Июнь, 2016 год.
«Это произошло первого июня – в девятнадцатый день моего рождения. Я только успел коснуться мыском ботинка грани, отделявшей меня от совершеннолетия, как тут же столкнулся с весьма ожидаемыми и даже, в какой-то степени, желаемыми, но непосильными проблемами. Этот день послужил роковым для моей беззаботной подростковой жизни, которой никогда и не было. Кажется, я перепрыгнул порог детства еще лет в шесть, когда пошел в школу и начал хоть как-то контактировать с окружавшей меня общественностью – то есть одноклассниками. Именно тогда во мне и зародилась наклонность к мизантропии – все они казались несмышлеными, мелкими карапузами, неспособными даже поссать в толчок, а не в штаны или мимо. Фу, они еще и воняли. Но сейчас не о моем восприятии общества и неприязни к детям и их несамостоятельности. Начало июня выдалось дождливым и пасмурным, я даже успел забыть о том, что на дворе лето. Только резвящиеся на улицах школьники напоминали мне о каникулах. Увы, мои каникулы в этот год закончились и одновременно продлились до самой смерти. Дал бы мне кто-то каникулы от жизни… Первого июня дождей еще не предвиделось. Это был обычный первый летний день, наполненный солнечными ожогами и неконтролируемым ребяческим весельем освободившихся школьников. Пьянки, гулянки и прочее дерьмо. Сейчас я понимаю, что та удушающая толстая грубая петля в виде духоты была предостережением. Хотя нет, даже так: предзнаменованием беды. Она стягивала концы веревки туже, уже предвкушая, как я буду все оставшееся лето барахтаться в агонии, пытаясь разобраться в происходящем в моей жизни дерьме. Уже конец июня, а у меня так и не вышло. За окном сверкает гроза, а шаткий столик вибрацией подпрыгивает от грома; в соседней комнате слышится тихий храп, но мне нельзя даже пытаться пробраться туда, иначе разбужу… Он слишком чутко спит: мой спаситель, наставник и единственный, на кого я могу положиться. Мой неповторимый хен. Меня будто приправили ванилином, боже, что я пишу… Вернемся к моему девятнадцатилетию. Этого дня я страстно ожидал уже давно, дня, когда я смогу выбраться из чахлого, почти картонного, домика около реки, стоящего в ряд с еще множеством таких лачуг. В закутке, из которого состояли кухня, прихожая и туалет, я прожил чертовых девятнадцать лет вместе с неизлечимой от алкоголизма матерью, уже ничего не смыслящей в этой жизни. Конечно, у нас была еще маленькая комнатка, где в углах обжилась плесень. Я прям обожал разговаривать с ней перед сном, лежа на разорванной жесткой циновке, укутанный тремя одеялами от москитов или холода. Страшно признаться, но я хотел, чтобы она исчезла из моей жизни раз и навсегда, отлипла от меня гнилостным куском, насквозь пропитанным алкоголем. Мне было противно ее существование; отца ни я, ни она не знали. Кто бы сомневался. Спасибо хоть, что не утопила после рождения… И все же, что же такого ужасного и постыдно желанного произошло первого июня две тысячи шестнадцатого года? Первого июня две тысячи шестнадцатого года, когда я, обливаясь потом, с перетянутой на шее петлей духоты и двумя тяжеленными пакетами возвращался домой из магазина, мне позвонили из полиции…» - Здравствуйте, Чон Чонгук, верно? Вы ее сын, пожалуйста, приедьте на опознание тела.prologue: оборванный дневник
10 июля 2016 г. в 10:45
Из дневника Чон Чонгука: