Brennende Liebe

Я люблю тебя. Я знаю, что наша любовь порочна. И что ни одна религия не допускает подобного. Иногда Гессену кажется, что руки Саксонии так побелели из-за производства фарфора. Пусть аристократичная бледность оправдывается недавними открытиями, а не поразительно замкнутой жизнью. Иногда Гессену кажется, что пальцы Саксонии так холодны, что самая суровая зима покажется теплой. Но подобное ощущение бывает лишь тогда, когда худая бледная ладонь ложится на его лоб, накрывает счастливые глаза и соскальзывает — спускается, движется, всегда иначе, чем раньше, — к подбородку. Иногда Гессену кажется… Впрочем, тогда он лишь запрокидывает голову и смотрит на Саксонию, с его загадочной полуулыбкой и дымчатыми светлыми глазами. Тот лишь опускает блёклые ресницы и неопределённо проводит рукой по воздуху; тогда Гессен неохотно поднимается — он бы с удовольствием лежал бы головой на коленях Саксонии вечность, — и тянется. За его спиной всегда раздаётся тихий смешок. *** Видит Бог, я провожу слишком много времени в своих покоях, в их трепетном полумраке. Вокруг меня — лишь твои портреты с удивительно живыми глазами. И у каждого — тонкие трепетные свечи. Саксония не спрашивает, как Гессен переживает свой раздел на четыре части между сыновьями Филиппа Великодушного. Он молча принимает у себя перевязанного гостя. И своими прохладными руками промывает рану, а потом накладывает свежее полотно, получая немую благодарность. Его всегда будет поражать, как Гессен не лишился глаза от подобного удара. Но вопрос о том, кто нанёс эту рану, не тревожит их отношений. Как и многие другие. Саксония не нуждается в этом, поскольку Гессен выразителен в своём неуклюжем молчании. *** Саксония, зачем ты ввязался тогда в войну со Швецией? Гессен… Почему ты отправился в Новый Свет? Светлые глаза с затаённой любовью; светлые тонкие лица похожи на лики святых. Но сердца их изъедены единственным пороком. Саксония чувствует себя крайне неуютно в платье, пусть даже и вынужден мило щебетать на балу-маскараде. Гессен ощущает себя неотёсанным солдафоном, заявившись сюда в форме. Но когда они танцуют, люди почтительно расходятся. Я люблю тебя. Эта любовь сжигает меня, но я могу позволить себе лишь коснуться твоих чудесных длинных волос, Саксония. И немедленно убрать руку. Я люблю тебя. Но моё сердце опалено огнём христианства. Как и твоё, мой милый Гессен. К небу возносят двое свои молитвы, желая другому избавления от страданий этой измученной любви, которой никогда не стать счастливой. Но небо остаётся глухо. И две страны продолжают разрывать свои сердца неосуществимыми желаниями.