Девочка на миллион

      …Мсье Жири ушел из жизни довольно рано, по крайней мере, так говорила её мать в те редкие моменты, когда у неё выдавалась свободная минутка побыть с дочерью, а малышке удавалось разговорить маму на «опасную» тему. Кроха Мег очень смутно помнила своего отца и поэтому хваталась за любую возможность узнать хоть что-нибудь о нем. Все, что осталось в её воспоминаниях — добрая улыбка и слегка лукавый взгляд раскосых глаз. А ещё смешная «козлиная» бородка, за которую девочка постоянно хотела подергать. Но получалось или нет, к превеликому сожалению, она не знала — с какой-то невероятно злой коварностью он постоянно исчезал из воспоминаний на этом моменте. А спрашивать у мамы как-то стыдно, ведь это такая мелочь, по крайней мере, для неё. Только вот Мег почему-то очень и очень хотелось узнать. Жаль, что это только невозможно. Слишком рано мсье Жири ушел и из жизни Мег. Наверное, поэтому боль утраты обошла её стороной. Лишь непонимание, куда делся тот мужчина. Это уже сейчас шестилетняя Мег начинает задумываться: «А что, если бы отец был жив?» Вдруг мама бы чаще улыбалась? Вдруг Мег бы не замечала на себе сочувствующих взглядов? Вдруг не слышала бы чужих шепотков о том, что ей так не хватает отцовской заботы?       Признаться, маленькая Маргарита даже и не могла понять, что это за вещь такая — отцовская забота. Чем она отличается от материнской и почему так нужна ей? И раз необходима, то почему малютка Жири не ощущает этого? Мать всегда отмалчивалась или давала какие-то туманные ответы, вроде «вырастешь — поймешь». Только вот Мег давно уже выросла! Ей целых шесть лет, она уже давно исследовала все закулисье, весь зал и все гримерки. Впереди, конечно, ещё осталось много неизведанного, но ведь она и так уже достигла таких высот… Только вот рассказывать это и уж тем более приводить в аргумент. Однажды Мег видела, насколько Антуанетта Жири настолько страшна в гневе, когда одна из балерин как-то серьёзно напортачила. И после этого момента поклялась никогда, никогда не злить её. Уж слишком опасны последствия.       Мег снова силиться вспомнить хоть что-то о своем отце. Она была слишком маленькая. Бесполезно, ничего нового! От досады слишком чувствительной хотелось плакать. Но… Вместо этого на ум пришли другие фрагменты из её детства. Мама, обеспокоенная и взбудораженная, наряжает Мег в лучшее платье, наспех пытается сделать ей какую-то прическу, но не получается и она решает оставить волосы девочки распущенными. Мама говорит что-то про то, что скоро к ним придет один важный гость и надо, чтобы Мег вела себя хорошо. Она хочет добавить ещё что-то, но слышит стук в дверь и идет открывать, оставляя девочку строить догадки, кто же это может быть.       Увидев гостя, Мег тихо ахнула. Почему-то на ум сразу пришла мысль, что он принц, даже король, явившийся прямиком с какого-то грандиозного бала, о чем свидетельствовала маска. Тогда и становилось понятно, почему мама так красиво её наряжала, и почему она так обеспокоена. Только вот почему он соизволил прийти к ним? Неужели… Мег покраснела и спрятала свое лицо в ладошках. Неужели ему нужна принцесса и он выбрал её, Мег? Мама что-то говорила, то ли их гостю, то ли ей, при этом доставая печенье из укромного уголка (Мег таки знала, так и знала, что искать печенье нужно было там!) и кидая на замершую дочь недовольные взгляды.       — Как я понимаю, вы юная Маргарита Жири, дочь Антуанетты? — вежливо поинтересовался у Мег гость, повернувшись к ней. Она резко побледнела и, как ей показалось, потеряла дар речи, едва найдя в себе силы кивнуть. Буквально несколько секунд они изучающе смотрели на друг друга, но Мег первая отвела взгляд, подбежав к маме и спрятав лицо в её юбке. Мужчина горько ухмыльнулся и пробормотал что-то неразборчивое, но похожее «не хочу её пугать» и под внимательный, но слегка разочарованный взгляд мадам Жири, засобирался. В итоге мама решила проводить его, оставив Мег одну.       Маленькая Жири почему-то чувствовала себя ужасно. Вроде бы она и вела себя хорошо, но почему-то все же рассердила «короля». И… Теперь её не возьмут на бал! Мег тоскливо посмотрела на тарелку с печеньем и, немножко подумав, все же взяла одну, заедая печаль. А потом ещё одну и ещё… Почему-то они очень быстро закончились, быстрее, чем она опомнилась. А опомнилась она, когда услышала привлекающий внимание кашель мадам Жири.       Но, как ни странно, суровой взбучки не последовало. Вместо этого она растрепала девочке волосы и задумчиво произнесла:        — Он сказал, что ты весьма мила и что из тебя бы вышла великая балерина, -мадам Жири рассмеялась, — он сумел увидеть в тебе, неуклюжее дитя, зачатки грациозности и изящности.       — А это был мой жених? — из слов мамы Мег мало что поняла, но главное — она не злилась. Поэтому девочка решила постепенно узнавать то, что ей интересно. Мадам Жири весьма невесело вздохнула и покачала головой. Малышка Мег тоже задумалась, а потом решила тоже немного расстроиться. Но продлилось это недолго, поскольку ей в голову пришла ещё более великолепная догадка:       — Значит… Он  мой новый папа? — Маргарита была не из тех детей, которые с ярой неприязнью относятся к попыткам своих одиноких родителей найти новую любовь. Мег полагает, что искренне желала своей матери счастья, пусть даже ей будет и нелегко смириться с такой «заменой». Но этот человек… В его глазах на какой-то момент промелькнуло то, что она увидела в глазах отца, когда мать приводила её поговорить с ним в последний раз — грустная решимость. И почему-то это сходство заставляло Мег поверить, что их гость хороший. И если Антуанетта Жири все же выйдет за него замуж, то он станет хорошим отцом для неё, маленькой Мег. Мать весьма смутилась, но все же сказала, что предположение девочки ошибочно и вообще ей стоит ложиться спать.       Она надеялась на то, заботы следующего дня выветрят из головы дочурки странные мысли. Так и было — по крайней мере, малышка Мег никак не показывала особого интереса, не заикалась об этой теме. А потом и вовсе, скорее всего, забыла, ведь она встала на путь балерины.       Но иной раз… Иной раз оставшись одной в её с мамой комнате, уже не совсем маленькая Жири украдкой смотрела на дверь, затаенно надеясь увидеть, как к ним зайдет предмет своих детских преувеличенных романтически-возвышенных грез.