Только поместье будет помнить.

Радунхагейду стоял перед Эллен и смотрел ей в глаза с такой нежностью и трепетом, что не передать словами. Женщина подумала, что еще ни один мужчина так на нее не смотрел. Она ласково улыбнулась, когда он заговорил: -Я, Коннор Кэнуэй, беру тебя, Эллен Райт быть тебе опорой, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии. Клянусь любить тебя, пока смерть не разлучит нас. -Я, Эллен Райт, — начала портниха, но тут же осеклась; что-то было не так. Она внимательно осмотрела индейца, затем окружение — они стояли перед кафедрой в церкви, перед ними с Библией в руках с растерянным выражением лица стоял отец Тимоти, а позади на скамьях с улыбками на лицах сидели гости. Эллен поняла в чем дело, только когда непроизвольно сжала руку в кулак — рука была вся мокрая, и когда женщина взглянула на нее, то с ужасом обнаружила, что вся правая рука, рукав платья и частично юбка у нее в крови. Сердце заколотилось с бешеной скоростью. -Коннор, наш ребенок! Я потеряла ребенка! — Закричала Эллен, бросаясь к мужчине. Из глаз женщины хлынули слезы, а единственное, о чем она могла думать, это жуткое алое пятно, расползающееся по белому платью. -О чем ты говоришь, милая? — Растерянно спросил могавк, отстраняя от себя рыдающую швею. -Эта кровь, Коннор! Я потеряла ребенка! — Продолжала кричать она, уже начиная биться в истерике. -Эллен! — Голос Радунхагейду раскатом пронесся по церкви, заставляя Эллен затихнуть.- Эллен, милая! Проснись, Эллен! Портниха распахнула глаза, пытаясь отдышаться. Перед ее взором возникло встревоженное лицо ассасина. «Просто сон», — промелькнула мысль у нее в голове, однако руки машинально легли на округлившийся живот. -Ты так кричала, — обеспокоенно заметил Кенуэй.- Как ты себя чувствуешь? Может быть, сходить за доктором Уайтом? -Нет-нет, все в порядке, — растеряно отозвалась она, старательно отводя глаза.- Просто плохой сон, вот и все. Предсвадебная лихорадка. Со дня, как Радунхагейду сделал Эллен предложение прошел месяц. К свадьбе уже почти все было готово, и молодые люди назначили день бракосочетания на эту пятницу. Конечно же, приглашены были все жители поместья, однако портниха все время переживала по поводу появления на свадьбе кузнеца. Несмотря на обиду, которую он ей нанес, Эллен переступила через свою гордость и поступила, как полагается мудрой женщине — пригласила его на бракосочетание. С другой стороны она категорически отказалась от его услуг в изготовлении свадебных колец, и, в результате, за ними Коннору пришлось ехать в Бостон. -Не волнуйся, прошу тебя. Доктор Уайт сказал, что это может плохо отразиться на здоровье ребенка.- Могавк бережно взял ее руку в свою. Коннор хотя и не любил, когда посторонние люди касались его, даже случайно, с Эллен подобной неприязни он не испытывал — напротив, ему было крайне приятно когда она дотрагивалась до него или когда он сам прикасался к ней. Портниха сдержано улыбнулась и, попросив ассасина покинуть комнату, чтобы она могла одеться, вылезла из постели. По обоюдному соглашению, она и Мария последние три недели жили в особняке Девенпорт. Сочтя более разумным соблюдать при девочке приличие, Коннор отдал Эллен спальню Ахиллеса, а для Марии была обустроена комната на втором этаже дома. Переодевшись и приведя себя в порядок, портниха вышла из комнаты и, поднявшись на второй этаж, тихонько подошла к комнате дочери. Дверь была чуть приоткрыта и Эллен смогла без труда, не потревожив сон девочки, заглянуть внутрь. Мария спала, свернувшись калачиком на кровати. Ее темные волосы разметались по подушке, а свежее, как капля росы лицо источало умиротворение. Швея невольно улыбнулась. А ведь казалось, еще вчера она укладывала ее совсем крошку рядом с собой, когда та не могла заснуть и, оставляя на прикроватной тумбе зажженную свечку, чтобы малышка не боялась, пела ей колыбельную. Как же быстро пролетело время. А когда Эллен сообщила дочери, что выходит замуж, Мария не только не удивилась, но и заявила, что слишком долго Коннор тянул с предложением руки и сердца. Для Эллен было очень важно мнение дочери по поводу ее выбора супруга, но Мария заявила, что лучше чем Коннор Эллен за всю оставшуюся жизнь не найти человека, после чего добавила, что была бы рада, если бы Коннор стал ее отцом. Прикрыв дверь, Эллен спустилась вниз и направилась на кухню. В этот день она собиралась дошить свое свадебное платье. Женщина рассчитывала к вечеру закончить и в последний раз примерить его, чтобы убедиться, что оно действительно хорошо сидит. На кухне за столом сидел Коннор. Не смотря на наличие большой столовой, мужчина предпочитал завтракать на кухне. -Что хочешь на завтрак? — Ласково поинтересовалась Эллен, подойдя к мужчине сзади и обнимая его за шею. -Я не знаю, — рассеяно отозвался могавк.- Эллен, сядь, пожалуйста, рядом. Нам надо поговорить. Портниха тут же выполнила его просьбу, усаживаясь на деревянную лавку рядом с ним. -Дело в том, что я еще не все тебе рассказал. Я долго думал, подбирал нужные слова, но так и не смог подобрать наиболее подходящих, поэтому просто скажу, как есть. Но ты должна знать: все, что я тебе сейчас скажу должно остаться между нами. Ни в коем случае, и не при каких обстоятельствах не рассказывай об этом никому! — Радунхагейду взял ее руки в свои, а Эллен в ответ только кивнула, испуганная его настойчивостью.- Пообещай мне, Эллен, что сохранишь мою тайну. -Обещаю, Коннор. Чтобы не случилось, я никогда не выдам того, что ты мне сейчас скажешь.- Промолвила швея. -Хорошо. Вообщем, я состою в братстве ассасинов. Коннор пустился в разъяснения того, чем на самом деле занимался, про Ахиллеса и Хэйтема, про многовековую вражду ассасинов и тамплиеров, и с каждым его словом на лице его невесты все сильнее отражался страх. В конце концов они встали с кухонной скамьи и Кэнуэй показал возлюбленной потайную комнату с костюмами, оружием и перечеркнутым портретом отца, единственным, который он оставил. Все прочие он сжег. -Мой рассказ напугал тебя? Прости, что молчал до последнего. Если теперь после моих слов твое отношение ко мне изменится, я пойму.- Коннор говорил это, наблюдая, как женщина ходит от одного его костюма к другому и внимательно разглядывает их, иногда прикасается, ощупывая материал, из которого сделано то или иное одеяние. -Нет, милый, ну что ты! — Воскликнула женщина, повернувшись к нему и покачав головой, словно пытаясь себя заставить забыть то, что только что услышала. От метиса не укрылись блеснувшие в ее глазах слезы.- Мое отношение к тебе нисколько не изменилось и не изменится. Просто я боюсь за тебя, боюсь, что с тобой может случиться что-нибудь плохое. -Не переживай, — Коннор подошел к ней и ласково провел рукой по ее щеке.- Я пока не собираюсь умирать. У Эллен вырвался нервный смешок. Кэнуэй тоже улыбнулся. *** Свою швейную мастерскую Эллен переносить в особняк не стала. Ее вполне устраивала старая, к тому же ей просто необходимо было место, где она могла бы побыть наедине с собой, подумать обо всем. Войдя в свой, теперь уже бывший дом, Эллен почувствовала, как болезненно защемило сердце. Она не жила здесь только три недели, а казалось с того дня прошла уже вечность. Однако, она ясно, будто это произошло совсем недавно, помнила, как она впервые вошла в этот дом, когда только поселилась в поместье вместе с дочерью, как однажды на дом совершил набег Квинсент с бандой своих дружков, как впервые к ней на чай пришла, теперь ставшая ее лучшей подругой, Пруденс, как однажды она сидела в гостиной вместе с Коннором и зашивала его камзол… От накативших воспоминаний у женщины по щекам потекли слезы, которые она поспешно утерла ладонями. Не было времени раскисать. Нужно было приниматься за работу. Она шила подвенечное платье и думала обо всем, что утром ей рассказал могавк. В конце концов, она пришла к выводу, что не зависимо от его рода деятельности, ни за что на свете не бросит его. Почему-то ей казалось, что если бы она решила с ним расстаться и разбила бы ему сердце, Кэнуэй этого бы просто не перенес. У него и так в жизни было слишком много потерь. Платье швея закончила даже раньше, чем рассчитывала. Осталось только примерить. Как раз в тот момент, когда женщина складывала швейные принадлежности в железную коробочку, в дверь раздался приглушенный стук. Портниха подошла к двери и, открыв ее, увидела Пруденс. Фермерша добродушно улыбалась. -Здравствуй, дорогая! — Промолвила она, поцеловав Эллен в щеку.- Надеюсь, я не помешала? -Нет-нет! Я очень тебе рада. К тому же мне бы сейчас не помешала твоя помощь. Швея провела подругу в мастерскую, где оставила лежать свое платье. -Ты не могла бы мне помочь надеть его? -Неужели ты уже закончила платье? — Воскликнула Пруденс, беря наряд в руки и с восхищением, разглядывая его.- Какое красивое! У тебя золотые руки, Эллен. Портниха смущенно заулыбалась. *** Эллен переоделась из своего повседневного платья в подвенечное и теперь терпеливо ждала, пока Пруденс застегнет сзади все крючки и петельки. Она внимательно смотрела на себя в зеркало и не могла поверить, что выходит замуж во второй раз. Примерно полторы недели назад она вернулась из Нью-Йорка, куда ездила, чтобы окончательно разорвать брак с Квинсентом и где узнала, что ничего и делать ей не нужно — ее непутевый муж скончался. Как ей рассказали бывшие соседи, Квинсент, будучи сильно пьяным, подрался с компанией из трех мужчин, которые избили его насмерть прямо за углом таверны, где он выпивал. Наутро его нашли в том же закоулке дозорные. Так как у Квинсента не было никаких родственников, а свое новое место жительства Эллен ото всех скрыла, заниматься похоронами пьяницы, оказавшегося никому не нужным, знакомые не захотели и Квинсента похоронили в братской могиле. Не смотря, на то, что Квинсент доставил ей столько неприятностей и бед, Эллен, все равно жалела бывшего мужа. Кто-то бы сказал, что он это заслужил, что так ему и надо, однако, чтобы там не говорили все вокруг, этот человек не был ей совершенно чужим. И глядя каждый раз на Марию, она снова и снова вспоминала его. От Марии она не стала утаивать о смерти отца, и по приезду из Нью-Йорка все рассказала. На ее удивление, девочка расплакалась, не смотря на то, что когда-то сама говорила о том, как плох ее отец-пьяница. В тот день Эллен долго не могла успокоить дочь, которая все плакала и плакала. Когда Эллен рассказала о смерти Квинсента Радунхагейду, тот принес ей свои искренние соболезнования, а не обрадовался, как сделали бы многие другие мужчины на его месте. -Ну, вот и все, — с улыбкой промолвила Пруденс, отходя на шаг в сторону, чтобы Эллен могла, как следует рассмотреть себя.- Ты просто королева, Эллен. Коннор будет просто ослеплен тобой! Портниха улыбнулась и несколько раз повернулась в платье, рассматривая его со всех сторон повнимательнее. -Хорошо все-таки, что взяла именно атлас. Так красиво переливается, — удовлетворенно промолвила невеста.- Не сильно живот заметен? Срок уже не малый… -Нет, ну что ты, — Пруденс заулыбалась еще шире.- Ты прекрасно выглядишь. А костюм для Коннора уже готов? -Он сказал, что хочет надеть свой капитанский камзол и белые брюки. Этот костюм ему очень идет и еще он сказал, что не хочет, чтобы у меня перед свадьбой было слишком много забот.- Отозвалась та, все еще разглядывая в зеркале свое отражение.- Пруденс, мне не верится, что наконец-то в моей жизни появился мужчина, который действительно будет меня ценить и любить. Словно я попала в сказку, где меня из беды выручает принц и увозит в свое королевство. -Ну, ведь так и было, — рассмеялась Пруденс.- И на роль принца такой мужчина как Коннор вполне тянет. Даже, не принца я бы сказала, а на роль настоящего короля. Ведь королеве полагается король. Эллен тоже рассмеялась. *** Настал день свадьбы. Не смотря на то, что для Коннора этот день должен был стать счастливейшим в его жизни, он жутко волновался. Накануне Эллен настояла на том, что последний день перед свадьбой он не должен ее видеть, потому они с Марией на сутки вернулись в старый дом, где вовсю готовились к торжественному дню. Кэнуэй поднялся из постели засветло — он полночи проворочался и все равно никак не мог заснуть, а когда все-таки его сморила усталость, его сон был прерывистым — он то и дело просыпался и опять подолгу не мог уснуть. Было не больше половины пятого утра. Радунхагейду бродил по опустевшему дому в предрассветной тьме. Не смотря на то, что сегодня он женился, его мысли занимало совсем другое, а именно тот факт, что на его свадьбе не сможет присутствовать ни его мать, ни отец, ни даже Ахиллес. Последний, скорее всего не одобрил бы его решения жениться, хотя и препятствовать бы не стал. Но могавка больше интересовало мнение не наставника, а именно Хэйтема. Что бы сказал его отец, будь он жив? Пришел бы на женитьбу сына, если бы тот пригласил? -Отец, я женюсь, — проговорил он так, будто Хэйтем был здесь.- Какая она? Она… просто потрясающая. Она чем-то напоминает мне маму, такая же самоотверженная и так же заботится о тех, кто рядом с ней. Ноги сами собой понесли индейца в потайную комнату под лестницей. И вот он уже стоял перед перечеркнутым портретом отца, освещенным парой свечей в канделябре. В голове пронеслась мысль, что надо бы отнести портрет к реставратору, чтобы он закрасил этот крест, перечеркивавший лицо Кэнуэя-старшего. В подвале было не прибрано. У Коннора все руки не доходили после гибели Ахиллеса разобрать тут. Он взял в руки деревянный ящик и принялся в нем копаться. Казалось бы, другого дела у него не было в день собственной свадьбы, кроме как рыться в старом барахле, захламлявшем подвал, но ассасину вдруг показалось, что ничего более естественного он и не мог делать. Он уселся прямо на пол и принялся доставить из ящика одну безделушку за другой: сломанный скрытый клинок, кулон покойной супруги Ахиллеса, завернутый в тряпицу, пожелтевший от времени носовой платок, с засохшими на нем несколькими каплями крови (Коннор подумал, что платок, скорее всего так же принадлежал Абигель), несколько старых золотых монет, мешочек с перетертым табаком, несколько потрепанных книг по истории, приобретенных Ахиллесом когда-то давным-давно. На дне ящика оказалась потрепанная книжонка в коричневой обложке. Индеец подставил канделябр поближе к себе и открыл книжку. «Собственность Хэйтема Кэнуэя»- было написано безупречным тонким почерком на форзаце. Руки Коннора задрожали, а сердце ускорило ритм. «Это… его дневник? Но, откуда он здесь?! Что здесь делает дневник отца, и каким образом он вообще сюда попал?!»- Мысли одна за другой роились в голове мужчины, а ответы было взять неоткуда. Поднявшись на первый этаж, держа в одной руке раскрытый дневник, а в другой — канделябр, метис сел за стол на кухне и принялся с жадностью впитывать информацию из дневника. Когда в кухню заглянули первые лучи солнца, Радунхагейду перевернул последнюю страницу и, пробежав уставшими от долгого чтения глазами по заключительным строчкам, бережно закрыл дневник. Как же он заблуждался…. Почему?! Почему Хэйтем ничего не рассказал ему?! Почему столько умолчал?! От безысходности мужчине хотелось кричать и бить кулаками по столу, за которым сидел и, одновременно вскочить на лошадь броситься к могиле отца, чтобы попросить прощения и сказать о том, как сильно был не прав, о том, как он сожалеет. Но, только какой теперь в этом смысл? Хэйтем мертв и его повинности услышит разве что ветер, гуляющий в ветвях деревьев, которыми засажено кладбище. Ведь все бы могло обернуться совершенно иначе, знай он правду! Его вдруг охватила такая ненависть по отношению к почившему наставнику. Хотя, в глубине души он прекрасно понимал, что, сколько бы он не злился, и не ненавидел, ничего исправить он уже не сможет. В голове всплыло воспоминание об их с отцом последнем сражении. А ведь у Хэйтема тогда была возможность убить Коннора, но он этого не сделал! Он дал возможность сыну убить отца, таким образом, сохранив ему, Радунхагейду, жизнь. Всегда такой сдержанный и спокойный, никогда не выражающий слишком очевидно свои эмоции, он по-своему любил Коннора, хотя и никогда не показывал этого. Эллен и ее беременность, сегодняшняя свадьба, конфликт, возникший у него с Дэвидом — все это отошло на задний план. А в голове снова и снова крутилось одна мысль: «Отец мог бы сейчас жить».