Шкаф

В общем-то, когда Лайтман затаскивает обалдевающего Илая в шкаф, по дороге зажимая ему ладонью рот и этим предупреждая готовые сорваться с языка ругательства, Локер реагирует ещё более-менее спокойно и без возражений отступает назад под неожиданным напором, моментально запутываясь в висящей одежде. То, что следом лезет сам Кэл, понять в принципе можно: если прятаться от вошедшего, кем бы он ни был, то обоим. И то, что Локера, высвободив от упавшего сверху пальто, впечатывают в дальний угол, тоже вроде нормально, потому что шкаф не предназначен для хранения двух взрослых человек и посему тесноват. Но вот хватать в порыве — спешки? — за промежность, дабы удостовериться, что парень не решит внезапно — вотпрямщаз! — через меховушные кулисы шуб двинуться к выходу (и так загороженному начальником, ага) — это как-то уже перебор даже для самого смирного офисного работника, каким Илай себя всегда считал. Поэтому он, естественно, возмущённо открывает рот, готовясь высказать категорический протест против столь непозволительного обращения, и даже успевает набрать полную грудь воздуха, когда голова Лайтмана протискивается под рукавом, шикает беззвучно одними губами и внушительно хмурится, топорща глаза. Приходится отложить возмущение до лучших времён. Пока Кэл распихивает в сторону тряпки и пристраивается сантиметрах в тридцати от Илая, тот мысленно смиряется с тем, что кое-какие вещи начальнику позволены. Можно стерпеть. Во всяком случае, он больше не держит где не попадя и занял обе руки расчисткой пространства, пытаясь делать это максимально бесшумно. За тонкими стенками шкафа отчётливо слышалась хлопнувшая дверь и чужие шаги. Локер приник ухом к деревянной панели, но тут Лайтман закончил обустраиваться и встал ну совсем близко, нависая над парнем и опираясь одной рукой о стенку прямо над его плечом. В полумраке, к которому глаза ещё не успели привыкнуть, черты лица визави и его выражение были с трудом различимы: полуоткрытый рот и… о господи. Только не она. Пожалуйста, пусть Илаю показалось. Лайтман наклоняется ближе, чтобы что-то сказать, и горячим влажным дыханием задевает шею. Локер скашивает взгляд на его губы и чувствует холодок, скользящий по позвоночнику. Ухмылка. Та самая, которую узнаешь из тысячи. Если бы дьявол существовал, то определённо бы ей позавидовал. Локер пытается не сглотнуть и не сползти трусливо по стенке раньше времени. — Если нас услышат, можешь сразу писать увольнительную. Ни звука. Небрежная случайность: начальник, отстраняясь, касается шершавыми губами кожи. Меряет бешено скачущий пульс, демоническое отродье. «Отпустите меня домой, — думает Илай, ловя неконтролируемые волны жара и холода. — Я больше никогда не буду плохо себя вести, честное слово». Глаза Лайтмана напротив его лица и едва прищурены. Ничего не происходит. Он просто стоит здесь, потому что стоять ему больше негде. Всё как обычно, всё… Нихрена, блин, не нормально, потому что рука начальника сверхъестественным образом скребёт пряжку ремня, а у Локера дрожат влажнеющие ладони. — Кэл, что ты… — голос Илая прерывается, судорожно царапают воздух пересохшие губы. — Какого ты… делаешь… — Что-то не так? — воркует Лайтман в ответ, заботливо расстёгивая кожаную полоску на его поясе. В низу живота что-то ёкает, а колени начинают подкашиваться ещё сильнее. — Д… д-да, не так… Тихий щекочущий смешок. — Веди себя тихо. И в следующую секунду Илай вздрагивает от прикосновения к шее Лайтмановских пальцев. Они не спеша проводят от краешков рта до подбородка и очерчивают кадык, пока другие неумолимо расправляются с молнией. Парень, уворачиваясь, подаётся вперёд и тут же оказывается снова вплотную прижатым к стенке шкафа. Кэл ногой стягивает с бедра Илая широкие джинсы, спуская их до колен, и останавливается ладонью там. Сквозь тонкую ткань и пару сантиметров воздуха парень ощущает тепло от чужой руки. Локер давит в себе всхлипывающий вдох, втягивает ртом запахи пыли, меха и кожи и даже не знает, о чём будет хрипло умолять начальника: прекратить или ни в коем случае не останавливаться. Впрочем, на Кэла мольбы всё равно не действуют… или он слышит в них именно то, о чём думает Илай. Полностью накрывающая пах ладонь — уже предел самых смелых эротических фантазий. Локеру кажется, что его всего накрывает тоже — этим сшибающим с ног состоянием обжигающего трепета, помноженного на двойной выброс адреналина: они в шкафу в чужой комнате, в нескольких шагах — незнакомец, который запросто может превратиться в свидетеля, а Лайтман мягким шелестом смеха щекочет губы и делает то, что ему как начальнику ни разу не полагается. И тянет за кожу сводящим с ума укусом, и языком раскосо и медленно проводит по шее, наслаждаясь вкусом Илаевского безумия, и заставляет вздрагивать, таять и плавиться. Глаза Локера то зажмурены, то широко распахнуты, а сам он пунцовый до кончиков ушей, и в голове мыслей хватает только на «не застонать, не застонать, не…», вот только Лайтман даже не пытается быть мягче. У начальника не молот Тора выпирает из кармана брюк, а грёбаный стояк — стояк, Карл! — и когда он касается Илая и одной ладонью сжимает их обоих, мир вокруг ослепительно вспыхивает скопом электрических импульсов, распадаясь перед взором на искрящие разноцветные пятнышки. Содрогаясь и всхлипывая обессиленно, Локер расслабляется и перестаёт держаться на ногах, в полубессознательном состоянии улавливая, насколько отчётливо должно было это прозвучать в тишине комнаты. Слышатся приближающиеся шаги; оба мужчины замирают — Илай почти на полу, Кэл на нём, отчего всё выглядит ещё более очевидно. Незнакомец останавливается у самой двери. Илай чувствует, как грохочет в висках сжимающееся сердце. — Кэл, вы два полных придурка. Вылезайте оттуда, пока я не позвала Торрес. По части рискованных поступков, даже учитывая поедание галлюциногенных кексов, беру свои слова обратно: вы друг друга стоите, — говорит из-за стенки Джиллиан Фостер, разворачивается и уходит, захлопывая за собой дверь. В повисающей тишине Локер окончательно сползает на пол, смотрит на ошалевшего Лайтмана и вдруг начинает безудержно хохотать. Тот опускает взгляд, несколько секунд соображает, что происходит, а потом они сталкиваются руками, врезаются друг в друга и смеются до слёз, позабыв обо всём, лёжа в обнимку на дне шкафа под уходящими вверх рядами бесконечных вешалок, тканей и мехов, в маленьком мирке без места и имени, пока отзвуки их общего смеха солнечными зайцами, сверкая и сливаясь, падают на неплотно прикрытые двери и выскакивают — наружу.