новорождённым. Девочка хватает в свои снежные объятия сверток с младенцем и бежит на улицу, желая показать ему старую сакуру. Сын Нурарихёна садится перед старшей Юки-онной. — Ты давай, бери свой гребень, и мы поговорим. Холодные пальцы зарываются в густые волнистые волосы. Сецура меланхолично водит рукой по его голове, а новоиспеченный отец прищуривает глаза, собираясь с мыслями. — Ты окончательно решила? — Цурара останется. Смотри, как она привязалась к Рикуо-чану за несколько минут. Пройдет несколько лет — гляди, чтоб не влюбилась. — Думаю, ты будешь только рада. Да и я не против — девочка весьма симпатичная, да и характер хороший. Самая лучшая нянька… Хотя нет. Не нравится мне это слово, может, «подруга и верная соратница»? Да, так лучше. Самая лучшая подруга и самая верная соратница Рикуо в будущем, это сразу видно. Но спрашивал я тебя не о Цураре. — Знаю, — отзывается она. — И сказала уже. Я тебе доверяю сразу три вещи — самое дорогое для меня. Если что, проследи, чтобы Нурарихён позвал нас, свое Хякки. Мы всегда будем ждать, пусть он знает. И за Цурарой следи — вырастет в избалованную неженку или нервную плаксу, я тебе кое-что отморожу, понял? И следи за вихрами. Рикуо-чан должен гордиться своим отцом, а не стыдиться растрепанного оборванца. Последний раз тебя расчесываю. Ты уже взрослый, отец и всё такое. Хотя не понимаю, кому ты, кроме меня, нужен. Единственное, за что тебя стоило бы любить, — это твои волосы. Ну, может, еще пару вещей. Несущественных. — Ты часто это говоришь, Сецура, — мягко отстраняется от неё Рихан. — Если решила, то иди. Все уже ждут. Куда вы своим Хякки подадитесь? — Разойдемся, наверное. Пока Нурарихён снова не соберет нас. — Буду ждать. — Не распускай тут нюни, мелкий, — резко бросает она и выскальзывает на улицу, оставляя Рихана в одиночестве. — Будь здоров. — Прощай, — в незакрытую дверь. Под старой сакурой Рикуо завороженно смотрит на танец маленькой Юки-онны.