Еternity is in your hands

      Гулкое эхо шагов, доносившихся из коридора, звенело в ушах. Велкан выпрямился, напрягся, будто ожидая удара. Вместе с настойчиво приближающимся и усиливающимся звуком заплесневелые стены темницы освещались подрагивающими красными отблесками факела. Рука, нёсшая его, как и её обладатель, по-прежнему оставались в тени. Пришелец остановился в ярде от рёшетки и приблизил к ней чадящий огонь, освещая лицо Велкана. Молодой человек услышал усмешку, от которой похолодела кровь, и попытался подавить нервный спазм в горле. Факел чуть сдвинулся, отгоняя тьму от графа. Теперь принц видел его, пусть и в неверном, обманчивом свете: часть лица вампира казалась красной от пламени и страшные огоньки танцевали в чёрной глубине его правого глаза. Левая же сторона оставалась бледной, будто бы освещаемой холодной улыбкой луны, которая висела сейчас в небе и никак не могла дотянуться сквозь землю своими бесцветными пальцами. Но её свет был здесь, в подземелье, и он ласкал мёртвую кожу мужчины. Это завораживало: игра света и тени, огня и холода, сливающихся на его лице, играющих в его глазах. Молчание затянулось. — Здравствуй, Велкан, — голос Владислава прорезал молодого человека стальным клинком. Переборов дрожь, Велкан хрипло ответил: — Я не стану желать тебе здравия. — Не стоит, это бессмысленно, — кивнул вампир, вставляя факел в крепление на стене возле решётки, отошёл от неё, словно желая погрузиться во тьму, стать с ней одним целым. Неосознанно принц потянулся за ним, вцепившись в ржавые прутья. — Что там происходило, наверху? — задал он мучающий его вопрос и тут же пожалел об этом: слишком велик был страх услышать ответ. — Возмущённый раскапыванием могил народ попытался свершить праведный суд над несчастным учёным, — пожал плечами Владислав, — но я сделал это за них…       Молния сверкнула, и её свет слился с блеском электрических разрядов, а гром соединился с диким, нечеловеческим криком ожившего существа. Огромное, сшитое из нескольких тел, вырывающееся из пут, оно орало от боли в каждой мёртвой клетке, которую заставили жить насильно. Сложно представить страдание страшнее, как и более чудовищное насилие над законами природы. Живым — жизнь, мёртвым — смерть. — Он ожил! Он будет жить! — этот исполненный радостью голос звучал ужасно нелепо в жуткой лаборатории. — Я знал, я был уверен! — Какой успех, мой друг! — тяжёлая рука опустилась на тощее плечо Франкенштейна, заставив того вздрогнуть. — Ах, граф, как вы меня напугали… — выдохнул учёный и улыбнулся, вцепившись дрожащими от возбуждения пальцами в ткань чёрного плаща. — Столько лет труда, граф! Если бы не вы… — Не умоляйте собственных заслуг, Виктор, — ответил Владислав. Он отвернулся от Франкенштейна, даже не взглянув на извивающегося на хирургическом столе монстра. Граф подошёл к окну: лес вокруг замка, внутренний двор и первые ступени полуразрушенной лестницы были заполнены беснующейся толпой и освещены сотнями факелов. Крики проклятий и молитв сливались в единый вой, который наконец-то привлёк внимание Виктора. Он смотрел на людей через плечо своего могущественного покровителя. — О, Господи… Бог мой… — Они не разделяют нашего торжества, к сожалению, и не дадут насладиться триумфом. — Вы правы, как же правы, граф! Я увезу его! Туда, где никто не найдёт. Нам нужно продолжать работу, эксперименты ещё далеки от нужных результатов! Франкенштейн бросился собирать свои записи трясущимися руками, сваливая всё в сундуки. — Куда же вы поедете? Вы изгой в этом мире, Виктор. Несчастный сумасшедший учёный с нелепой верой в лучшее, — отозвался Владислав, подходя к столу с ожившим монстром. Виктор замер, прижимая к груди реторты с химикатами: — Что вы говорите, граф? Ведь вы сами верили в мою работу! — Безусловно. И я вижу результат, которого я ждал и который меня устраивает, — склонив голову набок и разглядывая существо, которое продолжало хрипеть и дико вращать выпученными глазами, заметил вампир. — Теперь, когда наука одержала верх над самим Господом! — его голос подхватил и усилил раскат грома. — Ваш подопечный послужит моей цели. Или вы думали, что мне есть дело до этого прогнившего мира? — Я работал не во имя ваших целей! — закричал ошарашенный учёный. — Он не принадлежит вам! Я отдам человечеству всё, что смогу дать ради победы над смертью, слышите! — Прекрасное желание, Виктор. Но, боюсь, оно идёт вразрез с моим планом, — оскалился граф, обнажая заострившиеся клыки.       Виктор не заметил их, ведь с последними словами мужчины за его спиной отворилась массивная дверь. Дверги волной хлынули в лабораторию, окружая стол, графа и Франкенштейна. — Я не дам использовать его во зло! — вскричал Виктор. Он выхватил из-за сапога тонкий кинжал и занёс руку над своим создание. Но цепкие пальца графа не дали ему пронзить источник энергии в груди монстра. В резкой тишине, наполнявшей помещение, раздался хруст сломанного запястья и полный боли и тоски крик. — Я все же хотел предоставить вам возможность уехать, Виктор! Как же глупы люди… — Владислав поднял учёного над полом, сжал его шею, упиваясь бешеным пульсом в сонной артерии, и впился в неё. Боль пронзила тело Франкенштейна и тут же исчезла. Вместо неё пришёл холод, наполняющий пустые сосуды. Свет померк, и ничто более не тревожило навсегда засыпающего учёного. До последнего удара сердца. Граф отбросил мёртвое тело от себя и повернулся к столу. Существо дико закричало всего одно слово: — Отец! — и вырвалось из ремней, плотно стягивающих его. Одним неожиданным ударом снесло вампира с ног, подняло его и швырнуло в огромный камин. Дверги набросились на него все разом, вцепились ему в ноги, руки, повисли на груди и спине. Сколько же силы дало электричество давно умершим мышцам: монстр сбросил карликов с себя и выпрыгнул в окно. Звон разбитого стекла услышала толпа… — Твоей сестры не было там, Велкан, если ты переживал об этом. Я вообще подозреваю, что она не знала о затее этого гробовщика, который повёл людей, сделав из неё знамя. Валериус смотрел на графа исподлобья: — Ты всегда убиваешь своих верных слуг? Сколько тех, кто был готов умереть за тебя, ты уже отправил к праотцам? — Не стоит дерзить, принц. Хотя бы ради Анны, — оскалился вампир. — Как бы ты не думал, я был правителем, и верность, истинную верность, ценю. — Да, поэтому посадил на кол бояр, которые возвели тебя на трон, — с издёвкой ответил Велкан, вспоминая слова Вероны. — Я наказал предателей, которые при первом же шансе продали меня, посчитав, что собственный достаток намного важнее блага родной страны, — грозно ответил Владислав, медленно приближаясь к разделяющей их металлической преграде. — И ни тебе, щенок, говорить об этом! Я могу долго терпеть твою дерзость, но ты забываешь, что жизнь твоей драгоценный сестры теперь в моих руках! — Ты не тронешь её. А если и попытаешься, тебя остановит Ватикан, — очень тихо ответил принц. — Уверен? — хмыкнул вампир, свысока глядя на своего собеседника. — Ватикан почти полтысячелетия борется со мной — безрезультатно, иначе бы сейчас узником был я, а не ты. А милая Анна… Что ж, я могу принести тебе её голову прямо сейчас. Жаль, придётся изуродовать точеную шею нашей принцессы. Вампир развернулся, сделал шаг к выходу, но Велкан буквально повис на решётке и хрипло закричал: — Стой! Я сделаю всё, что прикажешь, только не трогай её! — Правильный ответ, принц. Я мог бы заставить тебя по-другому, но я же чудовище, так любящее страдания других. Благополучие Анны теперь полностью зависит от тебя. Не подведи её. Уже на лестнице, Владислав бросил через плечо: — Огонь я взял в церкви. Надеюсь, он поможет тебе успокоиться.       Велкан сполз на пол, закрыл голову руками. Вампир ушёл, оставив ему догорающий факел. Его свет раздражал воспалённые глаза молодого человека. Ему казалось, что святой огонь высвечивает все его пороки, обличает трусость. А потом он вспомнил холодную, потухшую лампаду в мёртвых ладонях и белое платье, залитое кровью… Тогда огонь тоже был святым. — Ты пришёл убить меня? Наконец-то… — Неужели ты ждёшь этого? Не поверю, что молодая девушка может жаждать смерти. — Я устала бороться с тобой, не хочу больше ни преследовать тебя, ни убегать. Это бессмысленно, если могущественные рыцари не смогли покончить со злом, то что могу я?! — Возможно, намного больше, чем все они. К тому же твоя смерть не доставит мне удовольствия. — Теперь не верю я. — Напрасно, Анна, напрасно. Ты преследуешь не меня и борешься не со мной, а убегаешь от судьбы. Идёшь не по той дороге. Позволь мне указать тебе верный путь. — Зачем я тебе? Почему не покончишь со мной? Ведь я последняя из рода! — На это есть несколько причин. Одна из них хорошо тебе известна, а больше тебе знать пока не нужно. В будущем, возможно, я смогу быть с тобой более откровенным. Всё зависит от твоего выбора. — Я откажусь. Ты же знаешь, что я откажусь… — Я получу своё, так или иначе. Заставлю, если потребуется. Но не жди от меня смерти. На такое милосердие я не способен.       Он приближается очень близко и очень быстро. Девушка пытается отстраниться, отвернуть голову, но мужчина ловит её лицо в ладони и целует. Нежно, но настойчиво, вынуждая ответить. Она поддаётся его рукам, его губам, ведь сопротивляться нет никакого смысла… и желания…       Анна вздрагивает и просыпается. В окно смотрит серое ноябрьское небо, воет ветер под крышей, а в комнате очень холодно. Девушка приподнимается на локтях и тут же откидывается на подушки. Это всего лишь сон.       Принцесса встала как всегда рано, с рассветом, а гробовщик как всегда ждёт у её двери. Только Анна даже не смотрит на своего ближайшего поверенного: его необдуманное, глупое, безрассудное решение отпавить её народ прямо в лапы к вампирам вызывало в ней бешенство. Он вёл их от её имени, и, хвала небесам, никто не погиб. Иначе рядом с телами ведьм и богохульников висело бы ещё одно — тело в чёрном цилиндре и старинном наряде…       Гробовщик плёлся за ней, словно побитый пёс. В замке они нашли мёртвого Франкенштейна — хоть что-то хорошее — а вот остатки его чудовища обнаружить пока не удалось. Мельница сгорела дотла, и люди уже два дня разбирают обугленные развалины. Анна торопилась. Недавно она получила ответ на письмо брата из Ватикана и сегодня ожидался приезд их гостя. Именно гостя, потому что помощи Анна не желала. Её последний защитник погиб в холодных водах, отводя лапу оборотня от неё.       Серое утро встретило её туманом и болезненным спокойствием. Девушка ехала на гнедом коне, стараясь избегать взглядом своих подданных. Они кланялись ей, ожидая её помощи и защиты от страшных демонов, обитающих во тьме. Сегодняшний сон вдруг ярко напомнил о себе. «Ладно, посмотрим на этого рыцаря. Или убийцу, как говорят о нём в народе», — подумала девушка, пришпорив своего скакуна. Нужно было торопиться: по её приказу всех незнакомцев, пересекающих черту города, подвергали тщательному досмотру. А помня о репутации Ван Хельсинга…       Они ждали перед воротами, не нарушая границ селения. Двое мужчин на одинаковых серых в яблоках конях. Один, вооружённый до зубов, в чёрном кожаном плаще, прятал лицо за широкими полями шляпы; второй, какой-то тщедушный и дёрганный, со светлыми, торчащими в разные стороны волосами, нервно озирался. Анна прищурилась: в письме речь шла только об одном человеке. Девушка жестом остановила ехавших за ней людей и подъехала к гостям сама. — Как к ней обращаться? — одними губами спросил Ван Хельсинг Карла, наблюдая за приближением последней Валериус. — Я слышал, что её называют принцессой. — Это неофициальный титул. Королём прозвали Бориса за то, что он собрал в своём окружении почти всех цыганских баронов. А её, следовательно, стали звать принцессой. Не знаю, попробуй госпожа или миледи. А, чёрт! — ответил послушник, пытаясь удержать слишком норовистую лошадь на месте. — Миледи? Ты серьёзно, Карл? — сквозь зубы произнёс Гэбриел. И замер.       Подъехавшая достаточно близко Анна откинула с головы капюшон тёмно-винного плаща. Упругие каштановые кудри рассыпались по плечами, и без того светлая кожа засветилась на их тёмном фоне. Туман стелился под ногами её коня, зелёные глаза лесной кошки горели, а красиво очерченные губы, покрасневшие от лёгкого мороза, приоткрылись. Это была не она, не та девушка, которую Ван Хельсинг видел в подвале Ордена. Та, нежная, лёгкая фея из сказки была ни капли не похожа на эту хладнокровную охотницу, хозяйку лесов. Незримая аура опасности окружала её. Но мужчина слишком хорошо знал людей: всего лишь маска маленькой, испуганной девочки, так уставшей сражаться.       Анна давно остановилась и теперь рассматривала гостей. Приветствовать их первой она явно не собиралась. — Госпожа, — начал Гэбриел, кланяясь в седле, — моё имя… — Мне хорошо известно. Гэбриел Ван Хельсинг. Карающая длань правосудия — для посвященных. И безжалостный убийца — для всего остального мира, — девушка говорила резко, смотрела свысока, чуть склонив голову. — И не стоит оттачивать на мне дворцовые манеры — я им не обучена. А ваше имя? — она повернула голову в сторону послушника. — Карл Юнг, — поспешил ответить тот. — О вас не было ни слова в письме, — холодно заметила Анна. Охотник ухмыльнулся, приподнял шляпу: — Вы не рады нам, принцесса? Девушка вспыхнула, неестественно выпрямилась. Вся её маска вдруг растворилась. — Я не просила помощи. Охотников у меня хватает. Моя семья почти пятьсот лет сдерживала зло, выдержим ещё тысячу если потребуется. — Вы остались одна, думаете, что вампиры станут церемониться? — Хотите оскорбить меня, рыцарь? Не получится.       Девушка развернула лошадь и бросила уже через плечо: — Вы можете остаться в моём доме как гости. Я не могу нарушить законы гостеприимства. Но вашей помощи мне не нужно.       Пока они ехали по улицам города, Ван Хельсинг прятал лицо не только под шляпой, но и за плотным платком. И всё равно ловил на себе удивлённые, испуганные, возмущённые взгляды. Здесь незнакомцев не любили. Их боялись и старались поскорее от них избавиться. Народ будто бы спрашивал у своей госпожи, где рыть для них могилы. А вот принцессу здесь боготворили. Это чувствовалось сразу по низким поклонам, улыбкам и восхищённым взорам, которыми одаривали люди Анну. Несколько раз к ней подъезжали мужчины, одетые в цвета её древнего рода, которых она выслушивала и отдавала поручения. Её слово было законом здесь. Ван Хельсинг невольно подумал: а всегда ли Борис был хозяином в своих владениях? И сколько было лет его дочери, когда всеобщее обожание и её незаурядный ум отняли у него власть и сделали Анну истинной правительницей этих мест?       Рядом с замком — небольшим, по сравнению с полуразрушенной громадиной, закрывающей полнеба, — их ожидал мужчина в чёрном фраке. Он подал девушке руку, помог ей слезть с лошади и тут же обернулся к воинам Божьим: — Сражаться с нежитью прибыли? Ну-ну… — он обошёл спешившихся охотников со спины и приложил к каждому свою трость, как будто желая снять мерки. — Сто шестьдесят семь на шестьдесят восемь… — Что вы делаете? — дёрнулся Карл, когда мужчина начал обмерять его. — Всего лишь выполняю свою работу, — пожал тот плечами. — И чем же вы занимаетесь? — Рою могилы, господин, — ухмыльнулся гробовщик. — Эй, господа, — Ван Хельсинг повернулся на звук грудного голоса Анны, — прошу в мой дом. Нечего гостям стоять на пороге.