***
Без продыху и желания жить, несколько раз – ежедневно. Болезненное изнурение, ломка во всем теле, невозможность нормально сидеть и спать из-за ночных приспичивших подъемов и кошмаров. Его не жалели и даже не пытались прислушаться к мольбам, расходясь от жалостливых всхлипов еще больше. Приходилось терпеть, но медленно крошиться внутренне, ощущая, как созданная столькими годами личность рассыпается, стираясь в меловой порошок. Вот так, наверное, чувствуют себя шлюхи. В таком состоянии, наверное, каждый день пребывала его мать. Осталось лишь принять поражение окончательно – совершить самоубийство. Встречая мутный рассвет птичьим напевом и дождевым шелестом, Чонгук все порывался удавиться приковавшими его кандалами. Брал в руки проржавевшую цепь, сжимая до слез и хруста, охлаждал ею шею, но срывался, отбрасывал в сторону с оглушительным звоном – не мог. Последняя крошка надежды все еще теплилась в груди, пушистыми кошачьими лапками гладила сердце, заставляя трепетать и уповать: за ним придут. Обязательно… Шли дни. Недели. Чонгук выкорябывал неглубокие линии на стенах, отсчитывая дни, перечеркивал семерки, словно тюремный заключенный. Уже три ровных ряда были закончены. Три долговечных недели. Лето уплывало незаметно, заволоченным грязным небом и редеющей листвой леса. Не отступала лишь духота – закупоривала в груди дыхание. Лязг отворившейся двери вывел сознание из помутнения, Чонгук встрепенулся, приподнявшись на локтях. Вероятно, очередной желающий, которого должно было обслужить, ничего нового – уже обыденно. Однако человек, объявившийся в проеме, обескуражил, не поддался ни одному закону логики и за секунду довел от эйфорической истерики до безнадежного опустошения. Неужели и он… Охранник завел статного мужчину в холодную камеру, захлопнул за ним дверь, отрезав от окружающего мира и оставив наедине. Перед Чонгуком ледяным спокойствием нарисовался Сокджин. Выждав пару секунд на пороге, позволив привыкнуть к грянувшей новости, он не спеша двинулся к железной кровати, на которой от страха и непонимания сжался Чонгук. Нервы не выдержали, пронзительный ор наполнил помещение. - Нет! – вжавшись в стену, Чонгук закрыл лицо руками. – Не подходи ко мне! Почему… Почему ты! Мы же… мы же были на одной стороне. Я не понимаю… Что происходит?! Не подходи! Ни на секунду не растерявшись, Сокджин примирительно поднял руки, так и замерев в полушаге. Он ожидал подобной реакции, однако нельзя было позволить ситуации выйти из-под контроля, усмирив бомбу на грани взрыва. Ему нужно было лишь несколько минут, чтобы объясниться. - Я тебя не трону, - уверенно проговорил он, обрывая плаксивые крики. – Не трону, Чонгук. Я пришел тебе помочь. Как только прослышал, где ты, сразу же напросился «опробовать» новое развлечение, но это лишь прикрытие, слышишь? Я к тебе даже не прикоснусь, поверь. Мне только нужно, чтобы ты меня выслушал – у нас мало времени. Расслышав сквозь истерику льющуюся ручьем убеждающую речь Сокджина, Чонгук затих, убрав от лица руки и рискнув взглянуть на недвижимого мужчину. Он еще помнил, как тот учил его обороняться и управляться с оружием, по-отцовски натаскивал, давая советы по выживанию. Добрые глаза судмедэксперта все еще были кофейно-уставшими, но доверительными, успокоили взбушевавшиеся эмоции. - Хорошо, теперь я могу подойти? – Сокджин медленно опустил руки, сделав пробный шаг в сторону кровати, достиг цели и осторожно присел рядом строго после нерешительного чонгукова кивка. – Я с миром, Чонгук, с миром. Господи… я так рад, что ты не успел наложить на себя руку, ведь они… они только этого и ждут, твоего окончательного краха. Никто не будет лишать тебя мучений специально, их политика – терзать до последнего. Прости, - осекшись, Сокджин нервно выдохнул. – Я снова делюсь ненужной информацией, как и в первый раз нашей встречи, да? - Все нормально, - Чонгук позволил себе легкую улыбку, неземную роскошь в последнее время. - Я здесь по еще одной причине, - собрав волю в кулак, Сокджин нашел в себе силы продолжить. – Скоро к тебе должно было подоспеть пополнение. Увидев, что ты держишься слишком стойко, они сыграли на чувствах Тэхена, заманили в ловушку ультиматумом: либо он, либо твоя смерть. Весьма радужно, не так ли? Слюна застряла в горле горьким комом, Чонгук не нашел ответа. Его прошило изнутри мурашками беспокойства за то последнее теплое, что давало надежду на светлое будущее – Тэхена. Он не мог быть так беспечен, не мог так легко повестись, попасть в западню, нет… Тэхен, если ты меня слышишь, остановись, пожалуйста. Чонгук резко зажмурился, из-под ресниц потекли слезы. - Он еще в порядке, тихо, - в порыве успокоить Сокджин необдуманно потянулся погладить вскосмаченные волосы, но тут же отдернул руку, вспомнив, что обещал не трогать. – Сейчас он, наверное, в пути. По плану: его должны встретить на остановке и привезти сюда, усыпить и закинуть к тебе в камеру, но я не позволю этому случиться. Чонгук, соберись, слушай внимательно все, что я сейчас скажу, иначе задуманное провалится. Есть только один шанс – больше я не смогу спасти ни одного из вас. Глубокий вдох привел в чувство, обрывистое дыхание постепенно налаживалось, найдя струну спокойствия. Нельзя упустить возможность, Чонгук ведь ждал именно этого, преданно молясь каждый вечер. Живя по принципу – либо сейчас, либо никогда, иного не дано. Робеющий согласный кивок – хорошо. - Как только я отсюда выйду, я больше не вернусь. Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь встретиться снова, боюсь, меня либо убьют, либо посадят, но я искренне желаю тебе и Тэхену счастья, вы обязаны воссоединиться, искоренив, наконец, все гнилые отростки вашего семейства. Это как… как чертова притча, понимаешь? Станцуйте на костях Джино за меня после, ладно? - Подожди. Нашего семейства? – прервав воодушевленную речь, Чонгук подумал, что ослышался, замялся с вылупленными глазами и не поверил. - Так ты еще не знаешь?.. – Сокджин закусил губу, поняв, что сболтнул лишнего, но не менее важного. – Вы с Тэхеном братья, Чонгук. У вас одна мать, но разные отцы. Потрясение вырвалось лихорадочным кашлем и сбившимся дыханием, однако в голове сошлись все потерянные детали пазла. Стало ясно, откуда неимоверная тяга друг к другу, мелкие схожести и воспоминания, которых никогда и не было. В них говорила родственная связь, ткала невидимые веревки, связывая воедино судьбы. В глазах встали слезы, но так и не переросли в отчаянное рыдание по упущенному, наоборот, сейчас Чонгук обрел кое-что новое, искреннее и впервые легко объяснимое. Любовь. Не мнимое влечение тел или сомнительные признания, а по-настоящему глубокое чувство, подтвержденное братской духовностью, пусть и зашедшей чуть дальше нужного – Чонгуку плевать. Плевать на запреты, нормы и мерки, они и так нахлебались дерьма сполна, зачем же ограничивать себя в единственном спасении? Хен… Единственный и неповторимый, наставник и спаситель – вот, кто им был на самом деле. Ошибки быть не могло. - Как ты узнал? – сморгнув влагу, не в силах сдерживать расплывшуюся на губах улыбку, поинтересовался Чонгук. - Подслушал в банде, так же я узнал и о твоем местоположении, а еще Чимин все-таки взломал базу данных на днях, думал, я не замечу, что ли… В общем, Тэхен, скорее всего, уже тоже в курсе. Вдруг в дверь рьяно заколошматили, сопровождая удары громким матом. - Твое время истекает, дружок! Скорей собирай свою кочерыжку обратно в штаны, иначе я выволоку тебя оттуда за шиворот! У нас тоже есть правила и ограничения по времени – аттракцион не вечен, блять. - Слушай сюда, - вздрогнув и заторопившись, Сокджин перешел на скоростной шепот, пристально вглядываясь Чонгуку в глаза. – Примерно через пятнадцать минут после того, как я уйду, завоет пожарная сирена. Это место подпалить нелегко, но на какое-то время их это отвлечет – ты успеешь выбраться отсюда и найти Тэхена. Беги, не оглядываясь, во что бы то ни стало: прямо по коридору до конца, затем направо – там выход. Не беспокойся насчет охраны, все беру на себя, так что путь будет чист, - второпях вытащив из-за пазухи ключ, Сокджин отпер кандалы, но не снял с ноги, чтобы не вызвать лишних подозрений. – Путь держи насквозь через лес, тут недалеко поселок, за ним дорога, главное, никуда не сворачивай. Выйдешь к автобусной остановке, там уже должен ждать Тэхен. Как только встретитесь с ним, садитесь на первый попавшийся автобус, ловите машину – мне все равно, – но уезжайте как можно дальше отсюда, вас в любом случае хватятся, будут искать. Постарайтесь не попасться, умоляю, - засуетившись, Сокджин выудил из кармана одноразовый телефон, завертелся на месте от нервов. – Вот. Там лишь один номер – Тэхена. Позвони ему, как только уйдешь отсюда на приличное расстояние. Он перевел дыхание, пугливо оглянувшись на дверь. В запасе оставалось около двух-трех минут, не более, до этого нужно было создать впечатление того, что визит состоялся по назначению. Неловко поджав губы, Сокджин посмотрел на Чонгука слегка виновато, но с ощутимой в глазах сталью. - А теперь стони так, будто кончаешь как последняя шлюха, иначе не поверят ни одному из нас. С этим проблем у Чонгука не возникло, уже натренированный он зашелся искусно сымитированным оргазмом.***
Оборванная телефонная связь нешуточно напугала Тэхена, но волнение тут же утихло, когда из-за деревьев, пересекая поле, показалась одинокая, стремительно приближающаяся, запыхавшаяся фигура Чонгука. Жив. Тэхен прикрыл рот ладонями, не веря своим глазам. Жив. Бежит к нему со всех ног – его младший братишка. Чонгуки, идиот, жив!.. ...Темно-синий туман окутал прозаичную комнату – двуспальный номер в задрипанном мотеле, первом, что попался на глаза. Густая поволока заполонила помещение и души, насыщенный индиго – тягучие раздумья, умиротворение, но скребущаяся в груди тоска. Чье-то невесомое касание кончиков пальцев, пытаясь зацепиться за руку, удержать в своей. Тэхен напряженно оборачивается, нехотя отводя глубоко задумчивый взгляд от окна, за которым неизведанная чернь морского дна со своими хищниками и подлой иерархией. За его спиной тихий Чонгук, крепко сжимает в кулаке тэхеновы пальцы и смотрит в пол слегка виновато, робеет. Он все еще не может поверить, что им удалось сбежать, пусть и выбраться из одного гадюшника в другой, здесь хотя бы не было решеток на окнах, мягкая зазывающая постель и теплый Тэхен, пахнущий по-особенному радушно – душистым шампунем и духмяным хлопком. Домашний уют, родной кров и семейный очаг. Чонгук улыбается уголками губ, тянет на себя за руку. И тогда Тэхен сдается, завлекая в хрупкие объятия, треплет по волосам, замирает трогательным поцелуем в лоб. Чонгук, с высоты старшего брата, все еще кажется ему маленьким и неопытным, хотя уже возмужавшим и самостоятельным. Он научился прятать внутри страх, не играть, а управлять оружием так же, как и людьми – искать в них лазейки. Знает, где поддаться, а после надавить, чтобы добиться желаемого эффекта. Учится на мелочах, взрослея не по годам, а по часам. Тэхен в праве гордиться Чонгуком. Что он и озвучивает тому на ушко благодарственным шепотом, после чуть прикусывая хрящик и посмеиваясь. Обрывочное низкое хихиканье, Чонгук заражается тоже, зажимает под ребрами и начинает щекотать, перескакивая на звонкие октавы. Они счастливым комочком валятся на кровать, перекатываются по чистой перине, то и дело сменяя позиции первенства. Тэхен хочет руководить по праву, а Чонгук – из принципа и силы. Ему малого стоит завалить брата на лопатки, обездвижив и орошив комнату победоносным кличем. Чонгук торжествует, Тэхен – дуется. Не хватает лишь насупившегося гнусавого «я старше» и бойкота на ближайшие несколько минут, и так бы обязательно случилось, только в детстве, которое они упустили, по-хамски разъединенные неблагополучными семьями. Во взрослой жизни, однако, правила игры немного другие. Хватает нескольких мгновений, чтобы осознать: эта ночь, возможно, их последняя. Не только совместная, но и наземная. Затишье перед бурей – молчаливое разглядывание друг друга в полумраке, оба чувствуют то запретное, разжигающее костры в сердце. Дыхание затихает, а после учащается, будто от нахлынувшей душной волны. Тэхен приходит в себя первым, отвечая на инстинкты стремительным порывом, приподнимается на локтях и срывает с Чонгука мягкий уют толстовки, добирается до горячей кожи, пытается притянуть к себе, нагло схватив за ягодицы, но его сразу же отталкивают обратно на подушки, стаскивают футболку и увековечивают главенствующее положение. В этот раз Чонгук не пойдет на уступки, пора и ученику показать свое превосходство. Накипело. Они целуются страстно, почти яростно и ненасытно, языками вырисовывая мокрые дорожки зигзагов на теле, кусая за плечи, ключицы, скользя вспотевшими ладонями по животу, бедрам, невзначай задевая чувствительные точки. Ожоги, оставленные опаляющим драконьим дыханием – метки, печати, стигмы. Даже сейчас, рыча и мурлыча, жаля и зализывая, разрушая и исследуя, они – соревнуются, как и раньше. За признание, авторитет, достоинство. Эта битва – братская, вечная и нерушимая, в которой никогда и никто не одержит победу, не перейдет границу, сорвавшись с цепи. У них – семейная анархия в пределах разумного, страсть и любовь граничат с безумием. Тэхен почти кричит, заживо сгорает и млеет, а Чонгук переплетает над его головой пальцы, зажимая в непробиваемые тиски, выбивается из ритма в хаос, но только больше заводится, высекая в воздухе хриплые стоны на интервал выше тэхеновых. Их узы безупречны, а трение на пределе, высекаются искры, сталкиваются запыленные опьяненной дымкой взгляды. Тэхен смотрит сквозь поволоку, но не изнемогающе-жалостливо, как на Хосока, а блаженно любовно, вплетая пятерню во влажные завившиеся пряди и гладя по щекам. Чонгук ловит ладони, целует пальчики, вызывая игривую усмешку... Их хватает надолго по меркам ночи, но на скоротечно недостаточно, сравнивая с вечностью. Пока что впереди лишь слепые надежды прозревшего в темноте, призраки будущего, а в руках – пустота. У них ни денег, ни жилья, ни свободы. На повестке дня: скрываться трусливым ягненком, ведь волки всюду – за углом, спиной, в ночных кошмарах, держат за плечо и кровожадно скалятся, отравляя затхлым дыханием. Чонгук вздрагивает во сне, еще не отделавшись от зверских воспоминаний, проведенных в камере на складе Джино. Тэхен чувствует его тревогу как свою, закутывает надежней в объятия и гладит по спине, убаюкивая детские ужасы. Для достоверности сонно тычется утешающим поцелуем в приоткрытые влажные губы. Густая синева за окном сменяется бледным рассветом... ...Утро наступает с опозданием в полдень, навалившаяся на обоих лень подкармливается нежностью ранних ласк и дефицитом близости. На скорую руку чистя зубы, опершись одной рукой на раковину, Тэхен думает, что пора им выдвигаться дальше, и как можно скорее. Хвост тянется еще с вечера с не обнадеживающей вероятностью в сто процентов, а они и так уже прилично застоялись на одном месте. Сплюнув зубную пасту, он стер со рта остатки тыльной стороной ладони, нужно было будить Чонгука и бежать на ресепшн сообщать о выезде. Но не тут-то было. Глухой грохот и смачный топот приковали к месту. Тэхен затаил дыхание, услышал, как трещит по швам их солнечное чаяние. Не последовало даже вскрика, лишь рухнуло наземь хлороформированное тело. Дверь выбили с ноги, не позволили оказать сопротивление, Тэхен открыл рот, но его заткнули кляпом, до острых слез заломили руки. В шее – шприцевой укол, тонкая струйка прохладного наркотика, долгий, долгий сон... Закатились глаза, обмякло тело, иссякли мысли. Закончилась их полудневная новая жизнь.