Линия горизонта

Если б я был конем, я бы выплюнул узду, на твоем месте. SUNSET RUBDOWN Билли спит, когда приходит он. Флинт возвращается на остров, как и подобает легенде: он причаливает один, тайно, непостижимый, как призрак. Ранее в тот день до Билли дошли слухи о том, что Морж был замечен вне гавани. Он полагал, что будет вызван - явиться сюда для Флинта было бы слишком рискованно. Только это неправда, не так ли. Он уже передумывает - он лжет. Разумеется, Флинт придет к нему - разумеется, почти ничто, даже обещанная ему петля на шее, не удержало бы его от возвращения в то место, которое он называл своим домом. Вот только ждет его далеко не теплый прием: люди Роджерса и Британский флот настороже, в полной боевой готовности; немногочисленный караул, рассредоточенный Билли по главной дороге, ведущей вглубь острова, и еще меньше шпионов, которых он определил на берег. И он, Билли, спящий в одиночестве на полу дома миссис Барлоу. Ее жилище сделали базой их операций. Они нашли дом разграбленным - видимость грубоватой порядочности и приличия была разрушена мародерами и стихией еще до их прибытия. Когда поднимается ветер, сломанная щеколда на ставне бьется об окно размеренным стуком, который Билли привык не замечать. Однажды Бен Ганн пытался спугнуть нанесшего визит священника. Билли наблюдал, укрывшись под тенью крыльца - священник показался среди посевов на границе владения, в его опавших плечах проявлялись нерешительность и колебание, что заставляло сомневаться даже в иллюзии божественного провидения. Священник заговорил - не с Беном, а с Билли. - Вы знали покойную миссис Барлоу? - обратился он к нему. - В некотором смысле, - ответил он и обнаружил, что это правда. Так и есть - никакой лжи, разве только по умолчанию. Билли не спит ни в одной из кроватей в ее доме - это кажется неправильным. Он убеждает себя, что удобство - это излишняя роскошь. Что это странно - находиться в доме, а не на корабле. Первый раз за несколько лет он так долго живет вне корабля, в доме; он обнаружил, что если ему чего-то и не хватает, так это тесного ощущения одинокого корабля в море. Оказалось, что пребывание на суше странным образом выявляет все его накопленные болячки. То хрустнет застывшее плечо, то не проходит боль в бедре, будто его годы удвоились. А то и утроились. Суставы хрустят, мышцы тянет - каждый раз, когда он поднимается с груды одеял, из которых соорудил себе постель в гостиной дома этой женщины. Ему приятно ощущать жесткий пол под своей ноющей спиной. В море он спит лучше, но и здесь ему живется неплохо: бунт в Нассау в самом разгаре, а Билли и его зачинщик, и импровизированный военачальник. Совсем несложно верить, что вcе это у него под контролем, выдавать это за правду. А правда, думает он, такова: он знал, что Флинт придет к нему. Он знал, когда отослал людей из дома в таверну и бордель, когда поставил караул. Когда закрыл глаза. Он придет. Он не спал так крепко вот уже несколько недель. Последний раз Билли видел Флинта, когда они были на побережье. Их ожидало сокровище, Вейн был захвачен, и Флинт вручил Билли поводья. Последнее, что он сказал ему, были совсем не слова - скорее, обмен кивками, равный рукопожатию, заключению сделки. А затем они двое отправились сражаться на разные фронты одной войны. Флинт пошел к воде, а Билли направился вглубь острова. Он сел на коня и поскакал, лишь мельком оглянувшись назад. Солнце слепило глаза, и он щурился, но не разглядел ничего, кроме кучки людей, стоявших по колено в прибойных волнах, залитого светом Флинта. Он все скакал, и в нем бились одни и те же слова, в такт топоту копыт коня по земле, в такт размеренным ударам его сердца. Он знал их как особое обещание. Если он не может ему доверять, ему придется - Билли спит, когда приходит Флинт. Билли просыпается от грубого толчка в обнаженное плечо. Он открывает глаза и видит перед собой носок сапога. Он дергается, от прилива инстинкта и адреналина, и поднимает глаза вверх, быстро моргая. Над ним Флинт, как из тех историй, которые распространял Билли: капитан маячит в темноте, держа на весу зажженную лампу, его лицо опустошено и обесцвечено тенью, словно он покинул свою могилу, и загробное путешествие занесло его сюда. - Она была цивилизованной женщиной. Для этого, знаешь ли, есть кровати. Билли узнает этот бесстрастный насмешливый тон, но все равно тянется под подушку за пистолетом. Флинт усмехается ему сверху, едва заметно качая головой. Он протягивает руки вперед, отступая; лампа покачивается, ее свет подрагивает в темноте комнаты. - В этом нет нужды. Я пришел с пустыми руками, - он опускает лампу на стол. - Не значит, что с миром, - ворчит Билли, скорее про себя, чем на Флинта. Флинт, должно быть, его слышит: Билли замечает, как слегка дергается вверх уголок его рта. Он вздыхает и осторожно поднимается на ноги, оставляя пистолет на месте. Стал бы Флинт будить его только для того, чтобы застрелить? Да, думает Билли. Еще как стал бы. Он чувствует на себе взгляд Флинта, поэтому игнорирует его. Он хватает со спинки стула рубашку и натягивает на себя. - Разве тебе следует здесь находиться? - спрашивает он Флинта. Билли смотрит на него, когда задает вопрос, и встречает именно то, чего ожидал: холодный, пристальный, оценивающий взгляд, прекрасно ему знакомый. Он садится на стул перед столом, заваленным пустыми чашками и неисписанной бумагой, здесь же книга из коллекции Барлоу. И лампа Флинта. Флинт не составляет ему компанию. Он пожимает плечами. - Многие все еще считают меня погибшим. - Смотря кого спросить об этом. На самом деле, Флинт не ошибается. Несмотря на восхождение Долговязого Джона Сильвера и без малейших усилий со стороны Билли, у Флинта появилась своя собственная мифология. На побережье все верят, что Флинт - ходячий мертвец. Эти люди - суровые, но и наиболее восприимчивые к слухам. Такие, как они, живут ради молвы, пусть и только из-за неполноценной надежды на то, что, награбив достаточно добычи и пролив достаточно крови для того, чтобы запятнать свое имя, они тоже заслужат свою собственную историю. В самых обыденных вещах им мерещится колдовство, и они легко подвержены страхам, что позволяет без труда заговорить им зубы. Они верят в то, что Флинт мертв, или наполовину мертв - чудовище, которое сам Дьявол решил выгнать за врата ада своими горящими вилами, освобождая проклятых от господства капитана Флинта. - Они сами до такого додумались? - спросил Билли Джейкоба, когда тот пересказал эту небылицу. - На побережье полно бывших проповедников, - улыбнулся Джейкоб, - ищут нового бога. Билли мрачно ухмыльнулся в ответ. - Как и все мы. И вот он перед ним: капитан Флинт, живой, во вплоти. Живой, хоть и явно потрепанный. В тусклом свете видны темные круги под глазами; на тонкой, как бумага, коже выгравировано измождение. Такими же морщинами испещрены его лоб, кожа вокруг рта. На всю челюсть желтеет синяк, на виске заживает все еще алеющяя рана, и еще одна - на его переносице. Он встречает взгляд Флинта. Как в начале любой дуэли, с опасением усмехается про себя Билли. Отдаленные раскаты грома - там, над океаном. Билли чувствует изменения и в атмосферном давлении. В воздухе тяжело повисла влажность, душная и гнетущая, еще больше усиливая напряжение между ними. Как будто поток жестокости всегда таился прямо здесь, у самой поверхности, готовый прорваться в любую минуту. Кровь слишком близко к коже, кровь слишком близко к точке кипения. Война бушует в Нассау, война на море; война, что началась между ними двумя уже давно. Флинт зашагал вокруг стола. Билли видит - Флинт держит себя в руках. Скованность оседает в его собственных плечах, когда он следит за ним взглядом - вперед и снова назад. Половицы скрипят под тяжелой поступью Флинта, и он встает за стулом с противоположной стороны стола. - Я вынужден спросить тебя, Билли, - наконец выдает он, подозрительно разговорчивый, - и я даже не знаю, с чего начать, черт возьми. Какой, блять, гребаный черт тебя дернул? Билли с трудом сдерживает абсолютно неуместную улыбку. Он потирает лицо, мельком скрывая рот. Он улучает этот момент осознания и не пользуется им. Он убирает руку и задирает подбородок, откидываясь на спинку стула. - Боюсь, мне придется попросить тебя быть несколько точнее. - Сильвер? - распаляется Флинт. - Ты назначил Сильвера лицом нашего сопротивления? Ты взял человека, не имеющего ни малейшего опыта в капитанстве, и сделал его лидером? Нашим лидером? - А, - говорит Билли. Он медлит, делает невозмутимое лицо, - ты об этом. Он доволен собой, хотя бы из-за того, как Флинт теряет дар речи. Как будто он ожидал от Билли возражений, а то и извинений. От мысли о том, что Флинт заявился сюда, неизбежно рискуя быть убитым или, по крайней мере, пойманным, только чтобы спросить с него то, чего он якобы заслуживает, в Билли закипает гнев - мутное отражение ярости самого Флинта. - Это что - месть? В этом все дело? Потому что, черт, Билли, долго же ты водишь за нос. Билли прищуривается. - Месть? Нет. Он наклоняется вперед, кладет руку на стол. - Когда я выдвинул Сильвера, ни один из присутствовавших в этой комнате не возразил. Тебе это о чем-нибудь говорит? Он меняет легенду, и он это понимает. Он помнит, как Фезерстоун спросил его, почему не Флинт. И он помнит свой ответ. Хотя истина податлива, если нужно придать ей форму, позволяющую достигнуть нужных результатов. Билли это знает. В конце концов, он научился этому у него. - Это говорит мне о том, что ты не выполнил свою гребаную работу, Билли. Я оставил тебя здесь не для того, чтобы ты поимел меня. Билли сверкает глазами в ответ на это - безоговорочное предположение его верности. Что он верен ему, а не своим людям. Верность у них так долго была односторонней: Билли доверял Флинту делать то, что требовалось для людей и их будущего. Он хочет сказать ему, как верность деформируется, когда начинаешь ожидать чего-то в ответ. Как любые отношения меняются, как только осознаешь, что тебе должны гораздо больше, чем ты всегда получал. Что тебя недооценили, и ты пришел собрать дань. - Ты оставил меня, чтобы сделать то, что лучше всего для Нассау. - Я лучше всего для Нассау! - выкрикивает Флинт. - Ты и правда в это веришь, да? - тихо говорит Билли; он впивается ответным взглядом в лицо Флинта, застыв от возмущения. - А ты веришь в то, что Сильвер лучше? - смеется Флинт, громко и злобно, обнажая зубы. - Ты же понятия не имеешь - ни малейшего - что ты наделал. Разве ты не присутствовал в ту ночь, когда он размозжил Дюфрейну голову? Билли скрещивает руки на груди. - Ты желаешь, чтобы я составил детальный список твоих собственных преступлений? Можем начать с убийств и покушений, в том числе на меня и мистера Гейтса, и добраться до мелкого воровства. Голос Флинта все еще холоден, но уже мягче, когда он произносит: - А ты говоришь, месть тут не при чем. - Не при чем, - странно, думает Билли, что он и правда имеет это в виду, - воспоминания - не то же самое, что месть. Они лишь делают человека мудрее. Влияют на его решения. - Ах, так значит, он теперь мудрый. Флинт садится за стол. Тот же стол, за которым Билли написал легенду Долговязого Джона Сильвера, и этот факт не остается им незамеченным. Правда, это не умаляет ощущения, что Флинт заполняет собой всю комнату - не только своей яростью, но и самим собой как человеком. Мало таких комнат, в которых он не господствовал. Билли решает, что эта таковой не будет. Ему хочется верить, что теперь он тоже опасен. Дождь начал хлестать по крыше. Некоторое время это единственный звук, раздающийся среди выжидательной тишины, в которой сидят Билли и Флинт. Это не состязание, думает Билли, но первым не выдерживает Флинт. - Так объясни же мне причины коронации Сильвера, - резко произносит Флинт, его обвинительный тон пронизан тяжелым сарказмом. - Мне надоело смотреть на то, как все мы играем роли в твоей истории, - Билли протягивает ноги под столом, расслабляясь при ответе. Флинт сверлит его взглядом, и в его выражении появляется усмешка. - Ты только послушай себя. Одна Шахерезада смещает другую в надежде на лучшую сказку. Билли хмурится, от чего ухмылка Флинта только ширится. - Мы писали будущее Нассау, - говорит Билли, - а не прошлое. Рот Флинта кривится в злой оскал, все еще со следами насмешки. - Так ты хочешь сказать, что я уже не тот, что был раньше? Билли ничего не говорит - только поднимает брови и выдает, как он знает, самодовольную ухмылку. Флинт склоняется над столом, на его сосредоточенном лице бушует ярость. - Ты планировал все это с самого начала? Ты свергаешь меня, поддерживаешь Сильвера, и после этого тебя ждет какая бы то ни было награда? Билли не говорит ни слова, ему нечего сказать. - Сильвер знал об этом? - спрашивает Флинт с внезапным напором. - Нет, - Билли невольно ошеломлен - как вопросом, так и неприкрытым ощущением предательства у Флинта. Тем, что для него важно, был ли Сильвер вовлечен в его план. Без Флинта. Что Билли ответил ему раньше, чем осознал, что может повернуть все это в свою пользу. Флинт откидывается назад - может, он еще не спокоен, но хотя бы удовлетворен. - Хуже всего знаешь что? - медленно выговаривает Флинт. - Что не так давно я вел подобную беседу с самим Долговязым Джоном Сильвером. Билли с любопытством наблюдает за ним. Флинт говорит о Сильвере с завидной симпатией, что ставит Билли в тупик. Это напоминает ему о том, как Сильвер говорил о Флинте - будто он был удивлен и разочарован малейшими добрыми чувствами, что испытывал к нему. Это напоминает ему о том, как Сильвер, когда их всех схватили, желал сохранить Флинту жизнь, даже ценой их жизней. От него так и веяло этой заразой, гребаной болезнью. Флинт забрал еще одного. Какой толк был от сирен Гомера, горько подумал он, если сам капитан посылал зов, несущий его собственных людей прямо на скалы. - Он говорил тебе, что ты уже не тот, что был раньше? Флинт бросает на Билли быстрый предупреждающий взгляд, смягченный последующей ухмылкой. Билли выбирает слова осторожнее. - Ты думал, я тебе должен? - голос Билли тихий, убийственно серьезный. Ему нужно знать. Ему уже давно нужно знать. Флинт хмыкает. - Ты? Ничего подобного. Вот она, изголодавшаяся и пробудившаяся в нем - эта естественная ненависть, которую Билли выхаживал, за которую цеплялся с тех пор, как его подобрал Скарборо. С тех пор, как он вернулся в Нассау, где первой новостью, как он помнил, было - Гейтс мертв, и ему пришлось услышать это не от кого иного, как от Сильвера. Он был благодарен за то, что был слишком изможден, чтобы заплакать, чтобы сделать хоть что-то, а не просто сидеть и слушать. Каждая его частица была иссушена и измучена, болезненно истерзана и оставлена гнить. Его мутные глаза были воспалены, и Сильвер зря стоял над ним на страже. Эта ненависть была прямо в нем, чудовищная и ненасытная, но терпеливая. И вот она снова здесь, в одной комнате с ними, и будь она осязаема, ее можно было бы взять и сжать в кулаке, словно вырванное из груди врага бьющееся кровавое сердце. Ни один из мужчин не заговаривает, не желая прерывать ложь. Флинт обводит глазами комнату, будто проводя учет того, что он помнит об этом месте - возможно, о той женщине, что жила здесь. Его взгляд падает на книгу, оставленную Билли на столе. Билли пристрастился читать по вечерам книги из ее библиотеки, будь он один или в компании. Ему предоставили большую комнату, словно, создав легенду одного человека, он создал и свою, не менее внушительную. Фезерстоун как-то сказал ему по пьяни: - Ты опасный человек, который прожил слишком много гребаных жизней - бродячий кот, вот ты кто. Слишком много жизней - это уже что-то. Когда Билли впервые очутился на борту Моржа, он читал книги, которые Флинт хранил в своей каюте. Гейтс поддерживал его, как провинившийся отец, стыдящийся не семейного дела, а его наследия. Если Флинт и знал, что это Билли таскал его книги - по одной за раз, так бережно обращаясь с каждой из них, прочитав, но едва ли поняв так много томов - то ничего не говорил. Билли всегда казалось, что он так и не узнал об этом, что Билли существовал вне поля зрения капитана, но теперь он знает. Знает, что это было невозможно. Во владениях Флинта нет ничего, что существует и движется без его явного разрешения - безмолвного или нет. Он позволял Билли, и такое позволение не внушает благодарности - лишь усугубляет чувство обиды. С книгами в жилище миссис Барлоу Билли относится с той же аккуратностью. Он спускает их с полок, медленно и сознательно хрустит корешком и листает их. Такой спокойной жизнью он зажил в Нассау, несмотря на кровь, что он проливает своим собственным мятежом. Билли вырос образованным, умел читать и писать. Он никогда не обладал той неумолимой тягой к знаниям, которая, как он убежден, свойственна более умным людям, но он читал все, что было в доступе, до чего он мог дотянуться. Время от времени мелкие детали, прочитанные и изученные в той, прошлой жизни, всплывают в его памяти. Я ходил голым один день; вы будете голыми вечно. Ад пуст, все дьяволы сюда слетелись. Определение слова "горизонт" - граница, которая разделяет все видимое надвое. Происходит из древнегреческого, как он помнит, "ограничивающий взор". Билли всегда так казалось в море - будто сам корабль отделялся от остального мира, предоставленный своей собственной системе законов, или отсутствию таковых. Существует наивное предположение - что пиратству сопутствует анархия. Неверное - он-то знает - особенно под началом капитана Флинта. Обмен одних законов на другие, одного правителя на очередного. Может, Билли и не так умен, как считает - может, это значит, что Флинт прав, но он уверен в одном: он прав в том, что заслуживает большего. Разделение всего надвое; золотой середины не существует. Флинт тоже знает об этом - Билли это видит. В блеске глаз Флинта - здесь, в этой комнате, в ее доме. Этот сверкающий взгляд направлен на него: если он не может доверять ему, ему придется убить его. Билли думает, что это чувство взаимно. Ему верится, что он тоже опасен. - Я наконец понял различие между нами, - говорит Билли. Его тело отражает тело Флинта, оба одновременно ленивы и распалены. Флинт откидывается на спинку стула, скрещивая руки, и кривит рот в неубедительной, неискренней гримасе. - Только одно? Билли игнорирует его. - После всего, через что я прошел - после всего, что со мной сделали? Англия, люди, которые считают, что жаждать власти и обладать ей - одно и то же; я не допущу, чтобы такое произошло с другими. Остановить это - мой долг. А ты? Если я хочу положить конец страданиям, то ты желаешь быть их началом. Он думает о Дюфрейне на берегу - о том, как сказал ему то же самое, и встретил лишь взгляд, полный отвращения, которое Флинт гораздо лучше маскирует снисхождением. - Тот человек, что был повешен из-за тебя на площади - расскажи мне о его страданиях. Расскажи, что было их причиной. Расскажи, как это называется. - Война, - Билли не пропускает ни одного удара, - необходимые меры для достижения высшей цели. - А у меня нет высшей цели? - Помимо твоей собственной выгоды? Помимо того, что по большей части трудно назвать иначе, чем личная кровавая месть? Откуда мне знать. Флинт и Билли - не единственные, кто пострадал от длинных рук Англии (Билли не знает подробностей, только что этот дом фигурирует в его истории, как и его бывший житель - основные остатки того, что учинила с Флинтом Англия), но на этом фронте они достигли если не взаимного уважения, то взаимопонимания. Понимания того, что после всех испытаний для них это личное. - Такой податливой истины, как на твоем языке, я еще не слышал, - выпаливает Флинт. Билли вскидывает брови, поднимает голову. Он знает, что нет смысла перечислять ложь, которую Флинт превращал в истину все эти годы. - Что - боишься, что тебя превзошли? Флинт смеетcя - резко, презрительно и отрывисто. - Это вряд ли, - лицо Флинта все равно становится серьезным. Очередная ложь, думает Билли. - Ты так и не переспросил меня о миссис Барлоу, - помолчав, говорит Флинт. Он произносит ее имя с насмешкой, легкая неведомая улыбка прокрадывается в его рот, больше для нее, чем для Билли, Билли остается вне шутки. Он всегда вне, думается ему. - В конце концов, ты у нее дома. Билли пожимает плечами. - После всего, что произошло, она, похоже, не имела значения. Пауза затягивается, и тишина звучит более угрожающе, чем слова. - Спроси меня еще раз. В тоне слышится приказ, даже сейчас, завуалированный обычной беседой - Флинт понизил тон, его голос тихий и требовательный. Билли вертит в руках пустую чашку на столе перед ним, накрывая края всей ладонью. Он поднимает тяжелый взгляд на Флинта. - Нет. Не спрошу. Флинт выгибает бровь. Билли непонятно, удивлен ли он по-настоящему или наигранно; Билли крепче сжимает чашку. - Тебе совсем не интересно? Я, кажется, ясно помню твои отчаянно любопытные расспросы. - А я помню, как упал за борт, - произносит он жестче, чем ему хотелось бы, не зная, было ли мудрым даже упоминать об этом. Не из-за страха вызвать во Флинте ярость, а потому, что это выдает его. Он не преодолел это так спокойно, как хотел бы верить - как хотел бы, чтобы верил Флинт. Он еще раз стучит чашкой об стол, сильно, и качает головой, откидываясь на стул, усмиряя биение своего сердца. - Меня больше не интересуют твои рассказы. Она была твоей женой, любовницей, ты был любовником ей. Она была твоей пленницей, ведьмой, сбежавшей преступницей, да хоть королевой гребаной Испании - какая разница. Что бы это изменило. - Он замолкает и смотрит, как свет пляшет по морщинам на лице Флинта. Это все не для него. - Твоя история меня не интересует. - Значит, есть только мы - здесь, в этой комнате, в настоящем. - Да, - лжет Билли. Когда Билли тонул, хуже всего было одиночество. Упав с бушприта, он сильно ударился о воду. Он не отучился от привычки выживать, поэтому он держался. Он поплыл, и когда это не сработало, отдался на волю течения, пытаясь удержаться на поверхности. В носу и горле пекло от соленой морской воды, в легких ныло, мышцы свело, а ночь была темной, и одинаковые обжигающе холодные волны так и норовили сомкнуться над ним, как бескрайний погребальный саван. Даже пытки сносить было легче. Тут хотя бы у тебя есть компания. Можно посмотреть на кого-то и сказать, подумать: Вот что ты сделал со мной. Видишь? Вот что ты сделал. Те люди не были истинным предметом его гнева, но они были хоть кем-то. Он избавился от этого чувства к тому времени, как очнулся в лагере в Нассау - уже другим человеком, а не тем, который упал. Посмотри, черт возьми, что ты сделал со мной. - Я все пытаюсь понять, Билли, что нам с тобой делать дальше. Теперь они говорят не о прошлом, а о будущем. Флинт обращается к Билли, как будто они партнеры, хоть и все еще умудряется вести себя одновременно непринужденно и угрожающе. Это держит Билли настороже, позволяя ему видеть все как есть: они выжидают, обе пары рук так и чешутся потянуться за несуществующим оружием. - Нам с тобой? - повторяет Билли. Качает головой. - Не вижу причины, по которой мы должны сотрудничать в будущем. Билли не знает, как назвать эмоцию, мелькнувшую на лице Флинта. - Нет, пожалуй, не должны. Доверие никогда не было гибким, поддающимся деформации, между двумя сторонами за этим столом. Доверие, думает Билли, это просто. Оно или есть, или его нет. Или тебе удается удержаться за него, или оно отпускает тебя. Билли видит: на лице Флинта застывает решимость. Видимо, он сделал какой-то выбор. - Некоторое время назад, - говорит Флинт, - когда мы попали в штиль, и все мы были на грани голода, жажды и безумия, Сильвер по секрету рассказал мне то, что тебе, как мне теперь кажется, стоит знать. Он рассказал мне об устроенном им сговоре - украсть из-под нас золото Урки. Самое важное - не реагировать, думает про себя Билли. Нельзя сказать, что он удивлен, но он злится, и больше на Флинта, чем на Сильвера. - Это послужило основой для принятия твоего решения? Ах, нет, и не могло. Ты же не знал. Так скажи мне, Билли, действует ли еще твой мораторий на прошлое. Устраивает ли тебя выдуманное тобой будущее - твое имя, связанное с его именем? - Билли слышит скорее не вопрос, а осуждение. Билли сдерживает свой пыл, но чувствует, как он вскипает в глотке, стремясь заполнить рот - едкий и жаркий. - Я жду, уже давно, - произносит Билли, отчеканивая каждое слово, отбрасывая все условности. - Я жду того момента, когда мне, когда людям больше не будет в тебе никакой нужды. Флинт не реагирует - по крайней мере, явно. Он поднимает подбородок, делает непроницаемые для него лицо и осанку - сдержанно и непоколебимо. - Я жду, - снова говорит он. - Каждый раз, когда мне кажется, что всему конец, что капитан Флинт дошел до крайности, что его час расплаты настал - тебе удается выйти сухим из воды. Но придет тот день, когда у тебя закончатся все укромные места, все отступные пути, все возможные сделки, и я буду рядом. Я буду рядом, чтобы убедиться, что ты получишь по заслугам. Флинт замирает, прежде чем рассмеяться, безжизненно и грозно. Его глаза холодно и ярко горят в свете лампы. - Вот это будет зрелище, - говорит он. Билли улыбается в ответ, та же злость искажает его рот. - Кто-нибудь, где-нибудь - заставит тебя за все заплатить. И я хочу, чтобы ты запомнил этот момент. Я хочу, чтобы ты знал, что я буду рядом, - твердо повторяет он. - Я буду рядом, чтоб увидеть, как ты умрешь. Улыбка сползает с лица Флинта, обнажая лицо капитана-легенды - последнее, что так много людей видело перед своей кончиной. - Если ты так сильно меня ненавидишь, почему бы не сделать это самому. Зачем ждать. Вот она, думает Билли. Эта грань жестокости, к которой они подтаскивали друг друга все ближе и ближе с тех пор, как Билли вернулся. Сердце Билли колотится. Он может покончить с этим, здесь и сейчас. Билли хочет сказать Флинту, что он этого не заслужил, но он знает, что это неправда. Он знает, в чем правда: он - - Разумеется, если ты не боишься. Его словно толкают прямо в ловушку. Билли встает слишком быстро, опрокидывает стул, вскакивая на ноги. Флинт встает подчеркнуто медленно. Поднимаясь, он откидывает стул назад - тот скрипит по полу и падает, слишком шумно, заполняя домишко, заглушая грозу снаружи. Билли сжимает кулаки, держа руки по бокам. Флинт держится решительно и непоколебимо, как будто его тело готово выдержать любой удар, что Билли может ему нанести. В темноте комнаты трудно прочесть лицо Флинта, его скрывают тени, делая его еще более зловещим и непостижимым. Еще более мифическим. Флинт всегда действовал лучше в качестве мифического существа, а не человека. С мифом приходит безграничная власть, думает Билли - быть из другого мира значит быть неподвластным ни одному смертному. Поэтому Флинт, само собой, любил свой миф - любил верить, что может ходить по воде, что явился из глубин как гнев Посейдона в обличии человека. Билли это прекрасно знает. Ведь сам он все еще - лишь человек. Билли сглатывает. Он улавливает внезапную жажду на лице Флинта, когда тот смотрит на него, на движение его горла. - Зачем ждать? - повторяет Флинт. Билли бросается на него. Билли предоставили не просто возможность стать членом команды. Ему предоставили шанс отомстить. Гейтс сказал ему: лучше всего тебе забыть обо всем. Флинт возразил. Он сказал: ты будешь помнить, и дал Билли пистолет. - Выбор за тобой, - сказал он. Билли взвел курок. Прицелился. Билли нанес первый удар. Гроза наконец пришла с моря. Ветер рвется сквозь открытые окна, лампа дрожит. Сломанная оконная щеколда неуемно колотится, задавая темп, когда они хватаются друг за друга на полу. Кулак Билли приземляется на челюсть Флинта, и тот шипит, пятится от Билли, пиная его в голень, в свою очередь заставляя его рычать и чертыхаться. Локоть Флинта застает Билли врасплох, его зубы ударяются о верхнюю губу, изо рта течет кровь. Билли ударяет Флинта коленом в живот, в его голове блаженная пустота, за исключением одной-единственной цели - одержать верх над Флинтом. Неясно, кто кого повалил на пол после первого удара Билли - его кулак жестко, упоительно обрушился на скулу Флинта; реакция Флинта была незамедлительной - молниеносный удар кулаком наотмашь; потом Билли набросился на Флинта всем телом, а тот встретил его на полпути; ну а потом - на пол. Билли удается подмять Флинта под себя. Он не дает ему вырваться, его костяшки ободраны, все в крови, и пачкают горло Флинта, когда Билли обхватывает его рукой. Он ощущает, как напрягаются сухожилия под его хваткой, и сжимает сильней, слушая громкий хрип Флинта. Он не боится. Он не боится, но его хватка не усиливается. Он не может перевести дыхание, не может отвести взгляд от лица Флинта - в его глазах вызов, рот яростно кривится, когда он говорит: "Ты гребаный трус". Он полностью пользуется нерешительностью Билли и бьет его головой. Оба задыхаются от боли, и тесный захват Билли соскальзывает, когда Флинт меняется с ним местами. Он сбивает его дыхание, мощно ударяя кулаком по ребрам, коленом в живот, и Билли слишком сильно прикусывает нижнюю губу, клацая зубами. Он дышит со свистом, ощущая вкус собственной крови. Флинт неловко вдавливает колено в бедро Билли, удерживая его. Флинт даже не пытается ухватить Билли за руки (это безнадежная борьба, они оба это знают), но теперь дело уже не только в физической силе. Необъяснимый поток энергии между ними с тех пор, как Флинт вошел - уже давно, раз уж Билли хочет взяться за честность вместо пересмотра истории - вышел на первый план. Он между ними, он несет их. Билли наверняка смог бы его столкнуть - впрочем, не исключено, что он и здесь недооценил Флинта. В конце концов, Флинт не из тех, кто дерется по правилам. Билли хватает Флинта за плечи и пытается его повалить, Флинт вжимает Билли головой в пол, его пальцы на опасно близком расстоянии от глаза, а другой рукой давит Билли на ключицу. Билли тянется, в попытке снова сомкнуть руки вокруг горла Флинта, и когда Билли протягивает руку, царапаясь пальцами о шею Флинта, когда он пытается поднять голову, их рты сталкиваются в извращенном подобии поцелуя. Это всего лишь столкновение зубов и горячих, испачканных кровью ртов. По телу Билли пробегает дрожь от шока - два тела встречаются не в единстве, а в схватке, но в чем разница? Одно не противоречит другому. Билли отстраняется от Флинта, отдергивая от него руки, но Флинт его не отпускает. Он все еще сокрушительно прижимает челюсть Билли ладонью, и его лицо искажено злобным, возбужденным выражением. У Билли внутри что-то сжимается - что-то, чему он боится доверять. Впервые с тех пор, как Флинт заявился сюда, Билли по-настоящему ощущает себя в шатком положении. Он не знает ни что произойдет дальше, ни в чем здесь уловка. Кого здесь используют и почему. Флинт переводит взгляд на рот Билли и снова целует его - не менее грубо, чем в первый раз, как будто это всего лишь другой способ драться. Рука Флинта соскальзывает с челюсти Билли и крепко хватает его за загривок, другой рукой он упирается прямо в середину груди Билли, пригвождая его к полу. Билли тщетно сжимает руки в кулаки, вдавливая их в половицы. В его голове возникает - дай сдачи, что он и делает: он целует Флинта в ответ, пуская его в свой рот. Он не знает, вкус чьей крови ощущает, хотя какая разница, если это означает, что они на равных. Жесткая борода Флинта царапает покрытое щетиной лицо Билли, и он не сдерживает стон, когда Флинт сосет его язык. Билли не хочется думать обо всем этом - что он делает с Флинтом, что он позволяет Флинту. Что он хочет этого. Невольным движением, вырвавшимся из-под его контроля, он подбрасывает свои бедра навстречу Флинту. Флинт с трудом сдерживает звук, который должен был быть насмешливым, но сошел на что-то искреннее, без иронии, и его бедра толкаются Билли в ответ, такие же настойчивые, как его рот, его руки. Он требователен, каким Билли всегда его знал. Билли к нему не прикасается: он прижимает окровавленные руки к полу, словно отказываясь осознавать. Их рты истязают, стремясь не к извинению, а к расплате с помощью грубой силы и жестокости, естественным образом продолжая как их беседу ранее, так и драку, из-за которой они и оказались здесь, на полу. Их рты громкие, они невольно издают нетерпеливые звуки и скрежещут зубами, влажно и скользко впиваясь друг в друга снова и снова. Между ними неистово все, в том числе и реакция Билли на руки Флинта на своем теле. Он не может скрыть содрогания, когда Флинт сдергивает штаны с его бедер, обнажая полувставший член. Билли чувствует зубы Флинта на своей шее, его горячее дыхание на своей коже. Все это время Билли пытался лишь отыскать историю, истину, с которой он мог бы смириться. Это не то. Не может быть. Тело Билли напряжено и неподвижно, как будто этого невозможно хотеть, но его подводит низкий удивленный скулеж, который он издает, когда Флинт начинает бесстыдно тереться бедрами о его член. Его грудь сотрясается под Флинтом, когда он резко всасывает воздух, его пульс стучит в ушах. Секс - лишь один из видов насилия, думает он. Почему бы Флинту не использовать это против него. Билли не настолько глуп, чтобы думать, что все это хоть как-то связано с ним самим, что он больше, чем просто покоряемый объект вожделения, который нужно поставить на место. Может, оно и взаимно, это вожделение. Но его тело подводит его, снова и снова. Наверно, этого и добивался Флинт: око за око, одно предательство за другое - член Билли встал и истекает смазкой, все его мышцы просят разрядки, его кожа обжигает, его рот истерзан и ненасытен. Поначалу все неуклюже, рука Флинта мозолистая и сухая, но Билли все равно толкается в нее. Флинт отпускает его, плюет себе в руку, и Билли с трудом глотает воздух еще до того, как он снова к нему прикасается. Флинт молчит, но Билли видит это искушенное выражение на его лице, как только он хватает рукой член Билли - его пальцы крепко сжимают его, но движутся безо всякого ритма, слишком медленно, чтобы позволить Билли сбросить хоть какое-то напряжение - как будто он убедился в чем-то, о чем всегда подозревал, но не знал наверняка. "Будь ты проклят", - шипит Билли, крепко стиснув зубы. Его подбородок измазан кровью; его или Флинта - он не знает. Его тело натягивается, как струна, почти выходя из-под контроля, когда Флинт начинает работать рукой быстрее, жестче. Билли все равно вскидывает бедра ему навстречу, и Флинт большим пальцем массирует сочащуюся головку его члена. Билли закидывает голову назад, впечатываясь ей в пол, сильно, признавая поражение. Он отрывает руку от пола и хватается за рубашку на взмокшей спине Флинта. - Хорошо, - говорит Флинт, неожиданно и странно, особенно из-за голоса - низкого и довольного. Билли не совсем уверен, знает ли Флинт, что сказал это вслух. Он произносит это, когда Билли почти кончает, когда с его губ срывается невыносимо нежный и страстный звук. Он повторяет слово, Билли зажмуривает глаза и кончает, не в силах смотреть на него, на что-либо. Он чувствует, как выливается на руку Флинта, на свой обнаженный живот. Флинт вытирает руку о рубашку Билли, о его живот, на котором подрагивают мускулы. Флинт замирает над ним. Билли ощущает на бедре его стояк (его мыщцы все еще вздымаются и дрожат; он уже давно не кончал от чего-то кроме собственной руки), но Флинт не шевелится. Он возмущенно выдыхает, когда Билли проводит пальцами по его твердости, и отстраняется. Как будто он стыдится - не желания, а вытекающего из него удовольствия. Билли смотрит на него, их глаза потемнели, они оба тяжело дышат. Флинт подается назад - ну уж нет. В Билли устало вскипает знакомая негодующая ярость. Так нечестно. Он не имеет права вытворять с ним такое. Он не имеет права сделать это без последствий. Билли стягивает с себя запачканную рубашку. Он поднимается и целует Флинта, грубо, требовательно; он не знает, чего именно от него хочет, знает только, что хочет чего-то. Он отдается этому выматывающему замкнутому кругу искаженного прошлого и застывшего желания, накрывая рукой челюсть Флинта. Поцелуй отвратителен с самого начала, и Флинт извивается всем телом в крепкой хватке Билли. Он снимает с Флинта ремень, бросает на пол с тяжелым лязгом. Флинт широко открывает глаза, тяжело дышит, как попавшее в западню животное. Он стаскивает с него штаны, его член набухший, влажный, и Флинт издает звук, как от выстрела в живот, никакого сопротивления. Билли хочется назвать это звуком поражения, и он опрокидывает Флинта спиной на пол. Он трется бедрами о Флинта, хотя все еще слишком чувствителен, и от этого шипит сквозь зубы. Это того стоит, потому что Флинт часто дышит в рот Билли, цепляясь за него, притягивая его ближе к себе. Их бедра бьются друг о друга; они как будто пытаются друг друга уничтожить. И он даже не думает, так он позже оправдает себя. Он не думает. Он отрывает свой рот от Флинта, проводит им вдоль его тела, быстро вдыхает после удивленного стона Флинта - и, черт возьми, разве не этого он добивался? Найти способ сбить Флинта с толку, доказать ему, что он умнее, что Флинт не может предугадать каждый его шаг, что в нем всегда будет таиться что-то непостижимое, потому что Флинт не додумается искать. В некотором смысле, он так и не вырос из молодого парня, которого привели когда-то на борт Моржа: все, чего он хотел, это оставить свой след на Флинте. Разве это не есть наследие? Прошло немало времени с тех пор, как Билли кому-то отсасывал. Он провел всю свою взрослую жизнь на кораблях среди мужчин. Очевидно, этому сопутствует подпалубная возня, которая никогда не сводится к истинному удовлетворению, но охочий рот всегда лучше, чем собственная рука, и в таких случаях ожидается взаимность. Его рот неловкий, грубый, но Флинту, похоже, все равно - от отчаяния он так же небрежен и беззастенчив, как и Билли. Флинт проводит пальцами по затылку Билли, и сокровенность этого жеста пугает больше, чем все, что произошло между ними раньше. Он не обращает внимания на нервно колотящееся сердце. Он заглатывает его, пропуская глубоко в глотку, и убеждает себя, что таким образом бросает вызов Флинту. - Черт. Билли, - вырывается у Флинта, слова отрывисты, его тон улетучился. Будто из него вытянули эти слова, произнесенные без его позволения, вразрез с его податливым лежащим телом. Билли хочет услышать это снова, хочет услышать больше. Он продолжает сосать и вылизывать член Флинта, вбирая его вкус всем языком. Слюна капает с его подбородка; он решается поднять глаза на лицо Флинта и находит его расслабленным и мрачным. Флинт не отводит от него тяжелого взгляда, и в его горле застревает стон, когда он встречает взгляд Билли. Он касается подбородка Билли, стирает пальцами слюну и засыхающую кровь, размазывает под его челюстью. Часто моргая, Билли закрывает глаза и заглатывает его быстрее. Он заставляет Флинта кончить. Он думает, что впервые заставил его что-либо сделать. Последний раз они виделись на побережье, между ними было тяжелое сокровище, которое они тащили на берег. Билли сказал - иди; Флинт его послушал. Билли вытирает рот тыльной стороной ладони; когда он отнимает ее, она влажная. Они поправляют одежду, отвернувшись друг от друга. Если только такое возможно - Билли кажется, что он в качке, как мечущийся в неизведанных водах корабль. - Мы обсудим, с утра, события Нассау в мое отсутствие, - говорит Флинт. Билли смотрит на него через плечо и видит военную выправку Флинта, его непроницаемое, как маска, лицо. Билли кивает, пытается отразить его позу. - Капитан, - бросает он. Он замечает, как Флинта передергивает от титула - на его шее подрагивает вена. Флинт оставляет его, больше ничего не говоря, и хлопает за собой дверью спальни. Эта мудрость давно досталась ему нелегким путем - прежде, чем добраться до чего-то стоящего, придется пережить жестокость. Две отдельных части, между ними проведена граница, и они солгут себе и друг другу, и назовут это перемирием. У Билли болит челюсть, его распухший рот раздражен. Использован. Он не знает, к какому соглашению пришли они двое - вымышленному или настоящему. Разделение ложно, думает Билли. Горизонт - это ложь, обман, на который хотя бы однажды попадается каждый моряк. Принимает небо за море, ошибается в расстоянии до берега. Это проще простого - держать в себе две несовместимые идеи. Что можно и обладать властью, и быть ей растоптанным. Можно в равной мере ликовать и быть разочарованным. Можно ненавидеть, и можно - Дом Барлоу слишком тесен для них двоих. Билли вздрагивает, когда щеколда бьется об окно. Он знает. Еще есть одна грань. Он окидывает глазами закрытую дверь спальни, все еще опрокинутые стулья, стол. Если он не может ему доверять, ему придется убить его. Он гасит лампу.