Никто кроме нас

Серый промозглый дождь срывался с неба каплями по лужам и рикошетил на туфли, создавая маленькие зеркала на черной коже. Сехун задумчиво смотрел, как они разбегаются в стороны при каждом шаге, медленно идя вдоль домов. Этим вечером ему было грустно. Потому что хотелось немного тепла. Кто-то на съемках, кто-то на свидании с девушкой, ему тоже хотелось чего-нибудь хорошего. Одинокий и всеми забытый, макне брел, возвышаясь над прохожими, сквозь сумерки угасающего дня. Не глядя перед собой, он не заметил, как врезался в кого-то плечом. Не обратил внимания и пошел дальше, но вдруг остановился. Этот цитрусово-древесный запах… Узнал бы его из тысячи. Его всегда злило, когда Бэк втихаря пользовал этот черный флакон. Так мог пахнуть только его Лу и никто больше. Сех так хотел. Стоп. Лу?! Он резко обернулся и увидел изящный профиль так и оставшегося стоять на месте Лухана. Он лишь повернул голову вбок, молча застыв в ожидании. — Ты… Мягкая улыбка тронула красивые губы. — Все еще помнишь… Помнит ли он? Да как бы он мог забыть! Каждая нота этого, как скажет Бэк «Guilty, звучит как баблти», врезалась в его память намертво. Вместе с тем же баблти, за которым они вдвоем с Лу убегали из общаги. И который он уже так долго пьет в одиночестве… Миллион вопросов в голове перекрывают один другой, пока Сехун смотрит на него. Откуда он здесь? Зачем? Когда? Но ни один он не решается задать. Просто наблюдает, как Лу поворачивается, такой прекрасный в темно-сером пальто, оттеняющем его бледную кожу. В ореоле окружающего дождливого мира и рядом с Сехуном, одетым в черное, ласковые оленьи глаза отражали нуар-сказку о «случайной» встрече. Серый вечер, пахнущий кедром и лимоном. И дождем… Лу внимательно смотрит на него, потом прикрывает глаза в полуулыбке, поворачивается и куда-то идет. Сехун идет следом. Квартал остается за спиной, поворот в тихий двор, неброская вывеска маленького отеля. Полумрак вестибюля, равнодушные портье, не обращающие на них внимания, потому что у Лу в руке ключ от номера, сверкающий брелоком цвета меди. Щелчок замка, тусклый свет напольных ламп в темных торшерах, тихий стук металла о тумбу в прихожей. Лу замирает, его рука остается лежать на столешнице рядом с ключом. — Я больше не мог без тебя… И Сехун чувствует, как тепло, которого ему так хотелось, обволакивает его. Делает шаг вперед и кладет руку на тонкие пальцы. Вдыхает запах волос, чувствуя, как внутри просыпаются бабочки, разгоняя тоску невесомыми крыльями счастья. Как же он скучал… Да, он ушел. Да, оставил. Но Сехун знает, почему, и как было тяжело. Он помнит боль прощания в нежных глазах, без слов говорившую, что это безумно трудно — когда ты не можешь остаться, а он не может пойти с тобой. Две страны, близкие, как братья, каждая взяла себе одного из двух таких же близких и похожих. Это было невыносимо, но еще невыносимее стало понимание, что расстояние и время не помогают. Он разворачивает Лу к себе и видит, как полумраке блестят влагой его глаза. Наклоняется и целует, морщась от нахлынувших воспоминаний. — Спасибо, что ты здесь… К поцелую примешивается соленый привкус слез и судорожный вздох. — Сехунни… — Мм? — Скажи… — Люблю… — выдыхает он хену в губы, а тот вцепляется в него руками так сильно, будто боится, что он исчезнет. — Все еще так? — Каждую минуту. — Я не заслужил… — Ты заслужил даже больше. — Так больно, Сехунни. — Очень. — Прости меня… — Тсс... Сехун целует мокрые глаза, щеки, губы, Лу отвечает ему, дрожа от сдерживаемых слез, стягивает с Сехуна пальто, снимает свое и за руку тянет вглубь номера. На белоснежных простынях, словно на острове вдали от всего мира, этим серым вечером у них есть немного времени, чтобы вспомнить. Как сильны и умелы руки макне, успешно притворяющегося милым балбесом каждый день. Как могут гореть его глаза жгучей страстью, которую он показывает только Лу. Как добродушный мальчик превращается в ласкового зверя, возбуждающего мощью эмоций, когда он отдает свою любовь жадно вбирающему ее Лулу. Когда они вместе — никого больше нет. Глаза Лу всегда блестят влагой от переизбытка чувств, пока Сехун дарит ласку, это выше, чем радость, больше, чем удовольствие, это вселенная из двоих. Лу нравится, что Сех не пошлый совсем. Какой бы неправильной ни была бы их близость, макне любит торжественно и бережно, никогда не доходя до извращений. Перебирает губами каждый пальчик изящных рук, до умопомрачения углубляет медленные поцелуи и опускается руками ниже только когда Лу уже сам направляет его. Он умеет быть страстным, но послушным. Напористым, но очень аккуратным. Чувствует каждую эмоцию, мгновенно подстраиваясь, чтобы сделать, как лучше, заботясь в первую очередь не о собственном удовольствии. И Лулу тает, доверяясь полностью рукам, которые не обидят, чувствуя, как Сех дрожит от напряжения, но сдерживается, пока Лу не готов до конца, все его мышцы напряжены, но он сосредоточен, смакуя нежную кожу и опускаясь все ниже, издавая сдавленные стоны в унисон с Луханом. Тот прикрывает глаза, запускает пальцы в светлые волосы на затылке макне и падает в пропасть счастья, у которой нет дна, потому что имя ей — Сехунни… Остаются где-то там наверху все тревоги и боль, время разлуки предыдущей и будущей, страх снова просыпаться ночью от холода одиночества, их стирают из памяти нежные руки и чувство благодарности за любовь, преданную ему несмотря ни на что. Кадрами, как в замедленной съемке, чтобы снова запомнить каждую линию - широкая грудь макне, четко очерченные плечи, выступающие ключицы, Лу проводит пальцами по ним, слушая напряженное дыхание и встречаясь взглядом с внимательными глазами. Мягко толкает Сеха на спину, забирается сверху и ложится всем весом, позволяя прижать себя сильнее и почти мурлычет, когда по чувствительной коже спины бродят руки. Прячет лицо, уткнувшись в плечо Сехуна подбородком и шепчет тихо-тихо слова, которые так нужны, они искажают лицо макне гримасой муки, он сильнее прижимает Лулу к себе, отвечая жарким шепотом, отчего Лухан снова плачет, и слова признаний звучат, как колыбельная безысходности, баюкая обоих верой друг в друга. Тихие неторопливые движения в такт, никому не слышные, вперемешку с поцелуями и шелестом простыней, ласковое удовольствие глаза в глаза, чтобы видеть каждую эмоцию, долго-долго тонуть друг в друге, пока рассвет не прокрадется сквозь шторы. Он такой же дождливый, как и предыдущий вечер, с той лишь разницей, что теплые воспоминания ночи дали силу жить дальше. Чтобы, поцеловав на прощание любимые губы, можно было идти по лужам в наступающий день, ощущать на себе родной запах и верить лучшее. Сехун будет ждать снова. Потому что для него нет никого, кроме них.