the god that failed

Слабо работающий кондиционер развевает волосы теплым ветром, от которого только больше капель скапливается на спине под футболкой. Чонгук щурится из-за лезущих в глаз волос и смахивает их посекундно, пытаясь принять удобное положение, но нервным ерзанием лишь вызывает раздражение у сидящего перед ним следователя. Мужчина с задумчивым видом перелистывает бумаги, ровняет толстые стопки и периодически поглядывает на неусидчивого подростка исподлобья. - Расслабься, - устало бросает он, когда Чонгук, кусая губу, в очередной раз слишком громко двигает стул. – Я всего лишь задам тебе пару несложных вопросов и отпущу. Формальности. Сбивчиво кивнув, Чонгук не прекращает вертеть головой, разглядывая отдел со всех сторон и углов. Его захлестывает дрожью и нервозом, ведь в полицейском участке он впервые, а кругом давит атмосфера угнетения и спешки. Законы, правосудие – все это забито далеко в шкафы и не достается, пока на подозреваемых испытывается новая хитрость и подавляется сознание психологическими приемами, чтобы выпытать правду. Ни одна мелочь не ускальзывает от следователей, ни наморщенный нос, ни облизывание губ, ни лишняя дрожь ресниц. Обычно подозреваемый скрывает оплошность за улыбкой или недоумением, громко кричит или остается непроницаемой скалой. Кругом одни уловки, капканы, ловкость рук и… никакого обмана. Даже праведное утверждение просачивается ухищрением, вымоченным во лжи. В полицейском участке ни в коем случае не вершат правосудие, лишь делают вид, создавая неписаной красоты иллюзию. Чонгук фокусирует взгляд на дальнем письменном столе, где, развалившись, сидит вяло посасывающий нижнюю губу и скучающе смотрящий на следователя Тэхен. Он нагло вздергивает брови в ответ на вопросы и упорно молчит, не желая прощаться с правом на хранение молчания. Он не сделал ничего плохого, чтобы с ним обращались как с ничтожеством, пусть хотя бы извинятся за истертые запястья, на которых блестят свежие капельки крови. - Твое имя? – ровный, властный голос заставляет Чонгука вздрогнуть и резко обернуться. - А? - Допрос начался, соберись. Как тебя зовут, спрашиваю, - наигранно сладко, с насмешливым снисхождением в глазах, переспрашивает следователь, вызывая у Чонгука приступ отвращения. - Чон Чонгук, родился 1 июня 1997 года, 19 лет, - в отместку четко отрапортовал Чонгук, ответив сразу на несколько вопросов вперед, желая как можно быстрее отделаться от надоедливого допроса. - Твоя мать – Чон Мисук, верно? - Да. - Когда ты в последний раз видел ее? - Вчера вечером, - слово последний дало слабину в уверенном тоне, застряв скребущей в горле слезой. – Она ушла около семи часов и на ночь не вернулась, утром я ушел в магазин за продуктами, а когда возвращался, мне позвонили из полиции. - Не заметил ли ты ничего странного в поведении своей матери накануне смерти? Смерти. Канун Рождества – это да, это Чонгук знает, но канун смерти… Звучит как-то слишком торжественно. Сглотнув, он попытался собраться с мыслями и восстановить в голове картинку вчерашнего вечера, но не мог унять противное чувство злорадства, засевшее в груди, словно бактерия. Он ждал этого дня, определенно ждал, и ему ни капельки не жаль. - Она собиралась впопыхах. Обычно я не слежу за ее действиями, поэтому не могу приметить ничего необычного. Я мыл посуду, когда она ушла, оделась немного вызывающе, правда, поэтому я и подумал, что этой ночью она собиралась подзаработать на трассе. - Употребляла ли госпожа Мисук алкоголь в тот вечер? - Она пьет каждый день, - вытянул улыбку Чонгук, показывая, каким глупым считал прозвучавший вопрос. – Да, употребляла, но не много. К уходу из дома она была всего лишь слегка поддатая. - Она зарабатывала раньше на трассах продажей своего тела? – вопрос, вынуждающий на правду, Чонгук сам проговорился раннее. Он на мгновение запнулся, прежде чем ответить: - Иногда. Когда совсем не хватало денег, - скверные подробности давались с трудом, но Чонгуку не было смысла утаивать. – Обычно она брала в долг у меня, хотя никогда не возвращала – тратила на дешевый алкоголь и забывала. Но в дни, когда даже у меня ничего не оставалось, а оплачивать счета и прочее все же надо было, она уходила продаваться. У нее неплохо получалось, судя по принесенным купюрам, - горькая усмешка и взгляд в пол – так говорить проще. – Правда она никогда не рассказывала мне о том, откуда берет деньги, скрывала. Вероятно, стыдилась, что опустилась настолько низко, хотя куда уже ниже – я не знаю. - Тогда откуда ты узнал о том, что госпожа Мисук занималась проституцией? - Проследил, - просто ответил Чонгук, подняв голову, в его глазах читался вызов. Игра в гляделки продолжалась несколько секунд: следователь сканировал совсем еще ребяческую сетчатку, пытаясь угадать весь масштаб чонгуковых способностей, а тот наоборот игрался, перепрыгивая насмешками с одного угрюмого морщинистого глаза на другой. - Допрос окончен, - не сводя пристального взгляда с Чонгука, твердо произнес мужчина, звонко захлопнув папку с документами. - Уже? – вздернул брови Чонгук. – А я только вошел во вкус. Что ж, тогда я, выходит, уже могу идти домой? - Можешь. - Вы заведете расследование? – как бы невзначай, уже поднимаясь с жесткого стула, обронил Чонгук. - Пока что все слишком напоминает несчастный случай… - Да какой, к черту, несчастный случай?! Может, ее изнасиловали, а тело выкинули в канаву, испугавшись?! Я же Вам только что сказал, что она не раз занималась проституцией! Какой, блять, несчастный случай?! Взорвавшись не на шутку, Чонгук уже не мог остановиться – его бесило. До колик в животе и ломоты под ребрами раздражала подобная халатность. И пусть он хладнокровно принял факт о смерти матери, оставить ее кончину так подло и низко, безжалостно отдав на сожжение в огромной печи, Чонгук не мог. Мерзко. - Выведите его, - спокойно изрек следователь, выравнивая перемешавшиеся листы с отчетами. Охрана тут же сорвалась с места, попытавшись повязать разбушевавшегося парня по рукам и ногам, но Чонгук отмахнулся, злобно осклабившись. Двое мужчин отпрыгнули на шаг, в знак примирения подняв руки вверх, позволяя Чонгуку уйти по собственной воле. Он глубоко дышал, подавляя рвущиеся наружу чувства, по всему телу ощущались удивленные взгляды присутствовавших в отделении, где-то по полу шелестела упавшая стопка бумаг, щелкали ручки, трезвонил срочным вызовом телефон. Но больше всего выделялся кошачий зоркий прищур, исходивший от дальнего стола. Чонгук резко распахнул веки – Тэхен. Он не мигал, сверкая расширившимися в предвкушении ударившего в голову безумства зрачками. Затянувшаяся пауза разорвалась чьей-то шустрой рукой, нажавшей на «play». На последующие события среагировать не предоставилось возможности, Чонгук полностью потерял понятие о быстроте реакции и осознании ситуации. Разум в панике отключился, перестав подавать сигналы нервным окончаниям – естественная реакция не наученных людей. - Если вы сейчас же не отпустите меня, пострадает невинный человек! – вскричав во все горло, Тэхен вскочил с места и в одно мгновение оказался рядом с Чонгуком, на горло которого уже давило хладным дыханием смерти лезвие перочинного ножа. Чонгук задохнулся и побоялся сглотнуть, случайно задеть кадыком наточенную сталь, обе руки безотчетно вцепились в тэхеново непоколебимое запястье – его рука даже не дрогнула от вдавленных до синих точек чонгуковых пальцев. Тэхен встряхнул его, показывая решимость своих действий. - Не смейте подходить, иначе я разрежу его горло одним движением! – в Тэхене не присутствовало даже намека на панику или страх, он дышал ровно, сердце не пробегало марафон, сбиваясь о кочки. Все, что он делал, было радикальным и осознанным. Обычные воришки так не могут, они – простофили и неудачники с дрожащими руками и голосом, но Тэхен… Тэхен внушал ледяной страх, однако Чонгуку почему-то хотелось довериться этим зловещим объятиям между ножным лезвием и теплыми сильными руками. - Расступитесь! – вновь прокричал он, делая пробный шаг в сторону выхода. Напуганные работники попрятались под свои столы, в который раз доказывая свою некомпетентность, один из детективов вызвал по рации подкрепление из других отделов, пока охрана незаметно пыталась обступить Тэхена по периметру. Прорваться к заветной двери будет не так просто. У него есть тридцать секунд до прибытия подкрепления, выдрессированного для работы с подобными психами. Тэхен тратит ровно три секунды из предоставленных на раздумье, еще две трясет Чонгука, вновь угрожая его кончиной, рассчитывая на суматоху. Беспроигрышно. Особо впечатлительные дамочки, обычно занятые бумажной рутиной или торчащие часами на проводе с истеричными женщинами, умоляющими снять их кота с фонарного столба, громко визжат и порываются бежать в самую гущу событий – к заледеневшему Чонгуку с влагой под веками, – но их, разумеется, перехватывают здравомыслящие офицеры, пытаются успокоить и пресечь взвизгивания. На это уходит еще семь драгоценных секунд, которые Тэхен пускать на воздух не собирается. Он чуть склоняет голову, оказываясь рядом с чонгуковым ухом и тихо, но четко шепчет: - Если хочешь восстановить справедливость и узнать, что произошло с твоей матерью, следуй моим указаниям. Если согласен, всхлипни один раз для публики, - заманчивый шелестящий шепот плотоядного зверя вливается в уши, Чонгук сам не понимает, почему, но доверяет Тэхену. Он – яркий представитель лжи и обмана, но среди всего праведного отродья выглядит наиболее честным. Детский громкий всхлип испуганного ребенка; лезвие вжимается в горячую кожу глубже; дамочки пищат еще душераздирающе. - Отлично. Тогда сейчас ты орешь что есть мочи и, как только я отпускаю тебя, бежишь наружу, не оглядываясь, - с протяжным шипением заканчивает Тэхен, для пущей реалистичности слегка оцарапав чонгукову шею в районе дергающегося кадыка. - Не подходите, я сказал! – кричит он ровно за секунду до того, как Чонгук чувствует взрыв боли и пронзает уши наблюдателей животным страхом, рвущимся наружу рубиновыми капельками. У них осталось тринадцать секунд на то, чтобы выбраться из участка. Тэхен отпускает в тот самый момент, когда хаотичный поток народа срывается с места к пострадавшему Чонгуку, чуть переигрывающему с серьезностью нанесенного увечья. Вылавировать получается как нельзя удачно, проскользнув мимо испуганной змейки офицеров и следователей прямо к широко распахнутой двери на выход. Чонгук выбегает прямо за Тэхеном, стараясь не оглядываться на одураченную, раздосадованную толпу сзади. В оставшиеся две секунды они пулей выскакивают на улицу, Тэхен порывисто оглядывается, улавливая удаленный топот множества ног в тяжелой обуви. У них нет времени. Нервно облизнув губы, он выуживает из кармана телефон, набирая на быстром наборе чей-то номер, одновременно грубо хватая растерянного Чонгука за запястье и утаскивая вглубь забитой парковки, на которой они оказались. - Алло, Намджун, мне срочно нужна тачка, - тараторит Тэхен в трубку, оглядываясь по сторонам. - Видишь черный седан 2012 года? С краю на десять часов, - отвечает глубокий, мельтешащий помехами голос в трубке. - Да, - Тэхен замирает взглядом на цели и, не договорив, тянет Чонгука к подготовленной машине, заставляя того спотыкаться о собственные ноги и дышать слишком часто с непривычки. – Спасибо, Намджун, я твой должник! - Не благодари. Ключи в бардачке. А, кстати, там еще мой сэндвич, я не посмотрел, что он с тунцом, можешь съесть или выкинуть. - Да ты просто ебаное чудо! Сбросив звонок, Тэхен с размаху открывает дверь машины и запрыгивает на водительское сиденье, сразу же начиная рыться в бардачке, а Чонгук еще затравленно оглядывается, замечая несущуюся к ним охрану, прежде чем последовать примеру воришки, который оказался куда более серьезным беззаконником, чем тот ожидал. - Не мешкай – первое правило, - бросает Тэхен, даже не утрудившись адресованным Чонгуку ободряющим взглядом, и заводит мотор, не тратя времени на безопасное вождение, выезжает с парковки на дорогу. – Будешь? – не обращая, кажется, ни капли внимания на последовавшую за ними полицейскую машину, интересуется он, протягивая Чонгуку надкусанный сэндвич с тунцом. Воришка абсолютно спокойно ведет машину одной рукой, лишь периодически поглядывая в зеркало заднего вида, где мигает красно-синим сирена. - За нами чертова погоня, а ты предлагаешь мне пожрать?! – шокировано возмущается Чонгук, окончательно растерявшись в происходящем. Ему страшно до усрачки – это даже напускной уверенностью скрывать бессмысленно – и уже хочется разбить себе башку за то, что не ушел из участка без скандала. - Всегда ешь вовремя – второе правило, - с набитым ртом флегматически сообщает Тэхен, выжимая газ до предела и прорываясь между двумя съезжающимися машинами. Чонгук впивается в кожаную обивку кресла, скользя потными от волнения пальцами, а Тэхен дожевывает последний кусок, с наслаждением облизывая с губ майонез и удовлетворенно наблюдая в зеркало заднего вида образовавшуюся аварию из трех машин. - Неудачники, - высокомерно усмехается он. – Знай, Чон Чонгук, моя реакция – самая молниеносная во всей Корее. - Откуда ты знаешь мое имя? – лепечет окончательно сбитый с толку Чонгук. - Подслушал. Будь наблюдательным – третье правило, - повернув голову к вжавшемуся в сиденье парню. – И не зевай. В нашем деле это недопустимо, иначе – умрешь, - последнее слово Тэхен ужасающе долго и шипяще вытягивает прямо Чонгуку в лицо, заставляя поморщиться от слишком резкого запаха рыбы. - В нашем деле? – не понимает тот. - Ну да. Ты подписался на все это дерьмо, когда всхлипнул по моему приказу, - весело гогочет Тэхен, умело маневрируя на повороте и заезжая в какие-то неприметные дворы. – Если попробуешь сбежать, тебя найдут и повяжут как моего сообщника. Так что, теперь не отвертишься, детка. Тэхен довольно облизывает зубы, паркуя машину, а Чонгук думает, что вся его жизнь – это заведомо полнейшее дерьмо.